всё было неточно,
пристойность храня:
размытые боги,
размытые лица,
и ночь многоточий,
и праведность дня.
чистота
Горным ручьём, чистотой хрусталя,
песней часов предвосходных,
болью моей и любовью была —
радостной и превосходной.
Ныне листвой непогоды осенней,
прелестью горькой легла
на душу, на сердце, каплей последней
выпитого вина.
Разве такое забудется скоро?
В спорах с своею судьбой
будешь моей непорочной опорой
и путеводной звездой.
Будешь собою, как и была —
горным ручьём, чистотой хрусталя.
в зените
Материки и океаны,
в росе жемчужные цветы,
причалы, парки, балаганы,
хрустально-синие дворцы,
созвездий пляшущие нити,
поля нескошенной травы
и ослепительно – в зените – ты.
агат
Смуглый костёр непослушных волос
греет меня в эту осень распутий —
под листопадом сомнений и грёз,
между игрою и поиском сути.
Комнаты сузив, холодный закат
в окна крадётся сиреневой тенью,
кубики судеб смешав невпопад
в старом спектакле с развязкой осенней.
Умерли свечи в загадке кулис.
Сняты все маски, но лица без грима
так же, увы, не доступнее лиц
рыжего клоуна, хитрого мима.
Нам не понять анатомию сцен,
тайны ремарок забыты закатом.
Только мерцают поверхности стен
чёрным агатом.
Рыжий сад
Ты бронзовым садом последней мечты —
за солнцем уставшим —
ушла, не простившись, оставив цветы
под небом упавшим.
Закат, замирая в ночном далеке,
раскинул созвездья.
Луна голубая в своём челноке
качалась на месте.
И звёзды одни пропадали во тьме,
другие – светились.
И мысли, как бабочки, гибли в огне,
и чувства тупились.
И память, вобрав облака неудач,
казалось – взорвётся,
и сердце, по звёздам бегущее вскачь,
казалось – сорвётся.
И ветер, как ворон, над садом кружил,
наверное, зная,
что трижды распятый на нежности пыл
бледнел, угасая.
И небо в лицо опрокинулось мне
дождями косыми,
костёр утопив в безразличной волне.
Ступнями босыми
на мокрые травы сошла темнота.
Я выдохнул жажду,
чтоб с каплей последней в ложбинке листа
забыть, как однажды
ты бронзовым садом последней мечты —
за солнцем уставшим —