Петербургская литература. Альманах 2022

Негодуя, еле сдерживаясь, Наталья почти бежала к деревне и в полголоса выплёскивала возмущение:

– Ууу, злыдень! Кабель паршивый! Предатель! Да что б ты провалился в преисподнюю!

Ещё в Панкрах Симонова, передавая аусвайсы, предупредила, что Трофима немцы держат в сарае у первого дома, слева от дороги. Поэтому, поравнявшись с ним, женщины огляделись.

– Кусты обойдём, спрячемся. Там нас никто не увидит. Попробуем к сараю приблизиться, окликнуть, вдруг отзовётся Трофим, – предложила  Наталья. – Хоть бы голос услышать…

Заросли молодой крапивы, успевшие вымахать на солнечном припёке по пояс, не испугали. Не обращая внимания на хлёсткие, обжигающие прикосновения жёстких стеблей, подруги упорно пробирались к цели. Но как только приподнялись из травы, чтобы добежать до стены, зычный окрик: «Партизаны?!», – пригвоздил их на месте.

Часовой полицай, молодой парень с чёрными, под Гитлера, будто вычерченными усиками, с удивлением рассматривал  незнакомок с пустыми корзинками:

– Бабы, вы чего тут забыли? Или своровать что вздумали?

Женя испуганно закрутила головой. Наталья, бледная до синевы, словно онемела. Мысли, слова враз исчезли, язык, словно прикипел к нёбу. Не дождавшись ответа, часовой ткнул её стволом винтовки:

– А ну, в жандармерию обе! Там разберутся, что вы тут вынюхивали, языки быстро развяжутся!

За столом у окна полицай в немецкой форме, нарукавная повязка с надписью: «Treu Tapfer Gehorsam»,  острым ножом строгал сало, на тарелке уже нарезанные вдоль солёные огурцы, крупная луковица, ломоть домашнего хлеба.

– Это кто? – рыкнул раздражённо, мотнув острым подбородком.

– У сарая отирались! – вытянувшись спичкой, отрапортовал часовой.

– Кто охранять остался? Никто?! Придурок! – заорал начальник, удостоенный гитлеровского звания гаутман. – Ты зачем этих баб притащил?

– Виноват! – часовой съёжился, попятился к дверям. – У сарая они…

Не выпуская нож из рук, полицай, набычившись, переводил разъярённый взгляд то на одну, то на другую:

– Ну? Молчать будем?

И тут Наталью с Женей словно прорвало – в два голоса, перебивая друг друга, они заголосили:

– Дорогу хотели сократить, по тропинке хотели…

– За бульбой мы, с Езерища…

– Не виноватые, ни в чём не виноватые!

– Никого в деревне не знаем, а по дороге страшно, пан полицай…

– Пан, добренький пан, отпустите, у нас детки одни остались!

– Ой, малыя ж детки-и…

– Да какие партизаны, смилуйтесь, – просила, заливалась слезами Женя. – Девочки у меня несмышлёные, мальчишки совсем малые… Портниха я! Может, что сшить надо? Так с радостью, вам понравится! Может, жене вашей, деткам. У пана есть детки?

Гауптман помахал аусвайсом:

– Кто из вас Севостьянова?

– Я, – у Натальи задрожали губы, кровь отлила от лица, в голове замутилось.

– Трофим Севостьянов кем приходится? – полицай впился взглядом, будто душу высасывал.

– Муж мой, – ответила чуть слышно, проваливаясь в туман.

Когда Наталья очнулась на полу, над ней, склонившись, стоял полицай Фирсов с кружкой воды, брызгал в лицо, пытаясь привести в чувство. Гауптман, развалившись на стуле, с аппетитом жевал сало, а Женя торопливо объясняла, что Трофим мужик тихий, рукастый, рубит он общественную баню, потому как вши, огромные, противно-бледные,  заели деревню, чего доброго, начнётся тиф. И к партизанам ни она, ни Севостьяновы никакого отношения не имеют – не дурные же! Младшенькая  у Трофима с Натальей ещё грудная, сами-то голодают, без мужа вовсе горе! А ещё старуха восьмидесятилетняя на руках. Вот молодая мама и ослабла…

– Очуняла, слава Богу! – вскрикнула радостно, заметив, что Наталья открыла глаза. – Помогу ей подняться, пан гауптман?

