После обеда пошли в деревню. Вшестером. Сёмка, Пиф, Шварц, Матюха, Ворона и Шайтан. Шварца так зовут, здоровый потому что, как шкаф полутораспальный. Не бывает таких шкафов? А Шварц такой. У Вороны, фамилия Воронин потому что. Ну а Шайтан… Шайтан потому что.
В кафе шашлыка заказали. Ну и водки по двести грамм, для начала. Контрабасы же. Пятеро. А Шайтан, так тот вообще, – вольнонаёмный. Но ему водки не положено. Да и никто выпить не успел. Перед кафе придурок нарисовался, в рай попасть желающий. Вне очереди. Сёмка спрашивал однажды у Пифа, с какого хрена, по ихней вере, за убитых солдат, – в рай впускают. Придурков всяких. Пиф не смог ответить. Ну вот. А тут придурок, целых пять солдат увидел. Пять раз в рай собрался? Швырнул гранату в окно, тот придурок. А Сёмка, он ведь любил гранаты. Вот и прыгнул на неё. А ещё Сёмка думать любил. Лежал и думал. Целых три секунды. Сначала вспомнить старался название книги, которую брал в библиотеке, в клубе, который сейчас на дрова растащили. Фразу смешную, он в той книге вычитал, – «… за други своя…». Не вспомнил названия. Потом подумал, что так оно лучше. Ему-то ехать некуда было, а ребятам было куда.
А Шайтан ничего не думал. Он просто Сёмку любил. Решил что играет он с ним. Подскочил, носом тыкаться стал.
Почти все осколки, Калуга в брюхо принял. Но пара вырвались. И один, точно в сердце Шайтану попал. Так они и лежали вдвоём на заплёванном полу, – Шайтан и Калуга.
Тайга
Мишка собирался на профиль. Упаковал необходимый инструмент и запчасти, закинул в старенький сидор сухпай. Скрипнула дверь, в вагончик заглянул начальник партии.
– Михайла, ты собрался?
– В принципе да.
– Слушай, такое дело… Бензовоз на профиль нужно гнать.
– Серёга не продолжай. Сразу нет. Давно уже обговорили. Я сажусь только на ГТСку, и только в крайнем случае.
– Чё сразу нет-то?! Дослушай сначала. Не водилой ехать прошу. Водила есть, неплохой вроде парень, но проработал неделю всего. Опасаюсь я. Да и с картой он совсем не дружит.
– Ну Серёг ты подсуропил! На ГТСке я к вечеру, уже б на месте был, а на этой бочке больше суток тилипаться.
– Да ладно тебе, Миш. Прокатишься, с водилой потрещишь. Он кстати за Речкой побывал, Красную Звезду имеет. Найдёте общие темы.
Бензовоз стоял за вагон-городком. Под его капотом копался черноволосый, поджарый паренёк.
– Привет мазуте! – Подойдя, поздоровался Мишка.
Паренёк пружинисто спрыгнул с бампера.
– Наглой интеллигенции, взаимный привет. С левой резьбой и закруткой на спине.
– Хе! Наш человек, сработаемся.
Парни пожали руки друг другу, представились. Водилу звали Сергеем.
– Как аппарат, Серёг? Проковыляет 400 вёрст?
– Не обижай технику. Аппарат – что надо. Я сейчас переоденусь, и тронемся.
Через некоторое время Сергей вернулся. На нём была выцветшая добела, заштопанная во многих местах «песчанка».
– Память о Средней Азии? Или южнее?
– И то, и то. Служил под Ташкентом, но с двумя «нитками» и Речку переезжал. Она у меня счастливая. Здесь хоть и не Гиндукуш, но решил одеть.
Первые километров 150 дорога была вполне приличной, ехали со скоростью 50—60 километров в час. Затем свернули на разбитую лесовозами, лесную дорогу. Скорость сразу упала.
– Серёга сказал что «Звёздочку» имеешь? Расскажешь?
– Есть такая цацка. – Серёга белозубо рассмеялся. – Мне её за трусость повесили.
– Это как?
