Пламенеющие храмы

«Подсудимый Сервэ … Мигель Сервет … Мишель. Угораздило же тебя приехать в Женеву. Да что там приехать. Зачем ты вообще занялся богословием? Ты же умный, талантливый врач. Да и в других науках сведущ. Лечил бы людей, жил бы себе в богатстве да не ведал горя. Нет же, потянуло тебя в высокие сферы. Наверное, потому, что слишком умён и слишком талантлив. Действительно, многие учёные мужи и университетские профессоры рядом с тобой просто бледные тени. Одно ремесло для тебя, как видно, слишком узко. Твой взгляд на мир столь широк, что многие твои противники, по привычке глядя на мир из узких щелей заученных доктрин, просто не в состоянии понять тебя. Кто-то годы своей жизни проводит в беспрерывных штудиях, чтобы только приблизиться к самой примитивной мере понимания мироздания. Тебе же удалось достичь меры понимания гораздо более высокой. И сделал ты это без особого труда, как бы мимоходом, занимаясь всем чем угодно, только не богословием. Одно плохо – ты изначально не разобрался в некоторых вопросах, пришел к неверным суждениям и на их основе построил чудовищные гипотезы, в которые сам же безоглядно поверил. И в итоге оказался там, где оказался. Всё закономерно. Если бы не твои ошибки, ты сейчас мог бы проповедовать с кафедры. Так же, как и я. Даже рядом со мной. Однако в своих заблуждениях ты зашёл слишком далеко. Так же, как и ситуация в городе …»

Желая как-то отвлечься от неприятных мыслей, Кальвин взял в руки второй пакет, что пока что лежал нераспечатанным. Вероятно, очередное донесение мэтра Жозефа о находящемся под стражей Сервэ. Подобные донесения Жозеф направлял лично Кальвину каждую неделю. И что там на этот раз? Пожалуй, стоит взглянуть.

«Достоуважаемый мэтр! Неукоснительно следуя Вашим указаниям относительно содержания под стражей обвиняемого Сервэ, спешу доставить в Ваши руки опус, собственноручно написанный упомянутым Сервэ и адресованный им лично Вам. Опус сей ни мною, ни кем-либо другим в моей канцелярии прочитан не был и направлен Вам в том виде, в каком был получен из рук самого Сервэ.» К этому короткому донесению прилагалось несколько серых, измятых листов дешёвой бумаги, испещрённых беспорядочно громоздящимися строками. Кальвин нарочито небрежно бросил на стол донесение и принялся разбирать приложенные листы, без сомнения написанные самим Сервэ. Кальвин давно знал его почерк. До чего же он дошёл на этот раз? Понял, что пора признать поражение и это письмо попытка смягчить свою неминуемую участь еретика? Наверняка высыплет корзину пепла на свою голову. Итак?

