Ностальгии жителей Города-Дома

– Успеваю, – кивнул он, – день рождения завтра. Спасибо, – а сам подумал, что хоть дату помнит верно.

Они ехали на лифте до четырнадцатого уровня и всю дорогу улыбались ему, хотя Инженер больше ничего не сказал. Обычно в лифтах он слушал музыку, но из-за неработающего телефона пришлось слушать рекламу. Инженер узнал, что новая зубная паста от известного производителя содержит микрогранулы, которые очищают даже самые труднодоступные поверхности, и что производитель электронных гаджетов выпускает новую флагманскую модель телефона, которую просто обязаны купить все, кто живет в ногу со временем.

Может и куплю, – подумал Инженер, – если аккумулятор нормальный.

Дальнейший его путь лежал по привычной траектории: на четырнадцатом уровне переход в сектор Б2, называемый «Северным» из-за характерных рисунков, сделанных по мотивам фольклора аборигенов, что когда-то давно тут жили безо всякой цивилизации и заводов. Потом в другой лифт до двадцать четвертого уровня, переход через зону ресторанов, где он задержался, чтобы купить себе еды: по вечерам еда в ресторанах быстрого питания шла за половину стоимости – и недорого, и готовить не надо. Еще один коридор, на этот раз с прозрачными стенами, за которыми, впрочем, сейчас ничего не было видно и выход в сектор Г1, называемый «Уютным» за персикового цвета стены и мягкую мебель в общем холле. У дальнего лифта стояла пара врачей с каталкой, на которой кто-то лежал. Рядом с ними расположилась шумная компания подростков, вероятнее всего вышедшая из кинотеатра, расположенного через коридор отсюда.

Открылись двери лифта, и Инженер прибавил шагу, чтобы обогнать выходящих из него людей, провел электронным ключом по считывателю, открывавшему вход в жилую секцию, и пошел туда, где его ждала горячая вода.

Ностальгия третья: о том, чего больше не будет, или за ночь до завтра

Пробуждение оказалось резким и неприятным, а окружающая тишина казалась оглушающей: вокруг больше не было незнакомых людей, в ушах не гремела электронная музыка, рядом спала жена, разложив руки по кровати так, что для Кирилла осталось место только на самом краю. Красный свет сигнальных огней с крыши соседнего более низкого корпуса тускло светил сквозь толстые шторы. Подлетавшим к аэропорту вертолетам наверняка было видно, где эта крыша, вот только зачем, если рядом располагался корпус выше?

– Вряд ли на этом уровне вы найдете квартиру дешевле, – сказала риэлтер три года назад, не уточнив почему, а Кирилл и Света не спросили. Теперь Кирилл был благодарен родителям Светы за шторы – подарок на свадьбу.

В желудке ощущалась пустота, в теле – странная слабость, будто сон, вместо обещанного учеными восстановления, наоборот, поглотил последние остатки сил.

Кирилл поднялся и, стараясь не разбудить жену, пошел на кухню, где в холодильнике, как он знал, ожидали своей участи остатки салата. Часы на кухонной стене показывали глухую половину четвертого ночи, и завтра он будет жалеть о том, что поднялся так рано, чтобы поесть.

– Овощи здесь дорогие, – Светка любила повторять эту фразу, как заклинание, словно продавцы овощей однажды замучаются совестью и снизят цены. Таких заклинаний было много: в Городе-Доме нет свежего воздуха, тесно, мало зелени, не бывает тепла в ее понимании – то есть градусов тридцати – подарка от жаркого летнего солнца.

Кирилл поставил салат на стол и вонзил в дорогие овощи вилку.

Вчера Света рассказала, что на работе ее все раздражает, что Кирилл не так складывает вещи на полках, и что у нее закончилась какая-то косметика, а новая будет добираться на север целый месяц.

А до этого сказала, что Кирилл от нее устал.

– Я чувствую, что это так, – за короткую минуту до того попросив тоном, каким обычно не просят, не ставить стаканы на сушку кверху дном, – я тебе не особо нужна, так ведь?

– Шутишь? Совсем нет, – ответил Кирилл, хотя хотел сказать, что устал слушать, когда ему рассказывают об этом. Но не стал, он знал, подобный ответ приведет к неизбежному душному скандалу с десятком обвинений, главным из которых будет довод о том, что он против светиной воли затащил жену в ненавистный Город-Дом, и теперь Кириллу еще и наплевать на то, что ей плохо.

