Слово – автору. Как человек становится творцом (сборник)

Поэтому я, хоть и занимался в жизни очень многим, всегда понимал, что еще не сделал положенного. По той же причине сейчас так тороплюсь писать. И все время говорю: «Господи, дай мне еще хоть немножко времени». Потому что знаю, что могу и должен сделать. Внутреннее удовлетворение может прийти только в одном случае: если ты выполнил свою задачу.

За всех остальных не отвечаю. Миллионы вообще живут как трава. И даже не представляют, какова их миссия. Может, она уже в том, чтобы просто сформулировать хоть какой-то ответ на этот вопрос. И такие люди все мечутся, ищут.

Я вот с 15 лет начал сочинять стихи и уже понимал, что должен писать – рассказы и что-то большее. Только не знал, как это делать. Потому что родился в деревне – семья наша была совсем нищая. И родители даже не представляли, какой мир может быть где-то там, дальше.

Отец все время мне говорил: «Вот Васька – бери пример. Он уже у нас в ремонтном цехе работает на токарном станке!» Для него это считалось образцом, и дальше его мировоззрение не простиралось: человек достиг высшей планки – всем нужен. Точит запчасти. С мужиками сидит после работы, выпивает. Все его уважают.

Сам отец то кузнецом работал, то шофером – был мастеровитый. А я «безрукий», ничего не умею: ни железо ковать, ни машины собирать, ни лошадь запрягать. Миссия у меня другая. И поэтому, конечно, самое важное в жизни – сделать, что ты должен.

Возвращаясь к разговору с сыном: он оценивает жизнь и советский строй со своей точки зрения. У всех была возможность получить образование. Крыша над головой. Равное положение – никто никому не завидовал. Была какая-то понятность в жизни, стабильность. За тобой гигантская страна, ведущая сила, которая тебя направляет. Есть твердая идеология. А если будешь вести себя хорошо, трудиться на благо Родины, то лет через 20 квартира у тебя появится и на кусок хлеба заработаешь, а в конце, может, и «Москвич» купишь. А то и «Жигули». Это очень успокаивало. И именно это мы сейчас потеряли. Потому что теперь никто ни от чего не застрахован: ни богатый, ни бедный, ни чиновник, ни бомж. Все настолько зыбко, что очень трудно сказать что-то о будущем – от курса рубля до собственной судьбы.

Поэтому для моего сына та, прежняя жизнь – эталон. И для миллионов сегодняшних молодых людей тоже. И для тех, кто скучает по прошлому. А для таких, как я, это была петля на шее.

Я понимал, что никогда не смогу написать романы, как считаю нужным, и выпустить их. Или, скажем, издать те же «Каноны». Даже прочитать соответствующую литературу – какие-то философские вещи, эзотерические.

Для меня Советский Союз был клеткой, в которой я не мог себя реализовать. Мне надо было уезжать на Запад и мучиться там 20 лет, врастая в чужую жизнь, потому что я русский человек. Либо писать в стол, что для автора вообще смерти подобно. Или, как многие делали, просто спиться и тихо умереть от этой невостребованности, ненужности, невозможности совершить то, что должен. Поэтому, конечно, наша дискуссия шла в разных плоскостях.

Статья «Бедность» появилась в тот период, когда открылось окно возможностей. И я уже мог писать то, что думаю. Анализировать ситуацию, которая у нас была, и выпустить этот анализ в газете. Наверное, по тому времени получилась очень неплохая публикация. Мне под такие статьи, повторю, давали целые полосы. Это было слишком жирно для молодого журналиста. Но я находился в положении восходящей звезды.

«Советская экономика уже не могла вписаться в рыночную»

– Почему решили написать именно о бедности?

– Подобные публикации я для себя называл разъясняющими. Они были теоретического свойства. Потому что в тот период это стало актуально. Требовалось рассказать о язвах нашего общества, унаследованных из прошлого. Объяснить людям, почему они живут именно так, а не иначе. И в частности, почему мы такие бедные. Вроде все пашем. Получаем поровну. И вот я пытаюсь разобраться.

Не буду пересказывать всю статью – ее можно прочитать (см. Приложение. – М. Г.). Общий смысл в том, что это была не просто бедность, а программа жизни. Которая заключалась, например, в том, что материальные блага должны подаваться через общественные фонды, а не через личную зарплату. То есть делиться поровну. Еще СССР под видом торговли помогал странам соцлагеря, тратя на это огромные деньги. Кроме того, средства производства у нас воспроизводили сами себя. Каждый год ведь менялись комбайны. Я на целине работал, и у любой деревни имелся большой двор, заставленный раскуроченной техникой. А почему? Во-первых, агрегаты эти были малонадежные, а во-вторых, трактористы и комбайнеры знали: два сезона отработал – и получишь новую машину. Никто особенно их не берег. В Ростове-на-Дону гордились, что производили миллион единиц сельхозтехники в год. Нужны они или нет, никого не волновало. Производство есть – оно и работает. А может, что-то другое надо было выпускать.