«Дорогой Жан! Пишу тебе это письмо, потому что не имею никакой другой возможности обратиться к тебе. Понимаю, что твой статус обязывает тебя ко многому. Зная твою серьёзную и сверхответственную натуру, полагаю, что сейчас ты более чем озабочен вопросами более важными, чем чтение писем арестантов. Обстановка в твоей Церкви, как и во всей Женеве, вряд ли оставляет тебе возможность оставаться в безмятежном спокойствии. Твои идейные противники, я имею в виду тех, что сейчас свободно разгуливают вне тюремных стен и даже заседают в ратуше, подстрекают нынче толпу безыдейных, тех, что обыкновенно заседают в тавернах в окружении пустых бутылок. Готовится переворот. Но, уверен, ты знаешь ситуацию в городе лучше меня, поэтому не буду тратить на это драгоценные капли чернил, свечу и место на бумаге. С Женевой ты справишься сам. Я же должен успеть сказать тебе о другом. Помнишь, в нашу последнюю встречу vis-a-vis я высказал тебе мои взгляды на то, что движет человеком и его историей? Страх, страсти, вера. По моему разумению это основное. Первое два даровано человеку от матери-природы, вера же -от Бога. Всё остальное суть производное от этих трёх и порождает частности. Однако есть ещё одно явление, порождённое и взращённое самим же человеком. Имя ему – ложь. Да, ложь. Явление сие известно каждому. Нет на свете человека, который бы хоть раз не обманул или не был обманут. От раннего детства и до самой гробовой доски. Ложь стала настолько обыденным явлением, что к ней давно все привыкли и не числят её как нечто из ряда вон выходящее. Я, уж сколько лет будучи врачом, много размышлял не только о природе человека, но и о социуме. Подтвердил для себя открытое на этой стезе иными учёными мужами, кое-что открыл и сам. Но за все годы исследований мне даже в голову не приходило, что такое незаметное явление как ложь имеет для человека и общества огромное значение и таит в своей сути немыслимую силу. На эти мысли меня натолкнули несколько древних пергаментов, попавших мне в руки несколько лет назад. Не то в Тироле, не то в Зальцбурге какой-то невежда пытался растопить ими печь. Бог знает сколько листов сгорело в огне, но эти удалось спасти. Я пытался вызнать, откуда эти пергаменты могли появиться в наших землях, но без особого успеха. По слухам, пергаменты были украдены неизвестными бродягами у врачевателя Парацельса. Уверен, ты слышал это имя. Он, как известно, будучи лекарем, исколесил в военных обозах полмира и наверняка привёз эти пергаменты из какого-нибудь похода. Не без труда, но мне удалось их расшифровать. Семитские языки доримской эпохи в отличие от латыни не слишком пригодны для досужего чтения. Судя по всему, пергаменты были написаны где-то в сирийских пустынях. Писались они не однажды и не одним автором, каждый последующий дополнял предыдущего, добавляя что-то новое. Имена этих авторов оказались настолько длинны и непривычны, что я сейчас их и не вспомню точно. Спасённые листы содержали несколько разрозненных глав, составлявших некогда часть общего трактата. Названия его не сохранилось, но могу предположить, что звучать оно могло вроде «О сладости и горечи лжи». Арабские мужи склонны к витиеватостям названий, но главное не это. Главное, что эти арабы ещё многие столетия тому назад сумели разобраться в природе лжи как явлении, порождаемого человеком, и оценить его влияние на самого человека и на социум. Я, прочтя пергаменты, поначалу не придал им значения, поскольку в них не было почти ничего, что мне было бы интересно как врачу. Однако, какое-то время спустя до меня дошла суть прочитанного. А увидев в её свете реальность современности, я ужаснулся. Всё устройство человеческого социума открылось мне с такой уродливой и чудовищной стороны, что в какой-то момент захотелось просто умереть, чтобы не ощущать этого ужаса и не осознавать себя его частью. Несколько дней я не мог ни пить, ни есть, ни видеть кого-либо. Только неделю спустя я едва смог взять себя в руки. Кое-как успокоившись, я решил разобраться с новыми знаниями по всем правилам университетских методик. И вот что у меня получилось.

Итак, ложь. Она имеет множество других названий: обман, неправда, враньё, а также хитрость, коварство и etc. Всё это суть одного явления, свойственного, как я уже упоминал, едино человеку. При более пристальном изучении это оказалось не совсем так. Ложь оказалась присуща не только человеку, но и всей живой природе низших порядков. Уйди подальше от социума, хотя бы в поле или в лес. Приглядись, множество божьих тварей принимают форму и цвет окружающего пространства. Грызуны, зайцы, пичуги так же серы, как сухая трава и ветки, среди которых они обитают, Ползучие гады черны, как гнилая листва. Сами по себе или для чего-то? Любой ответит, что для того, чтобы остаться невидимыми для тех, для кого они добыча, пища. Примитивно выражаясь, заяц сер для того, чтобы его не приметил волк. Волк же незаметен и тих в движении для того, чтоб его до поры не почуял заяц. Один объект природы вступает во взаимодействие с другим объектом для достижения своей цели. Какова цель? У всех она одна – избежать смерти и остаться в живых (Как видишь, страх, а именно страх смерти, весьма действенная субстанция не только для человека). Способ достижения цели? Их два. У одних – не дать себя пожрать, у других наоборот – пожрать первых. Один из инструментов для осуществления этого способа – создать и донести до оппонента иллюзию, ложь. От того, насколько хорошо он это сделает, зависит его жизнь. Не думаю, что волк и заяц сами изобрели этот инструмент и осознанно им пользуются.

