Петербургская литература. Альманах 2022

«И-и-го-го!», – фыркнула, заржала кобылица. Молодая, упитанная, шерсть лоснится. Нет ни хозяина, ни пастуха. Вольно пасётся в редком перелеске. «Стой!», – хватает за уздцы Василий Семёнович, но управиться не может. Наталья быстро соскальзывает с телеги, смело взлетает на мощную лошадиную спину и скачет, скачет к дымящемуся голубыми туманами озеру. И кобылица слушается, признаёт в ней хозяйку, чувствуя решительный характер, затаённую уверенную силу…

– Stehen! Wer sind Sie? Wo? – на дороге внезапно появился немец,  заросший щетиной с поблёскивающей сединой, и даже форма не придавала ему военного облика. Преградив путь, щёлкнул затвором «Фольксштурмгевера»**.

– Чёрт из табакерки! Видать, фашистский ополченец, – вполголоса обронил Сепачёв и, останавливая коня, уже громко, но невозмутимо пояснил:

– Обоз. В Городок приказано.

Наталья очнулась от дрёмы, не раздумывая, прямо с Галинкой на руках соскочила с телеги:

– Пан офицер, дети  у нас!  Киндер! Цвай! Кляйн цвай киндер! – умоляюще заглядывала в усталые глаза пожилого фрица.

Уныло разглядывая женщину с ребёнком, он меланхолично размышлял о своём: «Если мы, немцы, летом удирали от русских и так удираем осенью, что же будет зимой? Надо спасать свою шкуру. Война проиграна».  Сунул руку в карман, снова нащупал письмо из Германии от сестры Эмили. Перечитанное десятки раз, оно не давало покоя его измученной душе: «Мне удалось получить разрешение навестить в концлагере нашу Паулу. Если бы ты, Генрих, был со мной, то непременно расплакался бы. Невозможно описать, в кого она превратилась, как выглядит. Лучше бы сестрёнка не уклонялась от этой проклятой мобилизации. Боюсь, что живой из лагеря она не выйдет, или потеряет здоровье, это точно…».

«Зачем я здесь? Зачем мне эти несчастные русские старики и дети?» – немец опустил винтовку, шагнул в сторону:

– Durchfahrtsbedienung! Jeder kann reiten!

К Давыдёнкам обоз поредел, беженцы рассеялись по окольным деревушким. Но и оставшихся поместить в маленькой хатке Дарья Тихоновна не смогла.

– В сараюшке, на сене, не обессудьте, – виновато распахнула дверь, пропуская в дощатый сенник.

– И за то – слава Богу! – за всех поблагодарил Сепачёв. – Не под открытым небом.  А в тесноте – не в обиде!

– Кипяточку принесу, в печи чугунок. Завтра похлёбку сделаю, – пообещала хозяйка. Коней попрячьте в кустах. Немцы частенько наведываются – руки загребущие.

Уходя, позвала Наталью:

– А ты с малыми да со старой – в хату на ночь, на полу постелю, – и уже на ухо шепнула: – Вовремя, девонька. Трофим твой обещал заглянуть, он же с моим сыном Лёнькой вместе по лесу, – горестно вздохнула, и поперечная морщинка, наметившаяся выше переносицы, вдруг резко прочертила открытый лоб.

…Гитлеровцы, оба молодые, высокие, в хорошо подогнанной форме, винтовки за спиной, по-хозяйски громко переговариваясь, свернули к хате. Дарья Тихоновна испуганно метнулась из сеней в комнату:

– Немцы! – и бледнея, рванулась к ним навстречу – задержать!

Решение к Наталье пришло мгновенно:

– На пол! Ложись к печке! – указала Трофиму, сгребая постель.  – Заваливайте его тряпками! – приказала Рене и Гале, двоюродным сёстрам, и, первая, кучей набросила на мужа одеяло. – Залезайте наверх, детишки, прячьте папку! И молчок! Никому! Мама, садитесь рядом с малыми!

Немцы, небрежно оттолкнув Дарью Тимофеевну, вломились в хату.