Не особо нужна? – после спрашивал сам себя Кирилл. Нужна. Но, пожалуй, он и в самом деле не испытывал потребности в постоянных придирках и упреках. А, может быть, и действительно устал от вечного недовольства. Пожалуй, знай он о том, что через три года придется слушать каждый день негатив в адрес окружающего мира, Кирилл не стал бы везти ее сюда. Да и жениться бы, скорее всего, не стал. Но он не предполагал, что к двадцати восьми годам Света явит главным своим качеством сварливость и скверный характер. Кирилл помнил ту Светку, в которую влюбился, и все надеялся, что когда-нибудь она вернется, скинет маску недовольной жены и скажет, что то была игра или какая-то глупость, и отныне все станет как раньше здорово.

А сегодня этот сон.

Холодную курицу, редкий сыр и пожухлые листья салата он запил местной ледяной газировкой, оказавшейся удивительно вкусной для места, где пищевое производство отнюдь не процветало.

Кирилл пил и медленно остывал от сна.

Сон оказался очень реалистичным. Кирилл спускался на нижние уровни Города-Дома, где, следуя современным тенденциям, организовали общественное арт-пространство: в большом зале поставили макет старого парусного корабля, а вокруг разместили зоны отдыха в несколько уровней и разные закоулки для релакса. Оглушительно гремела музыка, и было очень людно.

Зачем Кирилл туда шел? Он не мог ответить. Кирилл не был общительным человеком ни в жизни, ни в работе: программист, поддерживающий промышленный софт. Его офис располагался в Городе-Доме, а софт использовался в промзоне, куда Кирилл ни разу за все время пребывания здесь не съездил; на работе он и коллеги все больше молчали, глядя в мониторы и общаясь, в основном, в чатах. За каким чертом ему понадобилось это арт-пространство, если Кирилл не любит толпу?

Кирилл прислушался к спальне: оттуда не доносилось ни звука. Светка хоть и говорила, что спит очень чутко, и что он периодически мешает ей своим храпом, но на самом деле всегда спала как убитая. Во всяком случае, разбудить Свету по утрам было занятием нетривиальным.

Очень странно, – думал он, – спать рядом с женой и видеть сон о том, как ей изменяешь. И, несмотря на то, что фактически даже во сне ничего не произошло, Кирилл все равно ощущал это послевкусие, странное ощущение колючей совести и желания одновременно.

И все потому, что во сне хотел изменить.

Точнее говоря, если уж быть совсем честным, во сне Кирилл понимал, что собирается изменить Свете, но не мог и не хотел останавливаться.

А теперь хотелось пойти к ней, разбудить, обняв и прижать к себе. Но Кирилл знал, что сонная Света просто отпихнет его и, в общем-то, будет права: завтра рано вставать.

В том сне Кирилл ходил по арт-пространству с кораблем, слушал музыку каких-то диджеев, которую, в целом, и не понимал, и не любил, растворялся в полутьме, периодически разрываемой жгучими софитами, создававшими своим движением визуальный хаос; протискивался мимо людей, пришедших просто потусоваться, мимо этого макета, построенного, как ему казалось, хоть и искусно, но несколько неуместно для Города-Дома. Кирилл искал короткий путь к лифтам на свой уровень, но вместо лифтов увидел ее.

Девушка была моложе Кирилла: длинные волнистые волосы свободно падали на плечи и спину, на лице веснушки, а общий вид был таким задорным и хитрым, какой бывает у людей, задумавших какую-нибудь шалость.

Конечно она была красивой, но Кирилл много кого считал красивым. Красивых людей вообще хватает, и это не повод знакомиться и, тем более, изменять. Но она поймала его случайный взгляд и мягко улыбнулась, и Кирилл улыбнулся в ответ.

На девушке были джинсы и синяя рубашка, она была ниже его и выглядела куда более хрупкой. В искусственном свете ее лицо казалось бледным, а глаза – огромнейшими, глядящими Кириллу в душу. Она протянула свою узкую белую руку и вложила в руку Кирилла, и он через секунду уже обнимал девушку за талию.

– Классно тут? – девушка прижалась к нему, чтобы дотянуться до уха и перекричать музыку.

Кирилл не считал, что здесь классно в целом, но момент был по-настоящему волнительным и потому кивнул в ответ.

Момент был классным.

Кирилл вспомнил, как во сне коснулся носом ее волос, – и это воспоминание заставило его сердце колотиться сильнее.

За кухонным окном тоже мигал красный свет. Тонкая, полупрозрачная кухонная занавеска почти не скрывала ни крышу корпуса, ни, тем более огни, за которыми все тонуло во мраке. На улице опять поднималась метель, отгораживая Город-Дом от всего мира, делая его самым одиноким на свете поселением.