Они хоть и созданы матерью-природой, однако твари бездушные и неразумные. Можно много рассуждать на темы поведения животных, но мне, как и тебе, я полагаю, интересно не это. Более всего нас с тобой занимает человек. Это уже далеко не животное, а объект несомненно более высшего порядка, созданный Богом по образу и подобию своему, а потому к Нему наиближайший. И что же преподносит нам человек? Во-первых, едва не все те же самые умения, что и примитивные животные. Ведомый таким же страхом, он так же, желая остаться незамеченным для оппонента, создаёт и доносит тому такую же иллюзию, то есть ложь. Примеров такой лжи в избытке можно найти на войне или в охоте за разбойниками, где победа достаётся тому, кто преуспеет не столько в воинском мастерстве, сколько в умении обмануть. Мне думается, способность к такой лжи, так же, как и зайцу, дано человеку природой и обсуждать её, объяснять или искать в этом явлении что-то новое не имеет смысла. А тем более исправлять. Получается, что ложь из страха, в каких бы формах тот не существовал, неискоренима из натуры человеческой. Жадность, чревоугодие, тщеславность, ревность и прочее, где человек желает получить то, что ему не достаёт для успокоения – всё следствия из одной естественной причины – страха. И в стремлении удовлетворить свои желания человек использует такие же естественный инструменты. Если ему не удаётся получить желаемое силой, он использует ложь. Те же инструменты он использует для удовлетворения потребностей, причиной которых является такая субстанция как страсти. Они также неотъемлемы от сущности человека, поэтому нам остаётся только принять инструменты, которые человек применяет для их удовлетворения. По моим подсчётам, за всю жизнь на борьбу со страхом человек тратит на не менее половины своих сил и времени. Ещё треть жизни уходит на проживание страстей. Получается, что большую часть своей жизни человек подавляет другого человека силой, либо лжёт. Как правило люди, преуспевшие на этой стезе, занимают верхушку социальной конструкции. Это монархи и кардиналы, сюзерены помельче – бароны и епископы. Главари разбойных шаек стоят в том же ряду. Под ними внизу весь остальной люд, который такую же часть своей жизни, половину и треть, пребывает в подавленности и обмане. Примеров тому на каждом шагу. На ярмарке или в лавке торговец расхваливает свой товар, нараспев рассказывает о чудесных его свойствах и пользе. Может в его дифирамбах и есть доля правды, но по большей части в них больше лжи. Торговцу нужно лишь быстрее продать товар и получить наибольшую прибыль. Он идёт по простому и привычному пути – создаёт иллюзию нужности товара и доносит её до своего покупателя. Покупатель и сам рад поверить в предложенную иллюзию, ибо ничего другого у него нет и не будет. И тот, и другой действуют из страха. У торговца страх вырождается в жадность, у покупателя остаётся в почти чистом виде. В итоге оба остаются довольны, хотя и ворчат. Торговец сетует, что мог бы запросить и большую цену, а покупатель – что переплатил. Ложь, посредством которой они сторговались, выступила как этакий дельный и незаменимый помощник. Ещё пример. Дама прихорашивается перед встречей с кавалером. Хотя погоди, почему только дама? Простолюдинки поступают точно так же. Скажем отвлечённо, женщина прихорашивается перед встречей с заинтересовавшим её мужчиной. Для чего? Что это? Пустяк? Привычка? Отголоски забытых ритуалов? Как знать, но на мой взгляд всё проще и описывается тем же порядком действий, что и пример с торговцем. Обуреваемая страстями или же страхом смерти (выжить, оставаясь в одиночестве, надеясь только на собственные силы, для женщины невозможно) она должна привлечь к себе мужчину, который способен удовлетворить её притязания. Как это сделать проще всего? Играя на его страстях и применяя ложь. Она прячет свой истинный облик за всевозможными париками, белилами и нарядами, то есть подменяет его на иллюзию, которая будет интересна мужчине. Если мужчине эта иллюзия придётся по вкусу, то сделка между сторонами состоится. И ложь оказывается лучшим посредником в этой сделке. На эту только одну маленькую женскую ложь с радостью готовы работать десятки людей: портные, сапожники, цирюльники, аптекари и прочие. Та же конструкция срабатывает, если мужчина хочет добиться женщины. Он также создаёт для неё иллюзию, которая ей нужна. Обычно для этого достаточно лжи самой примитивной. В ложь простолюдина вовлекается несколько человек, живущих рядом, для лжи монархов бывает мало целого королевства. Подобных примеров вокруг бесчисленное множество, стоит лишь внимательнее приглядеться. Ну хотя бы постулат о том, что потомки королей и прочей знати обладают особой отметиной небес, поэтому только им дано право властвовать. Миф, иллюзия, созданная нашими предками. Допускаю, что в былые времена вождями – спасителями своих племён становились только люди невероятной отваги и силы духа. Однако, как врач могу уверить, что никакие качества, умения и таланты по наследству никак не передаются. Я много лет врачевал людей самых разных, были и вельможи, и простолюдины. Могу сказать, что не менее чем в половине случаев иной крестьянин имеет и более стойкий дух, и более ясный, рассудительный ум, нежели тщедушные отпрыски нынешних аристократов. Мне же думается, что наши далёкие предки из страха (куда ж без него?) породили для собственного успокоения особый вид лжи – самообман. Наивная надежда, что сын хорошего короля обязательно станет ещё лучшим королём, переродилась в иллюзию. Эта иллюзия окаменела и стала непрекословным законом, определившим будущее сотен поколений. Последствия его более чем очевидны.