Точно так же – гонка вооружений. Одних только танков в стране было 65 тысяч. Их потом уже в сибирские леса вывозили и просто бросали. Девать некуда – такое количество наклепали. А каждый танк – это металл, электрооборудование, двигатель… Море всего.

Такое производство называлось плановым. А планировали те, кто при власти. Если ВПК мог лоббировать свои интересы – вот такая картина и получалась.

Это все отвлекало средства от жизни. Люди получали минимум, чтоб не умирать с голоду да иметь чем срам прикрыть и где жить.

В 1991 году советская экономика уже не могла вписаться в рыночную. Производила то, что никому не нужно – курам на смех.

Да, можно было что-то реанимировать, вложить деньги. И глядишь, те же воронежские экскаваторы продолжали бы выпускать. Как много чего еще. Но так уж получилось.

– В этой статье у вас представлены разные уровни анализа бедности как явления: экономический, политический, нравственный, бытовой… Вы сознательно выстраивали эти пласты?

– Да. А вообще, я работаю достаточно просто. Сначала приходит какая-то идея. Когда чувствуешь, в чем потребность у народа. Люди не понимают, почему одно должно быть разрушено, а что-то другое – возникнуть. Они просто говорят: «Все плохо. Есть нечего». Это же все воспринимается ими не на уровне теории. Приходишь в магазин, а там ничего нет. Ни кефира, ни колбасы. Зато танков у нас море, ракеты…

Читателям нужно объяснить, почему этот строй нас не удовлетворяет. Почему на прилавках пусто. Почему нельзя купить сапоги и приходится стоять в очереди за кучкой костей. Кстати, как-то я попытался описать все очереди, которые существовали в СССР. Советский человек всегда в них томился: в больших – на квартиру (25–30 лет), машину (до 15 лет), дальше – в хороший детсад, школу. Стоял в магазине, в парикмахерской… Везде. Это жизнь такая была. Жизнь в очереди. Поэтому требовалось разобраться – как так: ты пашешь-пашешь, а нужных тебе товаров нет? Их надо либо доставать, либо покупать втридорога.

Причем разъясняющие статьи, о которых мы говорим, печатались не в какой-нибудь заштатной газетенке, а в суперпопулярной «КП». Самой массовой в то время. Я считаю, сегодня необходимо возвращаться к той журналистике, которая действительно что-то анализирует, думает, предлагает. А не просто писать: убился, напился, развелся… Во всяком случае в газетах об этом читать уже никому не интересно. Потому они и вымирают.

– В статье, которую мы обсуждаем, вы снова используете яркий зачин: человек умер от инфаркта, поцарапав новенькие «Жигули». И снова – история из читательского письма?

– Уже не помню, в какой последовательности все происходило: либо сначала оно попало мне в руки, либо я попросил девушек из отдела писем подобрать подходящий случай под уже готовый замысел. Не важно. Нечто похожее было сплошь и рядом. Все так жили.

Мои родители тоже копили и в конце жизни купили подержанный «Москвич». Тесть и теща – чуть побогаче. Сначала у них тоже был старый автомобиль той же марки. А потом им дали «Ниву»! Тогда казалось: вот это машина! Помню, мы на ней впятером ездили Кавказ смотреть.

Понятно, что история живая. Сегодня ведь никто, если поцарапает свое авто, не пойдет умирать. А в то время это была такая роскошь. Повредил – инфаркт.

После такого яркого случая, зацепив читателя, можно переходить к обобщениям.

«Деньги – это сгущенная энергия»

– Через 15 лет вы написали еще одну статью на похожую тему. Но теперь она называлась «Русское богатство». В ней есть явная перекличка с «Бедностью». Но присутствует и переосмысление…

– Обстановка изменилась. И тут уже речь не о том, какие мы бедные, а как проявляет себя народное богатство. Тогда – в момент краха СССР – анализировалась именно советская бедность и ее истоки. А во второй публикации более широко рассматривается, как люди наживают добро, как прирастает наше благосостояние и почему народ не приемлет богатства, которое внезапно свалилось на российских олигархов. Эта статья написана в другой обстановке. То же самое явление показано более широко и с иного ракурса. Здесь уже речь идет о расслоении общества, накоплении материальных благ и о том, что дурное богатство счастья никому не приносит. Может быть, я и сам изменился. Стал шире мыслить.

– Вы здесь, кстати, с собой прежним отчасти спорите: «Я наивно уповал: вот придет рыночная экономика, и все мы наконец-то разбогатеем. Попавшись мне на глаза через столько лет, эта статья заставила меня по-новому задуматься об истинных причинах бедности и богатства». А сегодня – спустя еще 12 лет – добавили бы что-то к этой теме?

– Дело не в бедности и богатстве, не в количестве денег. Всегда есть тот, у кого их больше. Дело в том, как мы ими пользуемся. С одной стороны, они могут быть обузой, а с другой – возможностью. Это очень сложный момент в моем восприятии. На каком-то этапе я понял, что мне неинтересно больше заниматься бизнесом. Больше двух десятков лет предпринимательская деятельность меня увлекала: открывались какие-то грани, строилось новое общество. Но и тогда главным было не заработать миллион, десять или сто. Я переехал в Воронеж, открыл независимые газеты, построил типографию, по-новому повернул жизнь. А потом наступил такой момент, когда перешел на другую ступень.

