Ксенос и фобос

– Только не уходи! Останься сегодня! Сегодня – останься!

Она прижалась к нему, закрыв глаза, обхватив руками и сцепив пальцы замком за его спиной.

– Не уходи! Мне так страшно…

– Чего ты боишься, дурочка моя?

– Почему ты обзываешься? Какая я дурочка? Мне просто страшно, что вот ты уйдешь – и не вернешься. Никогда больше не вернешься. Как сейчас бывает. Я так не смогу… Я не смогу одна!

– Но, послушай, я же должен работать! И еще… Ну, представь себе: вот мы поженились…

– Ой, скорее бы!

– Да, что там осталось? Три недели всего? …И вот, поженились мы с тобой. И живем вместе. Долго-долго живем.

– Ага, ага, – она уютно задышала ему во впадинку между ключицами, виднеющуюся в вороте расстегнутой рубашки.

– А потом я умру.

– Тьфу на тебя! – отскочила она от него, сжав кулачки. – Что ты такое говоришь! Как это можно такое говорить!

– Но, ведь, правда же, солнышко! Я же все равно умру. Я уже не молод… И все умрут. И ты тоже. Нет никакого бессмертия! Не бывает…

– За-мол-чи! Ты сам дурак! Как можно такое говорить! Как даже думать об этом можно? Как можно вообще жить, зная это, думая об этом каждый день…

– Но ведь живем, солнышко.

***

А в город вдруг пришла весна.

Потеплело сразу после вьюг и морозов, привычно выбеливших всё на двадцать третье февраля. «Февраль – кривые дороги» – повторяли корреспонденты в новостных лентах раз за разом. А вот потепление сразу после праздничных выходных было непривычным и необычным. Старожилы говорили, что такой ранней весны никогда еще не было. И со значением кивали друг другу головами. Мол, неспроста это, ой, неспроста. Слышали, что творится в городе?

Вдруг потекли ручьи, как-то разом покосились и почернели вчера еще высокие сугробы, с каждым днем становясь все ниже и ниже. Поверхность их вылизывалась ветром, становилась гладкой, блестящей на солнце, твердой.

И воздух тоже сразу стал другим. Он стал каким-то синим, густым, влажным, свежим. Ветер туго бил вдоль реки, в лицо любому, вышедшему на набережную, ярко освещенную вечером и ночью. Так же ярко всю ночь были освещены центральные улицы города. Перерасход электроэнергии был не таким уж и большим. Все-таки по темному времени всегда шел «пережог». Правда, день постепенно прибавлялся, а вот расход электроэнергии так и не снижался, а только рос. Но вопрос этот, говорят, был согласован на самом верху.

Говорили о многом. Слухи всегда распространяются быстро. Особенно слухи о плохом. Это какую-то информацию полезную никак бывает не получается довести до населения. Вот что-нибудь нужное, срочное, что-нибудь о выборах, например, о референдуме – никак. А слухи – в момент! И верят именно слухам, а не тому, что написано в газетах.

Правда, в этот раз слухи совпали с огромной статьей в молотовской «молодежке», где энергичным языком рублеными фразами писалось о разных странных случаях с пропажами людей. Приводились примеры, назывались фамилии, назывались места и время таких исчезновений. И вывод делался смешной на первый взгляд. И на второй взгляд – тоже совсем не серьезный. Но как еще объяснить? А логика в рассуждениях присутствовала. Опять же, все знали о Молебке и сумасшедших уфологах, всегда наводнявших город.

Этот номер передавали из рук в руки, как раньше, когда вдруг стало «можно», но все еще не верилось, передавали газетные листки на плохой желтоватой рыхлой бумаге с текстами о политике и истории страны.

– Дашка! Да ты у нас звезда теперь! Вообще теперь учиться-то перестанешь? – остановила ее перед входом в институт (он с недавних пор назывался университетом, но все по-прежнему звали его институтом) староста группы, высокая и крупная Ирина Токарева.

– Чего это? – угрюмо прохрипела сквозь намотанный шарф Дашка. Она просто ненавидела иногда такую погоду, когда не поймешь, что надо одевать. Вот и теперь, погуляв накануне в легкой куртке по солнечной мартовской набережной, сегодня она хрипела и сопливилась на самый настоящий грипп, да вот только без температуры. Правда, говорят, без температуры грипп гораздо страшнее, но кто же даст ей справку-освобождение, раз нет ее, температуры этой?

– Да вот же! Это же ты написала? – Ирина сунула ей в руки развернутую газету. – Вот, внизу и подпись твоя: «наш корр.Дарья Аникина». Весь город гудит, слушай! Ну, ты и завернула тему… Ну, ты сильна, мать… Подпишешь?