Чем больше я думаю над этими вопросами, тем больше убеждаюсь, что человек современности нуждается во лжи как в пище. Причём по большей части он не стремится обманывать других. Он хочет быть обманут сам. Пересказ легенд, сказок, анекдотов. Их слушатель если не знает достоверно, то догадывается, что всё это выдумки и правды в них не больше, чем соли в луковом супе. Сплетни и слухи в том же ряду. А театральные представления, что устраивают лицедеи? Они изображают героев, но сами таковыми не являются. Разыгрывают сюжеты, которых нет и не было. Они создают иллюзии, в которых есть потребность. Актёры и зрители прекрасно понимают, что всё происходящее на подмостках неправда, но тем не менее каждое представление неизменно собирает толпы народа. Почему одни обманывают, я думаю, понятно. Они дают другим то, что те хотят получить. Первые зарабатывают себе на этом хлеб насущный, а вторые? Осознанно или нет они сами желают быть обманутыми. Из каких побуждений как ты думаешь?

Всё это я пишу, чтобы у тебя сложилось некоторое понимание лжи как предмета. Надеюсь, я смог донести основную суть. К сожалению, у меня нет возможности описать всё более подробно по причинам, которые не хочется повторять, они известны нам обоим.

Итак, продолжим. Всё, о чём было написано, можно отнести к так называемой лжи по необходимости, обусловленной природными субстанциями человеческой сути. Но оказывается есть и другие истоки лжи …»

Кальвин аккуратно отложил в сторону серветовы листы. Прочитанное ошеломило его. Он не мог поверить, что человек, над которым занесён меч правосудия, может как ни в чём не бывало распространяться о предметах далёких и абстрактных, словно он сидит не в темнице, а в креслах светского салона. Где же его мольбы о прощении или хотя бы о снисхождении? Где сетования на безжалостность обстоятельств и человеческую слабость перед соблазнами? Ничего этого нет. Что он пишет? Не сошёл ли он с ума, этот Сервэ? Но нужно сказать, что эти его разглагольствования не лишены смысла и логики. Есть в них что-то, о чём стоит подумать. По крайней мере предмет лжи ранее не был описан ни у одного автора. Занятно, что там у него дальше? Осталось немного, всего пара листов.

Кальвин неторопливо, оценивая стоит ли продолжать, взял в руки бумаги, к которым в любом другом случае даже не прикоснулся бы. Того, что он надеялся в них найти, там точно не было. Однако просто взять и швырнуть их в камин он не мог. Он уже почувствовал, что в них кроется что-то удивительное и страшное. И сейчас нужно было понять, что же это.

