Немного пустоты

– Ошибаешься, – соврал я, – у него все как раз налаживается.

Эту девушку я называл Дочерью Психолог.

– Папа говорит, что все педофилы – несчастные в личной жизни люди.

– Хочешь чаю? – я неумело сменил тему разговора.

Она покачала головой и пошла к инструменту.

– На улице очень тепло.

– Отлично, тогда я открываю окно и начинаем, – я дошел до окна и, подняв жалюзи, повернул ручку.

– Ничего не загораживает вид, – говорил мне торговый агент, когда впаривал этот офис, как будто в тот момент это имело для меня значение. Главным тогда было то, что он был дешевым и в центре города, а то что на девятый этаж не ходил лифт, туалет был этажом ниже, кроме крыш ничего не было видно, этаж официально считался техническим и моя дверь соседствовала с венткамерой, электрощитовой и лифтовой комнатой – было делом десятым.

Ниже располагались более дорогие офисы – несколько проектных контор, пара дизайн-мастерских, школа английского языка, центр развития детей – целый муравейник, объединявший необъединяемое. Где-то подо мной несколько человек одновременно делали кофе в кофе-машинах, звонили по телефону, обменивались картинками в Интернете и работали.

Внизу.

Из окна же открывался вид на бесконечное поле крыш, тянущихся, казалось, до самого горизонта.

Другой из моих учеников – Несостоявшийся Джазмен, однажды сказал, что, поднимаясь сюда он оставляет все остальное внизу и кроме музыки. Для Несостоявшегося Джазмена это было самой настоящей реальностью, ну а я вынес из его слов то, что выбранный офис по-настоящему хорош, раз настраивает людей на подобные мысли. Возможно потому у меня до сих пор нет таблички на двери, а план здания на первом этаже и вовсе не говорит о наличии меня здесь, ведь официально этаж, все-таки, технический.

– Я выучила тот отрывок – сказала Дочь Психолога, – но не уверена, что выдерживаю правильный шаг.

– Ритм, – поправил я, – сыграй, пожалуйста.

У меня пискнул телефон. Пришло сообщение от Шаманки:

«Сегодня полнолуние. Хорошая ночь для того, чтобы не спать.»

Хорошая.

Глава 2. О мертвых бабушках и стихах

И вот мы вместе.

– У тебя очень странная квартира, – говорила Шаманка.

Мы лежали на диване и смотрели в окно на звездное небо. Разбросанная одежда валялась на полу, рядом стояли недопитая бутылка вина, дешевые пластиковые бокалы, купленные по такому случаю, блюдце с ломтиками сыра и шоколадом.

– Она очень пустая, – продолжила она, – и, как будто, потерянная в пространстве и вокруг никого, кроме нас нет. Очень непривычно. Не скажу, что плохо, но непривычно.

Дома у Шаманки и в самом деле все было по другому – небольшая квартирка на первом этаже с вечно завешенными окнами, чтобы, с одной стороны, не смотреть на помойку, а с другой, чтобы никто не заглядывал внутрь. Вдоль всех стен тянулись полки, где стояли причудливой формы стаканы, с перьями внутри. Лежали россыпью, в открытых коробочках, бусины. На столах стояли засушенные цветы, на каждой стене было по ловцу снов или какой-нибудь ритуальной вещице и, куда не кинь взгляд, всюду были черно-белые фотографии людей и картинки разных животных. Плед на ее кровати казался шкурой, пусть и искусственной, а в воздухе пахло кофе и какими-то пряностями. Даже типовая дешевая икеевская мебель была изрисована тонкими узорами под Ар Нуво.

– Мне квартира досталась благодаря программе помощи детям-сиротам, – ответил я, – Тут раньше жила бабушка, и после ее смерти, по закону, если за какое-то время не появляются наследники, квартира перешла государству, а оно квартиру потом отдает тем, кому захочет. В данном случае мне.

– Она умерла здесь?

– Да. В полном одиночестве. Тело обнаружили только спустя два месяца и то когда разгневанные коммунальщики пришли вместе с судебными приставами выламывать двери и описывать вещи в счет долга за электричество. Оказалось, что бабушка пять лет не платила за свет.

– Как ты об этом узнал?

– Соседи рассказали. К тому же ее вещи достались мне вместе с квартирой. Когда я впервые вошел сюда, то первое, на что обратил внимание – запах. Не знаю, как пахнут разложение и смерть, мне показалось, что в воздухе витал дух одиночества и неизбежности. Как будто бы она смирилась и ждала конца и это отложилось на всей квартире. Вот такой запах.

– Может быть до сих пор витает.

– Не витает. Мой друг работает в Департаменте Смерти и он сказал, что тут все чисто.