Но Дашка уже не слушала, она молча смотрела в газету, где действительно был ее материал… Ее материал? Это она написала? Ого, какой большой подвал получился. Даже не подвал, а почти пол полосы. Она по диагонали, наискосок, пробежалась по тексту – там были какие-то цифры, ссылки, фамилии, какие-то диалоги, которых она никогда не писала и не видела.

– Ир, я приболела что-то… Прикрой, а? – жалобно прогундосила она, не отрывая глаз от заветной подписи внизу «наш корр.». – За мной не заржавеет. Вон, гонорар дадут – проставлюсь.

– Иди уж, звезда нашей журналистики, – рассмеялась староста, похлопав уже отвернувшуюся Дашку пониже спины и как бы придав ей ускорение. Та быстрым шагом, по лужам, через ручьи рванула к трамвайной остановке.

Через двадцать минут она уже влетала в знакомые двери и прыжками поднималась на второй этаж.

– О, Дашка! Аникина! Смотри ребята, «наш корр» идет! – послышалось от курилки, но она только отмахнулась, простучала мокрыми каблуками по коридору и толкнулась в дверь заместителя редактора.

– Петр Николаевич! – зашумела, заблажила Дашка с порога. – Это как же понимать? Кто вам дал право? Это просто некрасиво, в конце концов! Нельзя же так меня подставлять! Я же человек – чего надо мной издеваются! Я требую опровержения!

Петр Николаевич Корнилов, бессменный многолетний заместитель редактора молодежной газеты поднял голову от макета свежего номера, на котором вымерял линейкой размер какой-то фотографии и задумчиво посмотрел на молодую внештатницу.

– Даш, а ты, знаешь, молодец. Такой материал выдать, да так вовремя…, – спокойно и тихо проговорил он, одновременно чуть-чуть сдвигая какую-то фотографию в сторону. Перевел взгляд на макет, прищурясь, сдвинул фото еще немного, приложил линейку, кивнул сам себе, снова поднял глаза на Дашку.

Та стояла, хватая воздух ртом от возмущения:

– Я? Это я – молодец? Мой материал? Да вы же сами его сняли месяц назад!

– Сам снял, сам и поставил. На то я тут и сижу, вот в этом кабинете, – он обвел пальцем вокруг себя, показывая, что вот он, кабинет.

– Да вы хоть понимаете?

– Даша, милая моя девочка, я понимаю гораздо больше тебя. Я так скажу: вот ты принесла мне этот материал еще в январе, а я его не пустил. Почему? А?

– Ну, и почему? – повторила та.

– Потому что – не время было тогда. Ясно?

– А сейчас, выходит, время?

– А сейчас – самое время. Сейчас этот материал очень своевременен и даже нужен. Он проверен. Он вычитан. Он разъясняет…

– Да кем он проверен, Петр Николаевич? – прервала его Дашка. – Там же ошибка на ошибке! Там же…

– Эх, молодежь… Кем проверен… Кем надо проверен. И кем надо одобрен. И кем надо дописан, и кем надо поправлен. Тебе бы радоваться, молодой, – вон какой подвалище. Звездой не звездой, а звездочкой нашей стала за один день…

– Я уже ничего не понимаю, – упала на стул Дашка. – Я сейчас, наверное, плакать буду… Я же…

– Даша, – мягко, как с больным человеком, говорил Корнилов, – успокойся ты – все в порядке. Твой материал одобрили на самом верху. И поправки внесли там же. Радуйся, дурочка. Да, и не забудь зайти к бухгалтеру. Гонорар-то – ого-го!

– А вот мне сказали, что все это – мои выдумки, – приподняла Дашка плечи.

– Девочка, ты мне этого не говорила, хорошо? А я не слышал. Мне не интересно, кто и что и особенно – где тебе говорил. Главное на сегодня – твой материал стал той самой бомбой, которая опять подняла наш тираж и наш авторитет. Город сегодня читает нашу газету. Город читает и обсуждает. И завтра они все тоже пойдут и купят нашу газету. И это – правильно. Всё, Даша, всё. Иди и получай свои деньги.

Он снова склонил над макетом свою седую многоопытную голову.

А она пошла в бухгалтерию. Ну, а что? Посидела еще минут пятнадцать в кабинете заместителя редактора. Отдышалась, успокоилась и даже успела просмотреть, наконец, что же за материал-то вышел в газете под ее именем. Это было не совсем то, что написала она. То есть, совсем не то. Слов и фактов было больше. Гораздо больше. А вот те факты, про которые ей сказали, что выдумки все это, так тех и вовсе не было в тексте. В общем, идея была ее, наполнение – чужое, но в кассе лежали реальные деньги – ее гонорар. И не маленький по сравнению с обычной мелочью за небольшие новостные заметки.