«… если вернуться к тому же театральному представлению. Зритель хочет видеть то, о чём мечтает. Зная, что он этого вряд ли когда достигнет, ему хочется унизить того, кто этой мечты уже достиг. И лицедеи разыгрывают перед ним пышные сюжеты беззаботной и сытой жизни ну хотя бы короля Франции. Обычно за пределами самой Франции короля изображают длинноносым, рыжим дураком. И сами актёры, и особенно зрители охотно в это верят, хотя ни те, ни другие доподлинно не знают каков король на самом деле. Они его никогда не видели и не имели с ним дела. Им всем достаточно той простенькой иллюзии, которую для них приготовили. Это – иллюзия для ох-лоса. Те же немногие, кому посчастливилось хоть мгновение побывать подле короля, знают каков он на самом деле. Возможно, король пожаловал их за что-то или где-то на рауте просто посмеялся над их шуткой. Эти немногие знают, что король никакой не дурак, а монарх мудрый и щедрый. Впрочем, кому как повезло. Так вот эти немногие презирают уличные театры, поскольку, как им кажется, они знают истинное лицо короля. На самом деле ничего они не знают. Они лишь создали себе иллюзию, которая им удобна. Почему это иллюзия? Находясь от человека на расстоянии и зная его отрывочно, по редким поступкам нельзя быть уверенным, что созданный образ его полностью соответствует образу истинному. Выражаясь словами живописцев, как бы ни была хороша копия портрета она никогда не будет подлинником. Однако, эта иллюзия выгодно отделяет своих приверженцев от черни и приближает к более высоким сферам. Назовём её «Иллюзия для избранных». Итак, на один объект у нас уже есть две иллюзии, две лжи, различных между собой. А где же истина? Каков он настоящий король? Это знают не более десятка человек. Мать короля, его венценосная супруга, его братья, сестры. Хотя постой, если говорить о короле Франции, то и эти мало что знают. Няньки, гувернёры, фавориты, содержанки – вот те люди кто знают истину каков есть король. Но они не спешат ею делиться, да их всё равно никто не будет слушать. Всем остальным интересны только свои иллюзии, к которым они привыкли и которым легко находят подтверждения. Что остаётся в итоге? Как таковая истина остаётся известной очень малому кругу посвящённых лиц. Большей же части людей эта истина неизвестна, да и вовсе не нужна. В их богатом наборе иллюзий, из которых соткана картина мира, истины вообще может не быть. Справедливости ради скажу, что в случае с королём она всё же есть, пусть и никому неизвестная.

К чему я всё это пишу, ты хочешь спросить? Лучше бы мне озаботиться своей защитой в суде, не так ли? С каждым судебным заседанием, как и с каждой ночью, проведённой в замке мсье Жозефа, вердикт суда для меня становится всё яснее. Я не хочу об этом думать так же, как и тратить на бесполезные апелляции последние капли чернил. Однако, полагаю, что суд меня оправдает. Почему? Узнаешь позже. Ничем из того, что ты сейчас прочёл (я надеюсь!) я вообще не хотел ни с кем делиться и тем более дискутировать. Но понимаю, что должен успеть сделать это. Ты последний, с кем я бы хотел это обсуждать. Но и единственный. Потому прошу простить мне вольность делиться с тобой своими мыслями.

Я много времени потратил на исследование лжи как объекта, свойственному человеку и социуму, препарировал её причинные и следственные связи, вычислял структурные построения. Однажды (случайно или нет, на всё воля Божья!) я бросил взгляд через стекло новых полученных знаний на … Нет, не на свою прожитую жизнь, не на жизнь рыжего длинноносого короля, и даже не на историю государства франков. Если бы это было так, то тогда я просто посетовал бы на свою мелкую никчёмность и продолжил бы копаться в учёных дефинициях. Но нет. Я взглянул уже по-новому на предмет, который мне всегда был очень интересен, а ты так и вовсе посвятил ему жизнь, не говоря об остальных достойных. Предмет этот -вера, что выстроили наши предки на Слове Христовом, точнее её история, начиная с тёмных веков и до сего дня. Не подумай, я отнюдь не подвергаю сомнению Священную историю от сотворения мира до Вознесения Господня и до того времени, когда апостолы донесли до мира Евангелие. Этого греха за мной нет и никакое следствие его не отыщет. И не потому, что я такой хороший, а потому, что любому дураку, даже учёному понятно, что без Благой вести жизнь на земле пошла бы вспять и человек вернулся бы в состояние зверя. Но речь не об этом.

