За последней чертой

Кулик подошел к двери и забрал миску. Он быстро съел и коркой хлеба, собрал остатки пищи с краев миски. Последние два дня его не покидало чувство голода. Это чувство преследовало его круглосуточно. Он просыпался с этим чувством и ложился спать. Мимо двери прошел контролер, гремя пустой посудой.

«Какой сегодня день? – подумал Григорий Иванович. – Интересно вызовет его на допрос Костин или нет?»

Он потрогал рукой карман галифе, в котором лежало письмо Сталину. Он не верил Костину, который пообещал ему передать это письмо вождю, но другой возможно это сделать у Кулика просто не было. Подполковник сам предложил ему написать письмо Сталину и дал ему три небольших листочка бумаги и карандаш. Он долго думал, для чего этот офицер СМЕРШ это делает. Однако в какой-то момент понял, что все его раздумья ничего не решают – попытка не пытка. А что такое пытка, он уже хорошо усвоил. Особо ненавидел Кулик молодого слащавого лейтенанта Мохова, который часами буквально изгалялся над ним. Он сажал его на высокий табурет, чтобы его ноги не касались пола, и заставлял его сидеть в таком положении часами. К концу допроса, он уже не чувствовал своих ног, они у него затекали до такой степени, что он не мог или передвигать самостоятельно и его затаскивали в камеру волоком. Доставляли ли эти пытки Мохову физическое или нравственное наслаждение, Григорий Иванович, не знал.

От размышлений его оторвали шаги контролера, шагающего по пустому коридору изолятора. За время, проведенное в камере, он уже безошибочно научился определять, к какой камере он направляется. Если он спешил к камере, что находилась в дальнем конце тюремного коридора, то частил и часто сбивался с ритма. Если он шел к его камере, то шаги звучали неторопливо и равномерно. Сейчас он шел именно не спеша и равномерно, шаг за шагом.

Звякнула открываемая дверь. Кулик поднялся с пола и посмотрел на вошедшего контролера.

«Неужели опять к Мохову?», – с ужасом подумал он.

– Кулик! – громко произнес контролер. – Выходи!

Григорий Иванович медленно направился к выходу из камеры.

– Быстрее! – выкрикнул контролер.

– А мне спешить некуда, – ответил арестованный и в тот же миг получил сильный удар прикладом автомата по спине.

– Разговорчики! Лицом к стене!

Контролер закрыл дверь камеры и толкнул Кулика в плечо. Григорий Иванович развернулся и направился вдоль коридора. Дойдя до знакомого ему поворота, он хотел свернуть, но контролер его остановил.

– Вперед!

Он прошел еще несколько метров и остановился перед закрытой дверью. Контролер открыл дверь и толкнул Кулика в спину. Помещение было небольшим, без окон… У стены стоял Костин и незнакомый генералу мужчина, одетый в белый медицинский халат.

– Осмотрите арестованного, – произнес Костин, обращаясь к мужчине.

– Есть, товарищ подполковник, – ответил мужчина и приказал Кулику раздеваться.

Он долго осматривал тело арестованного, мял живот.

– Как он? – спросил врача Костин.

– Состояние удовлетворительное, – ответил доктор.

– Хорошо.

Костин вышел из кабинета, оставив Кулика с доктором.

***

– Проходи, Лаврентий, проходи, – тихо произнес Сталин, вошедшему в кабинет Берии.

Министр внутренних дел прошел в кабинет и, заметив жест вождя, сел за стол.

– Вызывали, товарищ Сталин? – обратился глава МВД к вождю.

– Чай будешь? – словно не слыша вопроса Берии, спросил его он. – Угощайся, вот попробуй варенье из орехов, мне его сегодня прислали друзья.

Лаврентий налил в стакан чай и посмотрел на хозяина кабинета, ожидая вопроса. Сталин отхлебнул из стакана чай и вытер уголки рта белоснежной салфеткой.

– Вот ты скажи мне, Лаврентий, как ты относишься к Абакумову? – спросил Берию вождь.

Вопрос был таким неожиданным, что Лаврентий растерялся. Это не ускользнуло от глаз Сталина. Вождь усмехнулся.

– Я конечно тебя хорошо понимаю, Лаврентий. Ты сейчас не знаешь, что мне ответить, так как не знаешь, как я к нему отношусь. Но, вы не друзья, это точно.

Сталин снова отхлебнул чай.

– Ты понимаешь, почему я тебя об этом спрашиваю? Мне просто интересно, почему ты молчишь?

Берия посмотрел на Сталина. Он по-прежнему не знал, какую позицию занять в этом вопросе. Он боялся провокации со стороны вождя, которая могла оказаться для него плачевной. Наконец, Лаврентий откашлялся и начал издалека, так как рассчитывал, что вождь его остановит или поправит.

– Коба! – произнес Берия. – У меня много претензий к работе аппарата Абакумова. Мне кажется, что он склонен к либерализму.

– Как это понимать, Лаврентий? Может, ты не понимаешь, о чем я тебя спрашиваю?

Берия почувствовал, как между его лопаток заструился ручеек пота.

«Что ответить? Может, это прелюдия перед моим арестом? Сталин из таких людей, которые не терпят молчания. Рискну….».

– Товарищ Сталин, – произнес Берия, поднимаясь из-за стола, – я жду вашего приказа.

– Молодец, Лаврентий. Ты мудрый человек и ответил так, как я предполагал. Если честно, то я не совсем доволен работой Абакумова. Он хорошо работал в годы войны, ловил и уничтожал шпионов, но сейчас не война, сейчас нужно перестраивать свою работу, а он не может этого сделать. Топчется и топчется на одном месте. Ты знаешь, поручил я ему разобраться с «трофейным делом» Жукова, но чувствую, трудно ему это сделать. Вот и с Куликом, он что-то тянет и тянет. Никак не пойму, что это такое? Саботаж или какие-то субъективные сложности?

Берия, молча, смотрел на вождя. Сталин снова сделал глоток и посмотрел на главу МВД.

– Ты что не пьешь чай? – спросил его вождь. – Может, не нравится?

Лаврентий буквально схватил стакан и сделал большой глоток. Чай оказался горячим и Берия почувствовал, что ожог горло. Сталин, заметив это, засмеялся.

– Ты не торопись, здесь не нужно торопиться, – произнес вождь. – В любом деле нужно выждать….

– Я вас понял, товарищ Сталин.

– Вот и хорошо, Лаврентий. У тебя есть люди в аппарате Абакумова?

Берия задумался, он не спешил с ответом.

– Вот, вот, Лаврентий, подумай. Там люди не простые, опытные…. Поэтому семь раз отмерь и один раз отрежь.

– Я понял, товарищ Сталин.

– Кругом враги, кому доверять? Скажи, что говорят наши генералы?

Лаврентий откашлялся и посмотрел на сосредоточенное лицо вождя.