Шаманка только фыркнула. Она во всем видела свои знаки и Департамент Смерти, со своим прагматичным подходом к потустороннему, вызывал у нее раздражение. Так она сказала мне днем раньше, когда мы пили у нее кофе.

– В общем, я почти двенадцать часов проветривал квартиру. Стояла осень, было адски холодно, я ходил в куртке, по заполненной старой мебелью и вещами квартире с открытыми окнами, собирал чужие вещи и раскладывал по коробкам, которые до того собрал на ближайших мусорках. Очень странное ощущение – касаться вещей мертвого человека. Она явно относилась к ним бережно – бабушка все складывала очень аккуратно. Никто из тех, кто был до меня, ничего отсюда не взял, даже деньги – под стопкой простыней лежало несколько купюр. Странно было все это выбрасывать – фотографии, картинки, хрустальные бокалы для вина, древнюю люстру с розовым плафоном из чего-то, похожего на шелк. Все двенадцать часов – вещь за вещью, складывал в коробки, чтобы потом вынести. На следующий день с двумя друзьями мы все выбросили. Вот так. Был человек, были его вещи, а не осталось ничего.

– С одной стороны страшно, – Шаманка разглядывала тени на потолке, – но с другой стороны может и хорошо. Я бы, к примеру, не хотела, чтобы обо мне грустили или плакали. В этом есть что-то эгоистичное.

Я закрыл глаза. Что было по настоящему эгоистичным, так это обеспокоиться возможной смертью человека и… переспать с ним. Что с этим делать завтра?

– Почему у тебя в доме так пусто? – спросила она, – все выбросил и не стал покупать ничего нового?

– Не уверен, что мне нужно все то, что обычно есть в домах. Раньше я и столько не имел. Да и денег не так много, чтобы обставлять квартиру какими-то вещами.

В некотором роде моя квартира был антиподом ее. У Шаманки всегда было полутемно и сказочно. Мой дом – светлый и пустой, смотрит прямо в небо, а окна выходят на пустующую промзону, которую все никак не могли снести. Потолок я побелил, постелил новый линолеум, обклеил стены белыми листами бумаги и ненужными нотами. Получилось «почти концептуально», как позже выразился Скрипач. Из мебели – большой шкаф, купленный на весь гонорар с первого альбома и диван, на котором мы сейчас лежали. На полу стояли ноутбук и колонки. Электронное пианино, расположенное так, чтобы можно было смотреть на небо в окне, сидя за клавиатурой. На стене висели криво прикрепленные цветные распечатанные обложки моих альбомов. Четыре штуки, как напоминание о том, что я кое-чего все-таки стою.

Совершенно иной дом, чем у Шаманки.

– Ты как будто от чего-то защищаешься, – сказал я, впервые войдя к ней домой, слегка ошеломленный атмосферой кофе и амулетов.

– Может и защищаюсь, – на полном серьезе ответила Шаманка так, что сразу становилось понятно: слова «мой дом – моя крепость» для нее имели самое наипрямейшее значение, – все может быть. А разве у тебя не так?

Теперь мы с Шаманкой засыпали, обнявшись, у меня дома и нам светила луна сквозь окно без штор.

– Ты и твой дом выглядите совершенно открытыми и беззащитными. Это очень подкупает, – услышал я.

Я не нашелся чем ответить, а когда спустя несколько минут повернул к ней голову, то увидел, что Шаманка спит. Лунный свет делил ее лицо на две части – светлую, почти светящуюся, и темную. Как инь и ян. По равномерному дыханию казалось – она спала уже довольно давно, и я только что говорил сам с собой.

Я тихо встал, поднял с пола телефон и вышел на балкон. Промзона внизу чернела, исполосованная ровными квадратами участков там, где угадывалось ограждение. Казалось, что дом стоит на одной из клеток шахматного поля. Сейчас не было видно всех развалин и в разлинованной строгости, которая сейчас представала передо мной, читалась какая-то красота в противовес разрухе, которую можно было наблюдать днем.

Все было хорошо, как и бывает после хорошего секса – устало и хорошо, но внутри что-то свербило, неприятно скреблось, создавая диссонанс с внешним состоянием.

Изначально я не собирался спать с Шаманкой, хотя уже этим вечером знал, что это произойдет. Это походило на плохую сказку – случайно увидел, случайно встретил после, как-то переспали. Будто незримая волна подхватила нас и несла вперед, а мы, ну или я, не знаю, как у Шаманки, просто сидел на гребне и пытался удержаться, хотя изначально сам собирался удерживать.

Слишком быстро и слишком просто, в этом есть что-то неправильное и требовался взгляд со стороны на эту ситуацию.

Я закрыл дверь и набрал номер друга.

Прошло пять гудков, прежде чем я услышал его сухое «Да.»

– Ты не спишь?