Еще во время подготовки к похоронам все родные вместо слова "хоронить" стали
говорить "отнести на гору". Это вышло незаметно для всех, потому что так говорили в
Елкино, где кладбище было на склоне горы. Проходя по улице, все подсознательно ожидали,
что скоро начнется какой-то подъем. Но кладбище Мазурантово оказалось на ровном поле
между свинокомплексом и птицефабрикой. К нему вела длинная дугообразная дорога, с
обеих сторон которой сквозь серую снежную пленку желтела стерня и потерянные кое-где
клочки соломы. Кладбище белело аккуратным штакетником, и оттого, что было не на
возвышенности, показалось как бы даже в низине. Наверное, и бабушке здесь не нравилось.
На выходе со станции дорога была изрыта гусеницами тракторов и намерзла комками.
Все стали спотыкаться. Василий озабоченно завертел головой, принюхиваясь к чему-то.
– Лишь бы ветер от свинокомплекса не потянул, – сказал он.
Георгий, заражаясь его озабоченностью, вновь осмотрелся по сторонам.
– А народу-то все-таки поднабралось. Я боялся, хуже будет.
– Поднабралось, – с горькой усмешкой откликнулся на этот раз Николай. – Вот в
Елкино бы поднабралось. Уж там-то Артюшиху знают.
– А она вот не в Елкино захотела умереть, а здесь, – в пику ему сказал Никита.
– У нас там старика одного хоронили, – стал рассказывать Георгий, – родных никого.
Только старуха. Из морга забрать некому. От поссовета могилу выкопали, гроб с памятником
сделали. Не знаю почему, но старуха обратилась ко мне, чтобы я машину достал, да после
работы похоронил. Тут еще сосед подвернулся, тоже согласился. На другой день я машину на
работе попросил, подъезжаем к их дому. А там старуха эта, да покойник, которого только что
на какой-то попутке привезли. Мы еще минут двадцать подождали, думали, кто подойдет. Да
кто подойдет? Они в поселок только приехали, еще и обзнакомиться не успели. Старуха
поплакала, поплакала. "Ладно, – говорит, – везите". Сама осталась к поминкам готовиться.
Погрузили мы старика. Идем вот так же тихо. Соседу это надоело. Он говорит: "Давай борта
закроем, да и мотанем полным ходом. Кому какое дело, что мы везем". Но ведь неудобно как-
то. Не согласился я. Так и дошли. Никто не присоединился. Еле вдвоем-то опустили его в
могилу. Шофер помочь не может: с радикулитом. Его сразу отправили, чтобы машину не
задерживать. Могила мелкая, но уж зарыли, как могли, памятник поставили. Сели отдохнуть.
Что дальше делать? Надо старухе лопаты да веревки отнести, да и вообще хоть сказать, что
похоронили. Пошли… А она накрыла на два стола – поминальщиков ждет. Выпили мы по
стопке, помянули, да и ушли. Вот и все… А у нас все же похороны, как похороны.
Но и тут по длинной полевой дороге медленно идти надоело. Слезы высохли даже у
женщин, и они нетерпеливо поглядывали вперед – кончится ли когда-нибудь эта дуга? И
снова появлялось невольное сомнение: зачем надо было идти медленно? Чтобы Степанида
простилась с этим незнакомым ей полем? Со свинокомплексом, с которого, к счастью, так и
не потянуло ветерком?
* * *
Когда уже над могилой выравнивалась насыпь, и оставалось поставить памятник с
оградкой, женщин и старух проводили в автобус. С ними уехал и Василий, чтобы
распорядиться на поминках. Остальные мужчины, оставшись одни, приобрели больше
твердости. Никита Артемьевич отошел к соседней оградке и застыл от удивления.
– Как? И бабушка Луша здесь!? – воскликнул он.
– Так ты что же, не знал? – недовольно спросил Георгий.
– Да знал, слышал, но забыл. Вот так совпадение…
В холодный день, да еще померзнув на кладбище, ехать на открытой машине не
хотелось. На ней уехали помощники, которые должны были помянуть первыми. Два брата –
Никита и Георгий и двое Бояркиных – Алексей и Николай, сокращая дорогу, пошли
прямиком по полю. Все молчали, но уже с облегчением – самое трудное было, наконец,
позади.