Редкая обыкновенность

Едва они получили в оружейке все необходимое, как появилась изрядно навеселе Лида Крюкова, которая час назад прибыла с «семеркой» из Алма-Аты. Поскольку она жила в городе Ряжск, а это 314 километров от Москвы, то самый быстрый способ добраться до дома, это сесть на родную «восьмерку» и проспать пять с половиной часов в умеренном комфорте.

Лида и Виктор на правах старых знакомых обнялись, и бригада отправилась на погрузку.

Сборная бригада «восьмерки» представляла из себя уникальный коллектив в почтовом ведомстве. Двое представляли спецсвязь, причем не московскую, а алма-атинскую. Они перевозили секретную, совершенно секретную почту, серебряную проволоку и другие ценные металлы, а также, различное оружие в метизах. Непонятно почему им не доверяли перевозку денежных знаков; эта операция возлагалась на обычных почтовиков. Трое других, с русским размахом защищали честь крупнейшего предприятия связи – ПЖДП при Казанском вокзале города Москвы. Коллектив, вопреки чиновничьим задумкам, жил душа в душу, за редчайшими исключениями. По замыслу наших начальников, мы обязаны были докладывать о промахах и недостойных поступках работников спецсвязи, рано, как и они о наших, но на деле хитрейшая бюрократическая схема не срабатывала, разбиваясь о странноватый симбиоз, необычайно стойкий и не понятно, на чем основанный.

Обоих алма-атинцев звали Юриями, вернее один называл себя Юркой, а второй требовал величать его по имени отчеству. Ростом они не отличались друг от друга, оба за метр восемьдесят, но возраст и вес имели различный. Юрка двадцатипятилетний веселый шалопай с высоким, сократовским лбом, непутевый, но добрый сын ученых родителей – преподавателей Алма-Атинского университета, отличался стройной упитанностью, но явно был склонен к полноте. Его старший четырехзвездочный напарник Юрий Реут, обрюзгший шестидесятипятилетний мужчина со старческой редкой шевелюрой и отвислым брюшком отличался тяжестью веса и характера. Этот увесистый Реут упорно причислял себя к немцам, хотя как станет понятно ниже, имел для этого маловато оснований. Отчество его я запамятовал за давностью лет (проклятый склероз!), а, может потому, что он всегда требовал его употреблять в разговоре с ним, но точно знаю, оно было русскоязычным. Дойчеобразной являлась его фамилия и немецким он владел хорошо, даже разбирался в диалектах (возможно ашкеназ?) Его биография вступала в антагонистические противоречия с якобы чисто арийским происхождением. Уж я-то наслушался о его делах и бурной жизни в свое время, не менее пяти раз попадая с ним в алма-атинские рейсы. Не знаю, чем я ему приглянулся, но он долгими часами и, довольно занимательно пересказывал свою биографию и похождения. Возможно потому, что я с увлечением и не перебивая рассказчика готов слушать любые истории.

– Судя по твоему виду, рейс получился веселый –

– Виктор расплылся в улыбке, обращаясь к Лиде Крюковой.

Лида, курносая блондинка, рослая и очень сильная для женщины, с простоватым среднерусским лицом, пьяненько хихикнула:

– Ой, Витя и не говори. В Кирсанове, в пять утра, мы с Танькой (начальница Лиды) пляшем в вагоне ресторане и поем похабные частушки, а в наш вагон стучаться почтовики и требуют обмена. Спецсвязь сказала им, что бригада больна. Хорошо догадались выдать им пустую накладную со штемпелем.

– А как в вагон ресторан попали? Он же в такую рань не работает.

– Мы там с самой Кзыл-Орды зависли, сначала по очереди, а в Саратове обе пошли, даже почту не разбирали.

Старый мухомор проводник, которого так и хочется обозвать бледной поганкой, или трухлявым пнем, востря уши, с ужасом прислушивался к разговору. Через минуту проскрипел противным голосом и с ехидцей:

– Вас обязательно покарают, тебя и твою шкодливую начальницу. Это же позор на всю страну! Молодой человек – он назидательно поднял указательный палец, обращаясь к Виталию – не повторяйте ошибок и преступлений такого рода. Я сейчас уйду по делам, а вы пока грузитесь.

Лидушка легкомысленно отмахнулась от злого старика и послала его куда подальше. Реакция Виктора была совершенно другая. Он сжал губы, нахмурил брови и рявкнул:

–Никуда ты древняя крыса не пойдешь, а будешь помогать в погрузке. Если вздумаешь убежать и настучать, я отстраню тебя от работы и сниму с рейса. Марш в кладовую!