Я не стесняюсь говорить, что начинал с низов не только социальной лестницы, но и духовного развития. Был обычным человеком, который мало того что в деревне родился – еще и образования широкого не получил. Но в какой-то момент эту длинную лестницу Иакова преодолел.

Тогда как раз изменилось мое отношение к деньгам и собственному бизнесу. Написав первый роман, я понял, что мой друг Саша Купер прав: в сегодняшнем обществе ты можешь сочинить гениальную книгу, но, если у тебя нет денег, чтобы ее продвинуть и продать, она абсолютно никому не нужна. Это в советское время автор дописывал произведение, сдавал его в печать – и сразу получал приличный гонорар: можно было жить дальше. А сегодня книга – товар, как и все другие. И писателю нужно его продвигать.

Тогда же я осознал: не надо бросать дело, которое дает тебе материальные возможности. Это позволило избежать страшного внутреннего кризиса, который периодический возникает у всех, кто занимается бизнесом.

Я понял, что надо работать, поддерживать свое финансовое благосостояние. Но не потому, что хочу есть на золотых блюдах и носить штаны со стразами. Это дает мне жить так, как я привык, чувствовать себя свободным и писать то, что я хочу – не зависеть от издателей. А еще позволяет собирать материал: могу сесть и поехать в другие города и страны, увидеть мир. Наконец, у меня есть возможность издавать и продвигать свои книги. Вне зависимости от того, нравится это продавцам или нет.

Они ведь сегодня все решают. Издатель старается угодить им, чтобы продать свой товар и получить прибыль.

Я же в силу финансовой независимости могу писать только то, что считаю нужным. А хорошо или плохо – пусть люди решают. Это дает мне возможность донести до них свои мысли и, в конце концов, реализоваться.

Еще я понял, что нужно материальный вопрос гармонизировать. Это больное место у многих людей, которые занимаются духовными практиками – они говорят: все, я настолько возвысился, что мне неинтересна эта жизнь. Сяду в какую-нибудь пещеру или пойду в монастырь – духовно расти дальше.

Но я могу сказать, что достаток дает чувствовать себя в какой-то степени гармонично при всей сегодняшней раздолбанной жизни. Ты понимаешь, зачем работаешь, что деньги – не зло и не добро, это сгущенная энергия, которая многое двигает. Ты осознаешь, что они идут в дело. И в такой ситуации у тебя на душе более или менее все в порядке. Ты не ешь себя: зачем я хожу на эту работу – мне деньги уже не нужны.

Каждый человек находится ровно на той ступеньке, на которой должен. И каждый из нас получает урок в жизни. Я не люблю людей, которые сокрушаются: «Почему я такой бедный?» Ты такой бедный, потому что тебе, может, нужно еще чему-то поучиться. Никто не занимает какую-то не свою позицию. Если даже человек вдруг на ней оказывается – все это быстро кончается. И шальное богатство тоже. Сколько я знаю таких людей: начинали хорошо, и бизнес у них был, и все остальное – а потом остались ни с чем. Или выигрывают в лотерею и чем кончают? Если они алкаши и пьяницы, им деньги никакие не помогут. В этой жизни нет ничего случайного, все выстроено. Но выстроено не нами.

Я тоже родился в бедной семье: четверо детей, отец шофер, мать доярка. Жили мы в тесноте. В бараке. 20 семей – и все на виду. В младенчестве спал в корыте под родительской кроватью. Сахар был роскошью. Мать всегда прятала его, а старший брат – воровал. Утащит и все съест. У нас он был «багдадский вор»: такую Бог дал ему душу. Видно, для него это тоже был урок, с которым нужно справиться. Но не получилось.

Как уже говорил, родители были люди простые. Малограмотные, но мудрые, особенно мать. У нее – один класс образования, у отца – четыре: не дали учиться, потому что надо было работать, школа разве накормит? Я был не похож на других детей. Родителям благодарен за то, что они на меня не давили, не пытались встроить в какую-то по их понятиям счастливую жизнь. Просто давали возможность жить так, как я считал нужным. Помочь мне не могли, но и препятствовать не препятствовали. Соглашались: хочешь учиться – иди учись. В итоге я прошел свой путь. В том числе и к достатку.

Глава 4

«Найти нового человека»

– Когда вы работали над статьями, по какому принципу отбирали персонажей. Каким критериям они должны были соответствовать?

– Жизнь сама выталкивает автора на каких-то героев. Журналисту всегда хочется отыскать какой-то яркий случай. При этом типический. Во времена, которые мы сейчас рассматриваем, как ставилась задача? Вы должны найти какое-то новое явление или нового человека. Как нас учили, самое выдающееся достижение журналиста – если он поднимал новую проблему. Соответственно, появлялись герои, которые могли эту проблему раскрыть.

История первая: феодал в демократическом порыве

– Здесь могу вспомнить свою громкую публикацию «Номенклатурная голодовка». Ее я тоже выпустил в «КП». Это был один из так называемых «гвоздей».