– Пойдем, – сказала девушка во сне и, держа за его за руку, повела за собой. Они свернули в один из проходов, проталкиваясь между стоящих там людей. Зачем кому-то просто стоять в полутьме, – думал Кирилл, шагая за девушкой и разглядывая ее спину. Девушка же шла вниз по лестнице в общее пространство, где стоял корабль, в сквозной проход в нем на другую сторону. В корабле тоже были люди, стоящие и танцующие. Тусклый свет, прятавшийся в деревянной обшивке, создавал мистическое ощущение иллюзорности происходящего.

Иллюзорности происходящего, – усмехнулся Кирилл, – это во сне-то!

Они протолкались сквозь корабль через трап до стены и очередной лестницы, по всей видимости ведущей в какое-то заведение. Здесь в очереди стояли люди, а у самого входа высился рослый мужчина в черной рубашке.

Девушка махнула ему, как старому приятелю, и тот открыл дверь.

Кирилл прокрался к двери спальни и посмотрел на Светку. Все как обычно: волосы разметало по подушке, руки там, где раньше лежал он. Складывалось впечатление, что без него Света наконец-то нашла для себя достаточно пространства, чтобы разместиться на кровати с комфортом.

Позавчера она говорила, что болит живот. ПМС, который у нее всегда проходит тяжело. Кирилл не особо разбирался в женских циклах, но считал, что это естественная функция организма, свойственная большинству женщин, и не является подвигом, и не должна быть причиной злиться на весь мир, даже если больно. Он ведь не злился, когда у него болел зуб, или болела голова, или он уставал. Света считала иначе, становясь в эти дни невыносимо капризной, увеличивая степень жалоб вдвое. А Кирилл рядом с ней чувствовал себя тем раздражающим лишним элементом, который имеет наглость быть здоровым в тот период, когда она – нет.

Во сне с той рыжей девушкой они оказались в вертикальном тесном клубе. За первым же лестничным поворотом, едва оказавшись чуть поодаль от толпы, они уже целовались. Кирилл не помнил, кто кого поцеловал первым, но помнил, что все, что происходило дальше, ощущалось очень естественно: вдруг выяснилось, что Кирилл сидит, девушка сидит на нем сверху, на Кирилле спущены джинсы, а вокруг ходят люди, и всем наплевать на них двоих…

Кирилл пошел в ванную комнату и долго всматривался в лицо в зеркале.

Он не был красавцем, не был уродом: обычный мужчина, чуть бледнее, чем все остальные люди в мире, как, впрочем, и любой житель Города-Дома, почти лишенный солнечного света благодаря закрытому пространству и полярной зиме. Короткие темные волосы, двухдневная щетина, лицо чуть осунулось, наверное со сна, красные глаза. Кирилл не был ни толстым, ни худым, он был обычным и хорошо осознавал свою обычность. Он хорошо делал свою работу, достаточно хорошо, во всяком случае для того, чтобы снимать квартиру в не самом дешевом блоке Города-Дома и откладывать, чтобы лет через пять позволить себе по-настоящему отличное жилье где-нибудь на юге или на западе страны. Но в остальном Кирилл был обычным. У него был неплохой семейный достаток и красивая жена, которая была Кириллом недовольна.

Во сне все закончилось очень просто. Во время той прелюдии, случайно подняв голову, Кирилл вдруг увидел женщину в черном, которая сидела за стойкой бара, чуть выше по лестничному пролету. Она единственная внимательно смотрела на то, что происходило у них. И вместе с ее взглядом вдруг пришло осознание происходящего: он находится в ночном клубе с незнакомой девицей, с которой собирается заняться сексом у всех на виду. Это осознание ударило как молотом, заставив остановиться. Девушка, почувствовав это, тоже остановилась и понимающе посмотрела ему в глаза. Она все еще загадочно улыбалась, но теперь к этой улыбке примешивалась еще и толика сожаления. Девушка поднялась, поправляя свою рубашку, застегивая пуговицы, которые Кирилл уже успел расстегнуть, кивнула ему и быстро пошла по лестнице.

Кирилл же, задержавшись на секунду чтобы поправить джинсы, бросился за ней и проснулся, вывалившись в обычную жизнь.

Он набрал воды в ладони и, скорее бросил ее в лицо, чем умылся.

Итак, формально это не было изменой, но Кирилл все равно чувствовал себя изменником. Впервые в жизни.

Он вышел из ванной.