Юрий Реут попытался, правда довольно робко, заступиться за проводника, мотивируя тем, что негоже таких почтенных людей заставлять потеть на тяжелой работе. Начальник почтового вагона уперся в него долгим, пронзительным взглядом и более спокойным тоном произнес:

– Пусть отрабатывает прежние грехи…

Если еще не надоела почтовая тема, которая, кстати, скоро заканчивается, то пущусь в пояснения. К счастью, мне не запомнились имя, отчество и фамилия этого проводника, недобрая слава о котором гремела по всему московскому узлу связи и не только. Возраст его превышал возраст полумертвого генерального секретаря Брежнева. В рейсе с ним мне удалось (неудачное слово) побывать лишь однажды, но достаточно оказалось и этого. До 1939* года он служил в НКВД проводником-слугой спец вагона, который перевозил чекистских руководителей. Старик постоянно вспоминал Дзержинского, Менжинского, Ягоду, Ежова, Бермана, Благонравова и прочих, нудно смакуя подробности. Азартно и увлеченно рассказывал, как строил в 1937 году дом себе, размером 6х8 метров, на освободившемся участке некоего «врага народа», как дом этот сожгли в 1938 году, а он назло всем, стал возводить еще больший, уже размером 7х9 метров. В итоге, новому наркому Берии, что-то не понравилось, и холуй-проводник едва избежал ареста и был сослан в почтовое ведомство. Семьи он не завел и тихо помирал на своей малопрестижной, но хорошо оплачиваемой работе, регулярно наушничая, чтобы его не отправили на пенсию. В работе отличался леностью и скулежом.

Не могу пройти мимо Реута. Они с проводником одного поля ягода. Юный Реут состоял в личной охране Генриха Ягоды. При карликовом наркоме Николае Ежове чуть было не попал под каток репрессий и мог запросто оказаться в ГУЛАГе, но был к его неописуемому счастью переведен в Алма-Ату, а затем, уже в 1939 году попал за мелкую провинность в спецсвязь.

Оба деятеля (так и хочется назвать их сообщниками-сослуживцами) относились друг к другу с холодноватой предрасположенность. По логике они бы могли встречаться прежде, но никогда о подобном событии ни мне, ни другим моим знакомым слышать не приходилось, или эти чекистские подпольщики старательно соблюдали тайну.

Старички-плохички немало попортили крови коллегам, но все же надеюсь, что на них нет крови невинных жертв.

Отправка на маршрут в июне-июле, одно удовольствие, с точки зрения работы – почты почти нет, не то, что под Новый год, когда не знаешь, за что хвататься.

Лида увязалась за «Семеном», а вслед за ней и Юрка пошел вроде бы помочь, на самом деле смылся от Реута. Вся погрузка заняла 15 минут, но они еще как минимум час торчали в кладовой непринужденно болтая.

– Какие у тебя плечи – восхитилась подпитая дама, глядя на Виталия.

Тот посмотрел на ее солидные налитые бедра и подумал: «А у тебя задница!»

– Да, а у меня попа хороша! – проследив за его взглядом, Лида демонстративно похлопала себя по ягодицам.

Юрка с Виталием почти мгновенно нашли общий язык, а когда выяснилось, что оба уважают математику, о присутствии противоположного пола совсем забыли. Молодая женщина с некоторой долей недовольства отправилась в купе и улеглась на место начальника.

Суровый Виктор проводника так и не отпустил, заставив идти с собой в обменную кладовую.

…Состав плавно тронулся, оставляя перрон с провожающими. В своем купе кряхтел и охал безымянный проводник. Виталий приготовил Рязанскую корреспонденцию и отправился спать, улегшись ничком поверх одеяла и не раздеваясь.

– На койку бросился, как на меня – мечтательно-насмешливо прокомментировала обойденная вниманием дама…

За Саратовом, когда уже пересекли Волгу по длиннющему мосту, в районе Энгельса Реут вновь завел свою волынку о немцах. Что дескать именно тут располагалась столица республики немцев Поволжья и, возможно, его предки, или родственники на этом месте проживали. Виктор его оборвал довольно резко:

– Какой ты немец? Всех немцев выслали еще в июне сорок первого года, а ты продолжал свою службу и был допущен к секретам. Да мало того, если ты забыл, то напомню, благо много наслышан от стариков, как ты брал мешки с солью в Аральске почти даром, а продавал ее стаканами за бешенные деньги. Может не так?

Реут обиженно засопел и пробубнил:

– Всем тогда тяжело было, не хочется даже вспоминать. Вам, молодежи то время не понять.

– Я с сорокового года рождения, голод помню прекрасно и, что соли не было, тоже помню.

