Свадьбы и карты

Мой собеседник утратил свое недавнее спокойствие.

– И по моему заявлению, – продолжил я, – ваши две физии развесят на всех столбах, и быть вам за решеткой. И она будет покруче этой. – Я указал на окно. – Гони сто баксов обратно!

Мой собеседник тяжело вздохнул, неохотно достал деньги из кармана, молча положил на стол.

– Я покажу вам… ничего не понимаю в жизни!.. – продолжил кипятиться я. Но постепенно начал остывать. – Это вы, мелкотравчатые, ничего не понимаете… Так и быть, деньги оставь себе – ты их заработал честно.

Вот при каких обстоятельствах я познакомился с моим бессменным товарищем, в прошлом актером, Вениамином Филюком. Иной раз, когда я бывал не в духе, то называл его не иначе как Веней Сарделькиным.

Первая женитьба Филюка

– Что еще рассказать о Филюке? – продолжил свой рассказ Иван Густолес. – Пару лет до нашей астраханской встречи его вышибли из театра. И правильно сделали. Виной тому его легкомыслие, непредсказуемость, авантюризм, хроническое влечение к женскому полу и вместе с тем иной раз такая наивность, что просто диву даешься.

Я встретил Филюка в один из нелегких периодов его жизни – он только что развелся с женой, оставив ей все свое нехитрое имущество. Он рассказал, как это произошло.

– Ваня, когда меня уволили из театра, я придумал для себя новое занятие – выдавал себя за риэлтора. Находил в интернете владельцев домов, желающих продать или обменять их, и предлагал свои услуги. В отличие от настоящих специалистов (впрочем, какие они специалисты?) никакого задатка не требовал, чем очень располагал к себе. Далее действовал по обстоятельствам. Осматривал дом, хвастался своими прежними заслугами, поначалу отказывался от предложения пообедать, а затем все-таки уступал клиенту – оставался на ночь, поскольку якобы мой обратный поезд или автобус уходил следующим утром.

На следующий день после долгих уговоров все-таки соглашался на скромный задаток, и то лишь затем, чтобы избавить людей от угрызений совести – ведь не должен человек работать бесплатно.

Как правило, на этом этапе наша сделка и заканчивалась. Я уезжал, оставляя неверные координаты. Если клиенты попадались настолько наивными, что разыскивали меня и донимали звонками с требованием выполнить обещанное, я просил выслать дополнительную сумму на возросшие расходы. Сеанс излечения от глупости иной раз затягивался на несколько месяцев.

В то время жил я припеваючи – еще никого не привлекали к уголовной ответственности за чью-то благодарность, пусть и преждевременную.

И вот однажды ехал я поездом к очередной своей жертве, – рассказывал Филюк. – На одной из станций в купе вошел жизнерадостный толстяк с тонкой полоской щегольских усиков и аккуратной бородкой. Он лихо забросил саквояж на верхнюю полку и весело протянул руку для знакомства. Я сразу сообразил, что человек он бывалый и компанейский.

Звали моего попутчика Николай Маркович Градополов.

В дороге знакомятся быстро. Вскоре на столе появилась бутылка коньяка и шоколад, извлеченные из саквояжа моего попутчика.

Через каких-то полчаса вагонное купе превратилось в исповедальню. Вероятно, причиной откровения с моей стороны стал не только коньячок, а и бородка Градополова, без должного ухода способная превратиться в бородищу священника. Подкупало и его внимание к собеседнику. А что уж совсем расположило – он нисколько не удивился, когда я рассказал о своем методе зарабатывать на жизнь.

Я объяснил ему, что еду к владельцу небольшого заводика по производству пластмассовых изделий. Судя по всему, бизнес у моего будущего клиента идет неплохо – к уже имеющемуся домику он захотел прикупить еще один, поближе к столице.

– Мое дело, – объяснил я Градополову, – получить хороший аванс. А если человек окажется приятным, сведу его с настоящим риелтором – пусть занимаются. Не переношу эту тягомотину – подбирать дома. То им маленький, то большой, то чтобы рядышком было озеро или речка…

– Сочувствую. Очень хлопотное, а главное – малоприбыльное занятие, – заметил мой попутчик.

– Не скажите. Иной раз попадаются такие лопухи, на предоплату которых можно прожить месяца три.