Со времени оглашения Благой вести, дух человеческий, до того тёмный, вдруг воспрянул и возвысился. Взбудораженные умы людей стали рождать множество самых разных иллюзий. В основе их лежали, конечно, надежды на лучшее. Какие-то из этих надежд именем Христа свершились и превратились в веру. Но с тем же именем Христа каждое новое поколение людей рождало и новые иллюзии. Одна безумней и чудовищней другой. В итоге их стало так много, что дух и буква Слова Христова стали обесцениваться быстрее, чем профили цезарей на монетах. Слава Богу, Константинов собор

32 Константинов собор – собор, созванный римским императором Константином I; состоялся в июне 325 года в городе Никее и стал первым Вселенским собором в истории христианства.

дал миру Символ веры и тем самым покончил со множеством опасных заблуждений. Со множеством, но не со всеми. Более того, он дал почву для иллюзий новых. Так же поступали и все последующие соборы. Запрещали одни иллюзии и поощряли другие. Во все времена святые отцы полагали, что только они знают истинное Слово, а потому могут судить, что верно соотносится с Ним, а что лживо. Уверенные в своей святости они сами стали отдаляться от Слова истинного, изобретать всё новые иллюзии. И даже объявлять их канонами, обязательными к следованию всеми верующими. Каждый епископ, не говоря уже о папе, считал своим долгом отметиться в толковании Слова и добавить в Него что-то своё, забывая неосознанно или намеренно одну простую вещь. Всё, что сказано человеком может быть истиной в одном случае и ложью в другом. И только Слово Божье истинно всегда. Как бы там не было, а через тысячу лет после Константинова собора всё остаётся, как и до него. Годы, прошедшие со дня смерти последнего апостола, совершенно не изменили ни самого человека, ни социум. Что тысячу лет, что сто, что год тому назад, а картина мне видится одна и та же. Лукулловы пиры, где подают не жареных павлинов и соловьиные язычки под соусом нантюа или айоли, а искусно приготовленные лжи. Большие, мелкие, цветистые, правдивые, чудовищные, безобидные, мимолётные и навечные – на любой ум и потребу. Готовят их лучшие повара – короли и придворные, священники курии и свободные проповедники, университетские профессоры и умники без лицензий. Готовят на заказ и просто так, чтоб оправдать собственную значимость, новые налоги, будущие войны, крестовые походы, виселицы и плахи. И все эти разнузданные вакханалии, где одни готовят, а другие пожирают все эти иллюзии и лжи, творятся за столами, сколоченными из стихов Заветов, Евангелия, Деяний и прочих книг Священного Писания.

Мне эта картина не по душе. Единственным оправданием её может быть факт, что все эти лжи создавались и создаются не из страха и не из движения страстей, а по велению веры.

И всё же я не хочу питаться с этой кухни и уж тем более быть на ней поваром. Я даже готов отречься от своего «Christianismi Restitutio», поскольку вижу теперь, что оно насыщено невольными моими заблуждениями, рождёнными доверием к чужим иллюзиям. Готов отречься для того, чтобы очиститься от всех этих лжей и не распространять их на неискушённый люд. Я напишу новый труд и называться он будет «Restitutio veritatis in Christianismo» – восстановление истины в христианстве. В этом труде я проведу анализ всего, что появилось в вере христовой после Константинова собора и насколько всё оно согласно с истинным Словом. Я выявлю всё ложное, как бы хорошо оно не укрывалось под личиной истинного. Я хочу, чтобы мир, давно заблудший в дебрях ложных идей и теорий, вернулся на путь истины. Ибо истина – это Бог, Слово Христово – указатель, как к Нему прийти, а вера человеческая -дорога. Будет верный указатель и эта дорога приведёт к Богу. Ложный же указатель уведёт в никуда, заставит человека вечно блуждать тайными тропами, где он в итоге растеряет свою веру. Ну вот, последняя капля чернил не оставляет мне ничего, кроме как закончить это моё послание к тебе. Надеюсь, изложение моё было не слишком сумбурно, не запутало и не утомило тебя. Честно говоря, мне хотелось бы узнать, что ты обо всём этом думаешь, тем более что …»