Малыши, босые, без штанов, хохоча, прыгали с тряпичной горки на руки к бабушке и снова карабкались наверх, не обращая внимания на пришельцев.

– Тупые животные! – брезгливо скривился лысый полковник и перевёл взгляд на Наталью, которая, изогнувшись перед загнеткой, ловко поправляла чепелой дрова в печи. При этом тонкая талия, как у нерожавшей девочки, крутые бёдра и вся её изящная фигурка, подчёркнутая лёгким платьем, показалась ему такой обворожительной, что он похотливо цокнул языком: – Ах, жаль, что не арийка! – и лукаво подмигнул унтер-офицеру, который тоже невольно залюбовался хорошенькой русской.

Выходя на улицу, расправляя широкие плечи, полюбопытствовал:

– Ну, Арне, как тебе «русский рай», который создали большевики?

– В Германии я всё представлял по-другому. По сравнению с нами, немцами, эти свиньи вызывают лишь смех или ужас, – растерянно выдавил гладко выбритый, смазливый фриц.

– Но они никогда не поймут этого. Таких нельзя жалеть! Поверь моему опыту, – высокомерно похлопал по плечу лысый. – Они примитивные люди с  животной тупостью, свойственной народам, населяющим эту страну.

– Да, – согласился Арне, – но всё же женщины у них чертовски привлекательны! И какие глаза, какой взгляд!

– Ты ещё про «неразгаданную русскую душу» вспомни!

– Однако, Георг, есть же у них душа? – смутился майор.

– Ах, дорогой мой зондерфюрер, какая душа? –  расхохотался  полковник.  – Знаешь, кто очень хорошо разбирается в этом вопросе? – он выжидательно уставился на Арне, но тот медлил с ответом.

Полковнику было приятно поучать новоиспечённого вояку:

– Неужели ты не читаешь наших газет?

Майор с сомнением покачал головой:

– Как же их последние победы – Сталинград, Курск? А храбрость, с которой они сражаются?

Окатив новичка высокомерным взглядом, полковник  продолжил:

– У русских нет загадочной души, значит, нет и духовности, их упорство сродни некоему животному инстинкту!

Арне согласно закивал:

– Большевики использовали этот инстинкт в своих целях. Но с нами им никогда не справиться.

– О! – многозначительно поднял палец Георг. – У нас великая миссия.

Дарья Тимофеевна терпеливо ждала и, оглядываясь на хату, незаметно наблюдала за сараем, надеясь, что его обитатели успеют спрятаться, пока немцы нафилософствуются и, может быть, пойдут восвояси. «Надо было сразу предупредить, что у задней стены лаз, доски отодвигаются», – жалела запоздало.

И всё же полковник перехватил её взгляд:

– Осмотрим двор и сарай, – предложил неожиданно и направился к

сеннику. Хозяйка отчаянно бросилась наперерез:

– Там родственники, дети! Документы есть! В Городок идут, им приказано. Отдохнут, переночуют…

– Партизанен?   –  немцы насторожились,  вскинули винтовки.

– Нет! Нет! Женщины, дети, старики… Заночевать пустила, –  спотыкаясь, бежала вслед за ними Дарья Тимофеевна.

Распахнули дверь. Поток  света, хлынувший в сумрачное нутро сенника, высветил испуганные лица беженцев – замотанные в платки детишки, укутанные, как зимой, немощные старухи.

Пока немцы находились в хате, мужики всё-таки успели уйти в лес, увели с глаз долой лошадей и затаились.  Но в глубине  сарая фельдфебель заметил сбившихся в кучку  женщин, и хоть они прятали лица под низко опущенными платками,  различил среди них и юных девочек, и молодиц. Не обнаружив партизан, разочарованно скривился, закинул винтовку за спину, поспешил на воздух.

Беда миновала.

Прощаясь со своими, Трофим обнадёжил новостями о приближающемся фронте, о красных флагах в Смоленске. Рассказал, что драпают немцы на запад, и уже скоро, совсем скоро Красная армия освободит Езерище.  Напоследок даже озорно улыбнулся: