Мечась от кассы к кассе, разыскивая администратора и всех, кто мог хоть чем-то
посодействовать, он не мог ума приложить, как в этом случае улетел его непробивной
племянник. Он даже решил, что Николай вообще не улетел, а потолкался на вокзале и
вернулся домой; такая мысль приходила ему оттого, что и сам он невольно подумывал о
доме. "Ну, а если он все-таки улетел?" – спрашивал себя Никита Артемьевич и снова со
злостью пробивался к кассам.
Сбросив пальтишко, Никита Артемьевич вошел в светлую комнату. Все последовали
за ним.
– Мамка ты, мамка, как же это случилось-то, – Сказал он с упреком.
– Естественно получилось – ей все-таки восьмой десяток шел, – спокойно вставил
Николай.
Никита Артемьевич покосился на него, но промолчал. Полина стала рассказывать все
сначала.
– Она ведь ко мне собиралась ехать, – прибавил Георгий к ее рассказу о последних
событиях. – Письмо мне написала. Я приезжал. Да и хорошо, что приезжал. Хоть последний
раз на живую поглядел.
– И чего ей не сиделось? Все надо было куда-то ехать, – сказал Никита.
Николай ядовито хмыкнул и вышел.
– Чего он тут все усмехается! – вспылил Никита Артемьевич.
– А-а-а, не обращай внимания, – сказал Георгий.
– Ты смотри-ка какой… а…
Брата стали усаживать за стол. Никита достал из сумки колбасу, вяленую рыбу,
попутно объяснив, что за рыбой обычно приходится мотать на своей "Волге" за триста
километров в соседнюю область. – Испробуйте "золотой" рыбки. – Тут же отсчитал из
бумажника деньги и положил на холодильник. За столом позволил себе выпить стопку.
– Колька-то еще вчера приехал? – спросил он у Полины, хотя сам племянник сидел
напротив.
– Вчера, – ответила Полина.
– Ты что же телеграмму не заверила? – сказал ей Никита Артемьевич.
– Ой, да у меня из головы-то сразу все вылетело.
– Вылетело… Сколько я народа возле этих касс передавил. Все орут. А одному мужику
так специально хотелось морду начистить. Я даже просил его, погоди, говорю, сейчас
освобожусь. Жаль, не дождался. В общем, добрался кое-как. А остальные?
Ему стали объяснять.
– А твой где? – повернулся Никита к Марии.
– Сейчас приедет, – ответила она. – За хлебом уехал.
– А-а, а то я уж подумал, что дома остался. У вас же личное хозяйство… То чушка
опоросится, то курица снесется. Я бы не уехал, так, наверное, таким же куркулем бы стал.
Мария несколько мгновений пристально смотрела на него.
– А ты, Никита, хоть и не стал куркулем, но все такой же дурак, – сказала она.
Никита уже сообразил, что занесло его слишком косо, и примирительно засмеялся. Он
вспомнил, что среди братьев и сестер он самый младший и лишнее ему по-старому
простится.
– Ну что, всыпала она тебе? – добродушно спросил Георгий.
– Это она запросто. Маша всегда мне вроде второй матери была. Одна пропустит, так
другая отчихвостит.
– Ну, Никита, уж ты-то был у мамы любимчиком, – сказала Полина. – Тебя она почти
никогда не ругала.
– Так она же всю ругань на вас извела, а для меня один ремень остался, – со смехом
ответил Никита. – Да это средство и действовало-то на меня эффективнее. Хорошее