– Да я и помню-то всё как в тумане. Когда шёл со второй «ниткой», её духи «подрезали». Я на наливняке шёл, когда взрывы, выстрелы начались, я из кабины выскочил. Пока очухался, вокруг ад сплошной стоял. Наливняки горят, в «бардаках» и «бэтрах» боеукладки рвутся, духи со склонов стреляют. Наши им отвечают, но жиденько. Смотрю, «бэтр» недалеко притулился, на вид вроде целый. Удачно он встал, сверху валун навис, а позади наливняк с солярой горит, всё дымом заволокло. Ну я пополз к нему, десантный отсек пустой, а мехводу грудь разворотило пулей от ДШК. Я водилу вытащил, сам на его место прыгнул. Прошёл вдоль «нитки», парни кто живой остался, в «бэтр» попрыгали. По дороге не пробиться было, так я под откос спустился, и по руслу ручья километров 15 прошёл. Повезло. 14 парней со мной вырвались, все рваные, живого места ни на ком нет. А у меня ни царапины. С нами полковник какой-то был. Шишка какая-то важная. Вот он, когда в госпитале отлежал, мне «Звёздочку» и выбил. Я не ношу её, стыдно. Сколько ребят погибло, остальные израненные все, и им ничего. На мне ни царапины, не выстрелил ни разу, а мне орден. Не честно.
– Вот дурья башка! Ты четырнадцать человек спас! За это Героя давать надо.
– Говорю же, от трусости это. Свою шкуру спасал, заодно и остальных получилось…
Долго ехали молча. Дорога то ныряла в распадки, то взбиралась на увалы, то петляла вдоль речушки, следуя её прихотливым изгибам. Изредка попадались деревни, раскинувшиеся вдоль речек. За одним из поворотов, впереди показалась человеческая фигура. Человек, заслышав звук мотора, отступил с дороги на обочину. Стало возможным рассмотреть его. Это был пожилой мужчина, лет 60—65ти, одет по-крестьянски – косоворотка, пиджачок, брюки заправлены в яловые сапоги.
– Миш. Возьмём попутчика?
– Конечно, Серёг. Дяденька пожилой уже, а от нашего ЗИЛа не убудет.
Машина остановилась возле мужчины. Михаил открыл дверку, заговорил:
– Здорово, отец. Куда путь держишь?
– И вам здоровьичка, и дороги доброй, сынки. А сам-то я у племянника, в Вознесенке гостевал. Теперь вот домой, в Карповку иду.
– Ну даёшь ты, батя! От Вознесенки досюда 15 вёрст, и отсюда до Карповки ещё 20. Что ж, машин-то не было попутных, что ли?
– Отчего ж не было? Были. Лесовозы проходили, две легковушки проехали то ж.
– А чего не голоснул?
– Зачем? Если людям некогда, али местов нету, так голосуй не голосуй – не возьмут. А если могут подвезти, так сами остановятся. Вы же остановились.
Миша вылез из машины, подождал пока сядет попутчик, сел сам. Парни представились.
– Ну а меня Степаном кличут. Отца Иваном звали. Так что, сынки, можете меня хоть дядькой Степаном, хоть Иванычем называть. И так и так – гоже.
Тут же заговорил Сергей.
– Дядь Степан, мне вот всегда интересно, откуда названия сёл пошли. Вот Вознесенка понятно, церковное что-то, С Ивантеевкой тоже ясно. А вот Карповка? Озёра есть, что ли? Где карпы водятся.
Иваныч заулыбался в бороду.
– Хорошо это, что интересуешься. Не равнодушный значитца. А Карповка-то… Предок мой её основал. Карп Нилыч его звали, отсель и название села пошло.
– Вот я тормоз! Я и забыл что на Руси имя такое было.
– Нет в том страшного ничего, сынок. Это когда я мальцом был, время медленно тянулось. Зимами рассказы слушали дедушек да бабушек, запоминали всё. А нынче время не бежит даже, – летит. И упомнить всё невозможно, не в силах то, человеческих. Главное что неравнодушные вы. Вот остановились, подъехать предложили. Не корысти ради, али интересу какого, а по доброте душевной. Значит на месте она, душа-то. И деток своих вы такими же вырастите, чистыми да светлыми.
Серёга засмеялся.