Домой возвращались обессиленные, будто выжатые страхом. У Жени ещё долго дрожали руки, шить не могла. Но – беда прошла мимо.

Глава 7. Встречи

Мысль о спасении Севостьянова не оставляла Наталью. Трофим жив! Пока. Хотя из Сурмино живыми не выходят… «А что, если через Фирсова? Он же вместе с Сепачёвым в милиции служил. Но как подобраться?»

С утра, покормив детей и Ефросинью Фёдоровну, собрала гостинец: несколько сушёных рыбёшек, которыми поделилась Серболина,  – и побежала к Крейзерам, чтобы застать дома их дочку.

– Леночка, красавица! Жениха тебе доброго, красивого да богатого! – всматривалась Наталья в девушку, спешно решая, можно ли довериться такой крале.  – А мы с твоим папкой в землеустроителях вместе. Слыхать что про него?

Лена и бровью не повела. Поправила у зеркала пышные волосы, заколола невидимками,  примерила яркие бусы:

– Не, тётя Наташа, не слыхать. А вам на что?

– Работали же вместе, – повторилась гостья, – хороший человек, на любую просьбу откликался.

– Случилось что? – Лена обернулась и смотрела внимательно, в упор.  – Не сухой плотвы ради с утра пожаловали?

Севостьянова решилась:

– Видела тебя с литовцем-переводчиком из комендатуры. Красивый хлопец. А у меня муж в Сурмино, вызволить надо, не виноватый он. Самогонки добуду, яиц…

Дни тянулись, не принося добрых вестей. Думая о муже, Наталья плакала, но беззвучно, незаметно смахивая слёзы, – научилась, чтобы лишний раз не пугать  несчастных детей. Ефросинья Фёдоровна молилась – то на  коленях перед иконкой, то била поклоны, то тихонько плакала, шептала, качая Галинку или укрывшись от всех на печи. Она ещё помогала по хозяйству, нянчилась с внучками, но добывать хлеб для семьи уже не могла, без Севостьянова эта забота полностью легла на невесткины плечи. Выручала соль, на которую удавалось выменять что-то из деревенских продуктов. Золовка Прасковья Макаровна научила огород посадить, поделилась семенами. Она же обещала достать самогона.

В ту ночь с запада нагнало дождевых туч, небо потемнело, и рассвет не загорался, словно ночь задержалась на вторую смену. Наталья выглянула на улицу, раздумывая, затевать ли стирку, ведь если надолго задождит, то сушить придётся в хате. В утренних сумерках заметила женщину в чёрном: пиджак, платок, длинная юбка, из-под которой  выглядывали разбитые  сандалии.  Приветливо помахав, она торопливо свернула к дому. Присмотревшись, Наталья узнала  Евдокию Петрову из Кузьмино. Изредка женщина появлялась в Езерище, чтобы раздобыть именно соли. Мелькнуло: «Куда ей столько?», – и тут же забылось. Какая разница, если взамен она предлагает яиц, картошки или молока?

– Небо-то как затянуло, – заметила сочувственно, – на обратной дороге под грозу можете угодить.

– Если угодим, так вместе, – загадочно улыбнулась Петрова. – Я к тебе с весточкой!

– Трофим? – ахнув, Наталья испуганно опустилась на крыльцо.

Евдокия оглянулась по сторонам, присела рядом:

– От Арсентия Григорьевича. Ждёт он тебя.

– Папка? Жив? Не чаяли уже, – засветилась радостно, но тут же в голосе засквозила тревога: – Что с ним? Где?