Чем вы готовы платить?

Старик поморщился, но сделал такое ироничное лицо, что Гриша только удивился живости его мимики.

– Что случилось с вами на том свете.

Ребята вздрогнули.

– И почему вас двое? По крышам гуляли?

– Перестаньте морочить голову. Мы уходим! – снова решительно заговорил Гриша.

– Вам, молодой человек, следует почтительней разговаривать со старшими. Никто вам голову не морочит. Я о вас ничего не знаю, но прекрасно вижу, что вы нездешние. А раз так, то значит случилась беда, поэтому вы здесь.

Женя заплакала. Старик нисколько не смутился от этого.

– Кто кого с крыши толкал?

– Никто никого не толкал. Хватит нас путать! – это уже Женя пришла в себя и обиделась на то, что ею так бессовестно помыкают. Вы-то сами кто? И откуда?

– С удовольствием расскажу, мною мало кто интересуется, – на секунду в лице старика появилась радость, но исчезла так же быстро, – А зря… – протянул он следом, – рассказывать?

Ребята молчали, а, следовательно, согласились.

– Я единственный оставшийся в живых сын моих родителей. Собственно, это не так. Я единственный, кого мои родители могли оставить после себя. Троих моих братьев убили на фронте. У меня даже один племянник был, но он тоже умер, маленьким мальчиком в войну. А я родился уже после войны. Это просто чудо было, маме было уже почти пятьдесят. И вот я рос окруженный таким родительским вниманием, что не опишешь. Ну просто роза-мимоза. Мечтатель, поэт. Когда мне было девятнадцать лет, я полюбил одну девушку. Для меня она была идеалом красоты и чистоты. Но это оказалось только моим представлением о ней. Мне несколько раз пытались открыть глаза, я ужасно страдал, но потом оправдывал ее и возвращал на пьедестал. Наконец она сама устала от моей восторженности и сделала так, чтобы я убедился в том, что она дрянь. Наверно месяц я ходил, не чувствуя земли под ногами. А потом забрался на крышу и прыгнул вниз. А очнулся здесь.

Ребята слушали старика, затаив дыхание, и снова вздрогнули на последнем его слове.

– Где, здесь? – прошептала Женя.

– Где и вы!

Этими словами старик напугал ребят до оцепенения, а сам спокойно продолжил:

– Мне иногда кажется, что это она сделала (вы все равно еще понять не в состоянии, поэтому не скажу, что), скорее, чтобы отвязаться от меня, а не по внутренней потребности. Хотя, возможно, я ее идеализирую.

– То есть, Вы умерли? – в ужасе спросила Женя.

– Я же перед тобой. И разговариваю.

Ребята смотрели на старика полумертвые от страха.

– А там – умер. Скорее всего, – продолжил старик спокойно.

– А мы? – прошептал Гриша одними губами.

– Так вот я и спрашиваю, что с вами случилось?

– А мы через земляной ход сюда попали, – и ребята рассказали все произошедшее с ними.

– Нет, ну нет! Вряд ли вас засыпало. Только почему обратно ход был закрыт? Мне бы с вашим наставниками поговорить об этом.

Гриша и Женя горько пожалели, что рассказали все. Надо же было быть такими дурачками!

– Ну-ну! Не переживайте, правды не расскажу. Но поговорить с ними придется. Чем больше я о вас узнаю, тем проще будет понять, что делать. А еще наставники хоть люди для нас бесполезные, но очень мудрые и информированные о том, что другие даже не слыхали.

– Так, значит, домой хотим? – произнес старик и, развернувшись, ушел, оставив ребят в тревоге, тоске и страхе. Но и подарив им неясную надежду.

***

Старика звали Валера. Ему по возрасту полагалось полное имя и отчество, но он говорил, что, называя при нем его отца, люди причиняют его совести невыносимую муку. И улыбался. Его называли самым несносным циником, хотя он был единственным циником в новом для ребят мире, и большинство людей не знали этого устаревшего слова. В молодые годы он без всякой причины впал в кому, а когда очнулся изменился до неузнаваемости. Из нежного, добродушного и открытого юноши он превратился в лживого и завистливого мерзавца, единственной целью действий которого было доставлять людям боль. Вначале он просто стал драчлив, но несколько раз отбыв срок в воспитательной колонии, которая, как мы помним, не была вовсе местом ужасным, он оставил это развлечение и перешел к пакостям психологическим. Он представлялся страдальцем, чем возбуждал самоотверженную любовь, которую потом растаптывал, он клеветал с целью разлучить близких, он обманывал других тем, что с воодушевлением начинал какое-нибудь доброе дело, чтобы позднее опозорить его. Он, например, во главе пациентов воспитательных колоний много лет занимался поисками и облагораживанием мест гибели солдат. Но в один момент он стал кощунствовать над братской могилой, а когда его попытались урезонить, стал доказывать бывшим с ним людям, что и их мотивы заниматься поисками останков погибших, рискуя при этом жизнью, вовсе не так уж благородны. «Вам только бы похвалу заслужить и совесть свою успокоить, а что еще вероятнее, срок в воспитательной колонии уменьшить», – кричал он оторопевшим последователям, привыкшим видеть в нем пример для себя. Ведь до этого он много лет сносил тяготы жизни в походах по местам боев, рисковал собой, беря на себя раскопки неразорвавшихся боеприпасов. После этой выходки его надолго засадили в воспитательную колонию, из которой он по окончании реабилитации не захотел выходить сам.

Но также следует сказать, отдавая должное Валере, что он был человеком удивительно умным и наблюдательным. Сами воспитатели иногда прибегали к его услугам, обсуждая с ним какого-нибудь трудного подопечного. Конечно, никогда нельзя было доверять его словам, но необычные пути к сердцу и уму воспитываемых он часто подсказывал штатным сотрудникам колонии. Наконец, он служил пугалом для других, что также применялось как воспитательная мера. За помощь, которую Валера оказывал колонии, ему многое позволялось.

Так и в этот раз наставники решили поговорить с ним о ребятах. Тем более, что он уже был с ними знаком.

– Как это вы умудрились детей так запугать? – первым спросил их Валера, когда наставники присели к нему на скамейку.

– Разве они напуганы? – тоже не потерялись наставники.

– Еще как!

– Так это они Вас, Валера, испугались.

Валера улыбнулся.

– Меня бы они не испугались, если бы до этого не были запуганы. Хватит уже словами перебрасываться! Посоветоваться со мной пришли?

– Посоветоваться.

– Польщен. Последний раз это было два года назад. Я снова обрел доверие в ваших глазах или случай сложный?

– Случай, и правда, непростой.

– Что они сделали?

– Они раскапывали воинский мемориал.

Валера расхохотался так, что молодых наставников передернуло. «Зачем мы с ним разговариваем?» – подумали они.

– Вы пришли у меня спросить, зачем это можно делать, поскольку я много лет этим занимался? Ха-ха-ха!!! Я делал это из неутолимого любопытства найти чей-нибудь труп.

– Это было бы слишком примитивно для Вас, – прервал веселье Валеры Сергей Александрович, – да мы и не о Вас узнать хотим.

– Так вот вам одна из возможных причин: им захотелось чего-нибудь необычного. Например, найти череп человека.

Наставники поморщились.

– Не подходит? А почему?

– Они росли обычными ребятами.