Поезд несся дальше с непривычной для Виталия скоростью и редкими остановками, в основном для замены бригады тепловоза, или самого тепловоза, что случалось гораздо реже. Машинисты не ездят, как правило, более ста пятидесяти-двухсот километров.

И вновь авторское отступление. Я вспомнил фамилию Виктора – Бабкин, мысленно крикнул ура, но тут, негодная память услужливо преподнесла мне ФИО проводника. Помысля, лежа на спине, я решил оставить его безымянным – ведь бывают безымянные герои, а уж субъекты, прожившие паскудную жизнь, вообще не достойны воспоминаний…

Проводник с заспанной, лисьей физиономией прошаркал в своих обшарпанных тапках в канцелярию и с робкой осторожностью, вставил несколько слов о войне.

Виктор Бабкин с озорной усмешкой повернулся к нему вполоборота и схохмил:

– Ты, по-старому, называешься ямщик. По логике, ты должен сидеть на краю вагона, на крыше и нахлестывать тепловоз кнутом.

Проводник укоризненно покачал головой, осуждая своего начальника, а Юрий Реут развел руками, кисловато улыбаясь – мол, что с него взять?

На алма-атинском маршруте работа достаточно спокойная и всегда хватает времени на любые непринужденные разговоры. Витя, продолжил тему войны несколько в ином ключе:

– Хватит о личном. Ну, вспомните, когда вскрыли гробницу Тимура?

– Давно небось? – ответил «Король Семен» своим вопросом.

– Пятьсот лет ее не трогали, боялись надписи, которая гласит: «Кто вскроет гробницу – тот развяжет самую страшную и кровопролитную войну в истории». Так вот, туда проникли советские археологи 19 июня 1941 года. Совпадение? Конечно, зато какое!..

Прости меня утомленный читатель. Мною обещана была алма-атинская любовь, а ей и не пахнет. Норовистое произведение пытается выскользнуть из-под моей власти и направиться своим, бог знает каким путем. Нет, я соберусь с силами и заставлю повесть скакать по указанной дороге. Будет любовь, обязательно будет, но прежде поведаю газетный анекдот и математическую задачу.

За Актюбинском, а расслабленном состоянии позднего утра, Виктор, прихлебывая чай, подозвал к себе Виталия с Юркой и рассказал им оригинальный анекдот:

– Представьте себе фотографию: Красная площадь, на фоне мавзолея и кремлевской стены, два мужика в рваной одежде, с огромными фингалами и перекошенными от злости лицами, точнее, что от лиц осталось, отчаянно дерутся. К этой фотографии требуется лучший комментарий; даже объявлен конкурс. И вот, один мужик его выиграл. Жюри решило повторить, он снова оказался победителем. Этот конкурс повторили десять раз, а триумфатор все тот же. Организаторы взмолились: «Ну, где ты слова такие находишь?» Мужик великодушно поделился секретом: «Я открываю любую газету, на любой странице и подходит любой заголовок». Давайте проверим.

«Семен» метнулся в кладовую, быстренько вытащил из перетянутой крест-накрест пачки газету «Труд» (что довольно просто) и нетерпеливо вернулся обратно. Юрка недоверчиво перехватил газету и развернув прочел: «Началась битва за урожай» Посмеялись. Стали листать дальше: «Экзамены позади», «Прием посла Индии», «Слет станкостроителей», «Летний оздоровительный отдых», «Железнодорожники отозвались на призыв партии» и т.д.

Каждый желающий может проверить правоту Вити и убедится, что чем нелепее заголовок, тем лучше он подходит к этому фото…

Скучающая молодежь развлекала себя математическими задачками. Юрка окончил мехмат МГУ (благо папа профессор-математик), но скоро понял, что ученого-математика из него не получится. Тем не менее любовь к предмету осталась, а тут встреча с природным деревенским математиком. Особо его поразило решение Виталием одной средне школьной задачи неожиданным образом. Суть сводилась к следующему: в комнате сидят люди на стульях и табуретках. У каждой табуретки по три ножки, а у стула четыре, у человека естественно, две. Всех ног – пятьдесят. Сколько имеется людей, табуреток и стульев? «Король» задумался минут на восемь-десять, и недоученный Юрка уже потирал руки, желая преподать урок в назидательной форме, но выложенные три варианта решения ему понравились. Первый предусматривал стандартный ответ: 9 человек, 4 табуретки и 5 стульев, второй же предполагал эфемерное присутствие стульев – (10х2) +(10х3) +(0х4), а третий эфемерное присутствие людей – (0х2) +(10х3) +(5х4).