– Нет-нет, не спорьте. Я знаю, что говорю, – возразил Градополов. – Вот сколько вы получаете задатка?

– От десяти до пятидесяти тысяч.

– А иные могут и совсем ничего не предложить. Ведь так?

– Случается и такое.

– Вот видите! А у меня никогда не бывает проколов.

– Вы тоже риэлтор?

– Боже сохрани! Я раньше картинами торговал. Находил клиентов и меньше миллиона за полотно никогда не получал.

– Миллиона?! – удивился я. – Но где же набраться таких дорогущих картин? Репины и Левитаны давно уже повымерли.

– Вот и хорошо. А их картины остались. Но беда в том, что настоящих авторских полотен мало, а желающих приобрести их с каждым годом прибавляется. И работы эти все дороже. А если появится ранее неизвестная – тут уж цену заламывай, не скромничай! За ученический рисунок или акварельку столько отвалят, что вам, Вениамин Андреевич, года два надо трудиться. Вениамин Андреевич, давайте на «ты» – по-простому, без церемоний.

– С удовольствием, Коля. Давно хотел предложить, а то как-то неловко. Но где же ты находил подлинные работы?

– Венечка, мне Левитанов и Репиных рисовал один мой знакомый – его за пьянство выперли из Суриковского. Так вот, после того как что-то намалюет, он сверху заново грунтует полотно, а затем делает какой-нибудь пейзаж.

– А в чем секрет?

– Дело в том, что я коллекционерам представлялся таможенником. Якобы мы на границе задержали партию картин великих мастеров, которые хотели вывести за кордон под видом обыкновенной мазни. Теперь таких проходимцев хватает. Но если знающий человек аккуратно уберет верхний слой, то… получит настоящего Айвазовского.

– И верили?

– А как же иначе? Если прятали, значит было что прятать.

– А когда смывали, не догадывались?

– Веня, в том-то и дело, что разделить два слоя очень непросто. Обязательно подпортишь нижний, затем приходится его подправлять. Конечно, подлинность немного страдает. Но для покупателя это не важно. Главное, он-то уверен, что обладает шедевром, и со временем обязательно внесет его в реестры и каталоги – картина приобретет официальный статус. Для этого и существуют покупные эксперты. Доверие друг к другу – прежде всего.

– Без доверия в наших делах никак, – согласился я.

– Правильно говоришь. Мое дело продать, а уж дальше пусть сами занимаются. Но бросил я это занятие, – неожиданно сказал Градополов.

– Почему?

– Не в моем характере. Очень уж хлопотно. Клиенты попадаются осторожные. Сто раз, подлец, приценится, двадцать раз, сквалыга, начинает торговаться. Сил моих нет наблюдать, как он не хочет расставаться с деньгами! И видит наживку, и боится заглотить. Недоверчивая это публика – любители живописи. Так что я поменял специальность.

Градополов широко улыбнулся, отчего его усики разъехались до ушей. Сразу стало понятно, что его новое занятие намного лучше прежнего.

– И чем теперь, если не секрет, занимаешься?

– Давай еще по одной, – Градополов плеснул в стаканы коньячку и добавил, – донжуанствую потихоньку, работаю кочевым женихом.

Я едва не поперхнулся от услышанного.

– Это, Венечка, намного интересней, – улыбаясь, продолжил Долгополов. – У меня ведь теперь двадцать домов. И в каждом из них меня ждут не дождутся. И ни одна из подруг не терзает меня, как эти чертовы антиквары. В зимнее время отправляюсь к какой-нибудь вдовушке на юг, а летом – в среднюю полосу. Я обожаю умеренную природу. Сколько у нас настоящих ценителей живописи? Настоящих, то есть денежных, десятка три, не более. А разведенных женщин, и вообще женщин? То-то же. А главное – перспектива! К семидесяти годам на каждого из нас будет приходиться по семь особей противоположного пола.

– К семидесяти уже не интересно.

– Правильно говоришь. Так что не надо откладывать это занятие на будущее.

– И как ты с ними знакомишься?

– С женщинами? Ясное дело как – сначала по переписке. Для первой стадии у меня заготовлены шаблоны. К слову, по мере накопления опыта, стартовые письма подправляю. Результативность повышается. А дальше еду к ней и начинаю артподготовку.