Здесь письмо обрывалось. Кальвину оставалось лишь догадываться, чем могла закончиться последняя фраза. Но догадываться не хотелось. Всё и так было предельно ясно до последней запятой. Кальвин бросил серветовы листы на стол. Прикасаться к ним более не хотелось. «Чушь умалишённого! Он хочет правды? Правды во всём, правды абсолютной и никак не запятнанной? Какую-то правду он, конечно, найдёт, а дальше? Станет размахивать ею, как дубиной, разоблачать ложь и сокрушать лжецов? Не спорю, он их сокрушит, а после? После он поставит под сомнение труды апостольских мужей, апологетов, отцов Церкви и всех богословов. В безумном угаре борьбы за правду он разожжёт пожар новой мюнстерской коммуны. И этот пожар выжжет всё и праведное, и неправедное. Пожалуй, для церкви римской это будет полезно, она давно нуждается в очищении и покаянии. Но Рим по большому счёту всего лишь частность. Пожрав его, этот пожар перекинется и сметёт всё то, на чём держится вера Христова и монолит Церкви апостольской. Он хочет посягнуть на святое. Но ни у одного человека, живущего на Земле, нет на это права. Ты сам не оставил себе выбора, Мишель Сервэ. Нос spectaculum est supra[28 - Hoc spectaculum est supra (лат.) – на этом представление окончено.]»

Кальвин звякнул колокольчиком, призывая своего секретаря. Пока Морель входил в кабинет, Кальвин надписал несколько строк на обращении Совета Женевы.

– Вот что, дорогой Люсьен, немедленно доставьте это обратно в Совет. Думаю, мой ответ для них будет более чем понятен.

– Как вам угодно, мэтр! Что-нибудь ещё?

– Да, – Кальвин открыл ящик своего стола и, порывшись, извлёк из него какой-то документ, – Вот вам список лиц, составленный мсье Жозефом. Здесь указано с кем был близок подсудимый Сервэ и кто мог бы стать его идейным сторонником. Там есть имя и вашего помощника Анатоля. Однако уверен, вас это никак не должно смутить. Передайте список в Консисторию, пусть наши друзья присмотрят за каждым. Любой, кто хоть вскользь упомянет богопротивные идеи, высказанные Сервэ, должен быть немедленно арестован и отправиться следом за своим учителем. Думаю, это будет справедливо и логично. Только так, действуя решительно и неотвратимо, мы сохраним нашу Церковь, нашу веру и саму Женеву. Спешите. Да поможет нам Бог!

* * *

26 октября 1553г суд свободного города Женевы и окрестностей, приняв во внимание мнения Совета, главы Церкви, а также мнения капитулов городов Цюриха Шафхаузена, Базеля и Берна, признал подсудимого Мишеля Сервэ Виллано-ва виновным по всем статьям обвинения и приговорил его к смертной казни – сожжению на костре. Приговор был приведён в исполнение на следующий день. Казнь продолжалась несколько часов прежде, чем душа приговорённого покинула его тело. На том же костре были сожжены и все найденные экземпляры книги «Christianismi Restitutio», как и все прочие записи приговорённого. Судьба невольных последователей Сервэ осталась неизвестной.

Эпилог

Октябрь 1986 г.

Автодорога Лозанна – Женева, Швейцарская конфедерация

Лимузин нёсся по дороге стремительно, словно выпущенная из лука стрела. Большой и солидный, он не мог себе позволить ехать медленнее и наслаждаться такими мелочами, как гладкий, отличного качества асфальт и прекрасные, словно с рекламного постера, виды вокруг. Это удел малолитражек для небогатых и седанов, чьи владельцы числят себя средним классом. Парящие кабриолеты и ревущие родстеры не в счёт. Хотя их водителей и пассажиров также вовсе не волнует окружающее, но также не заботит ничего, кроме собственного самомнения. Лимузин же своим сиятельным видом сообщает всем вокруг, что его совершенно не влекут заботы обывательские: мелкие и приземлённые. Он создан под стать своим пассажирам, персонам одиноким, серьёзным и весьма важным, масштаб дел которых далеко превосходит границы провинций, кантонов, а может даже и государств.

Как раз один такой пассажир ехал сейчас в своём лимузине по берегу Женевского озера. Водитель и офицер-адъютант сидели впереди, там, где им было положено, чтобы никоим образом не тревожить своего шефа. Тот, в свою очередь, по праву расположился в салоне, всё внутреннее пространство которого было продумано и организовано так, чтобы обитатель его мог работать и отдыхать, не теряя времени, прямо в дороге. Здесь был и кожаный диван, и пара кресел, и бар с напитками и закусками, что подчас бывали очень кстати. Но большая часть салона была оборудована для офисной работы. Удобный стол с канцелярией, органайзеры для документов, копировальная машина, телефонные аппараты и ещё масса всего. Как раз сейчас, когда за тонированными окнами лимузина

мимо проносились милые шале и оставались почти неподвижными горные кряжи, единственный пассажир и он же единственный босс и клерк своего офиса на колесах сидел за столом, склонившись над бумагами. На многих из них красовался гриф «Секретно». Мужчина солидных лет, в безупречном костюме. Движения его были уверенны и спокойны. На лице его серьёзном и волевом легко читалась вечная напряжённость и нескончаемая усталость. Он брал в руки то один документ, то другой, быстро прочитывал и делал себе какие-то пометки, выписки. Сопоставлял, оценивал, думал. И торопился. Время как всегда не ждало, а требовало решений задач, которых было множество и которые никогда не кончались. От своих занятий пассажира отвлёк раздавшийся звонок и замигавшая красная лампочка одного из аппаратов связи. Не ответить на этот вызов было невозможно. Пассажир оторвался от своих бумаг и снял трубку.

– Шарль Паскуа слушает!

– Господин Паскуа, с вами будет говорить президент. Соединяю.

В трубке пару раз щёлкнуло прежде, чем послышался знакомый голос.

– Добрый день, Шарль! Я знаю, что ты сейчас в дороге и всё же. Как проходит наша миссия в Альпах? Продвинулась? Насколько? Как там наши вечно нейтральные партнёры? Не слишком задирают нос?

– Пока всё идёт, как и было задумано, господин президент. Первая часть плана выполнена волне успешно. За выполнением других пунктов я как раз сейчас направляюсь в Женеву. Пока всё проходит без сюрпризов. Думаю закончить наше дело в ближайшие три дня. По выполнении всех пунктов плана я направлю вам развёрнутый отчёт по дипломатическому каналу. О подробностях доложу вам лично по возвращении в Париж.

– Один день, Шарль. Ты должен всё выполнить за один день. Завтра, в крайнем случае послезавтра тебе нужно быть в Лионе. Последние события там весьма нас всех настораживают. Не разгореться бы пожару. Поручаю тебе как министру внутренних дел взять ситуацию под контроль.

– Вы имеете в виду студенческие волнения? Мне уже доложили об этом. Я прочитал аналитические отчёты за последние три месяца о настроениях среди молодёжной массы Лиона и провинции. На мой взгляд там всё не настолько серьёзно. У этих бузотёров нет главного – идеи, которая могла бы их объединить. Нет у них и единой сплачивающей всех организации, которая могла бы сформулировать требования и предъявить их нам. Тем не менее я дал указание шефу лионской полиции привести в готовность все силы правопорядка. Также я дал команду установить всех возможных зачинщиков и подстрекателей. В случае обострения ситуации мы их мгновенно арестуем. Всех и разом. В любом случае закон будет на нашей стороне. Уверен, всё закончится, даже не начавшись. Конечно, мэр Лиона должен будет что-то пообещать населению и выразить готовность пойти на какие-нибудь уступки.

– Что ж, Шарль, я уважаю тебя и как политика, и как профессионала. Однако жду твоего доклада из Лиона. Повторение парижской весны шестьдесят восьмого года сейчас не нужно никому, ни Франции, ни мне. Уверен, ты меня понял.

– Так точно, господин президент. Будет сделано всё, что нужно.

– Что ж, да поможет нам Бог!

О, этот вечный, нескончаемый круг…

Сентябрь 2022 г.

Источники:

Порозовская Берта Давыдовна «Жан Кальвин. Его жизни и реформаторская деятельность»

Филип Шафф «История христианской церкви. Том VIII.

Современное христианство. Реформация»

Алистер Макграт «Жизнь Жана Кальвина», Минск 2016 г.

Содержание