– Я знаю, – ответил он.
– Вы тут пьете, нюхаете, баб за сиськи дергаете. Сколько наших ребят полегло. Вы слышали про Ржев?
– Слышал, – сказал Цвайгерт и продолжил чертить дорожку.
Гуляев, Фролов и Бурматов притихли и решили не вмешиваться.
– Мало того, – продолжал офицер. – Вы тут пьете с ними. С этими свиньями.
Гуляев сжал зубы.
– С этим большевистским отродьем. Какого черта они вообще тут делают! Вы верите этим предателям? Вы с ними, значит, весело попиваете коньяк, пока наши ребята гибнут на фронтах? Скоты!
Цвайгерт не ответил.
Тогда офицер вдруг резко схватил край подноса и с лязгом опрокинул его на пол.
В воздухе поднялась белая пыль. Потом она медленно осела на столе, на кителе Цвайгерта и его фуражке.
Лицо майора оставалось совершенно невозмутимым, он снял фуражку, слегка отряхнул ее, отложил в сторону, пригладил волосы и встал.
– Как вас зовут? – спросил он у офицера.
– Аксель Вебер, Семьдесят шестая пехотная. Воевал под…
– Сталинградом, – перебил Цвайгерт. – Эвакуирован раненым. Я знаю, как вас ранило. Вы самострел.
– Ч-что?.. – У Вебера глаза полезли на лоб.
– Об этом никто не знает, правда? Вы пытались застрелиться. Вам было очень страшно. Этот темный штабной подвал, эти постоянные обстрелы… Понимаю, дорогой мой. Понимаю. Смалодушничали. Вышли покурить зимним вечером на воздух и пустили пулю себе мимо сердца. Вы сами до сих пор не знаете, хотели покончить с собой или сделали это, чтобы выжить. Так бывает. Нашло что-то.
Вебер не знал, что ответить.
Власовцы замерли в пьяном изумлении.
– Правда, вы получили знак за ранение и уже несколько месяцев с гордостью рассказываете всем, что это был снайпер. Ну да, ну да. Хорошо, что ваш отец погиб в семнадцатом и не видел этого позора.
Побледневший Вебер схватился за край стула и с трудом уселся.
– Ничего страшного. – Цвайгерт дал ему бутылку коньяка. – Пейте сколько влезет. Какое дело вам теперь до Ржева? Пейте!
Вебер присосался к бутылке и начал пить без остановки. По его щекам текли слезы.
Когда он поставил бутылку на стол, Цвайгерт улыбнулся, похлопал его по плечу, резко сменил выражение лица и жестким тоном сказал:
– А теперь вон отсюда.
Вебер, всхлипывая, медленно встал, руки его дрожали. Шатаясь, он пошел к своему столу и уселся, непонимающе оглядываясь.
Возле их столика уже хлопотали девицы, они подметали рассыпанное и хихикали, поглядывая на власовцев.
Все это было дико, необычно, волшебно и вместе с тем чудовищно; все кружилось в вихре абсурдного танца: и музыка из патефона, и полуголые девки, и этот коньяк, и белая пыль в воздухе. Гуляева уносило. Он никогда не чувствовал себя таким счастливым. Никогда еще не было так пьяно и смело.
Он готов был отдать Цвайгерту всю свою жизнь, лишь бы это длилось вечно.
– Я готов отдать вам жизнь, – сказал он это вслух. – Лишь бы это длилось вечно.
Майор улыбнулся в ответ, не глядя на него, и чертил на подносе новую порцию.
Унесенный вихрем Гуляев не заметил, как две женщины в мехах утащили куда-то Фролова и Бурматова, а потом еще одна обняла его за плечо и прошептала на ухо с придыханием:
– Пойдем со мной, рыженький.
Роскошная, черноволосая, с пухлыми алыми губами. Валькирия.
Она взяла Гуляева за руку и повела в полутемный коридор, оклеенный алыми обоями. Гуляеву все виделось в неземном свете, искрилось, смеялось в ответ, и в этот момент он чувствовал себя богом.
Девица завела его в роскошную комнату, залитую бордовым светом, с огромной кроватью и охотничьим гобеленом на стене. Усадила на кровать, провела ладонью по лицу, поцеловала в щеку и игриво ткнула пальцем в кончик сломанного носа.
Гуляев зажмурился от счастья.
Девица легонько щелкнула его по носу и игриво захохотала.
– Я сейчас приду, рыженький, – сказала она. – Пять минут.
Встала и ушла, оглядываясь и смеясь.
Господи, думал Иван, куда же это я попал, что же это за счастье, почему мне так хорошо.
Он расстегнул китель и лег на кровать, широко расставил руки, представляя, будто он летит в этот темный потолок со старинной лепниной, в гобелен, в лес, на охоту, в сказочный мир.
Скрипнула дверь.
На пороге стоял Цвайгерт с «люгером» в руке.
Гуляев резко вскочил и сел на кровати.
Лицо Цвайгерта опять казалось другим, в нем не было и тени от былого веселья и развязности, глядел он строго и сурово.
– Гори огнем, – сказал он на чистом русском без малейшего акцента.
Прицелился и выстрелил Гуляеву в лоб.
* * *
Из статьи полковника РОА Владимира Бурматова в газете «Заря», март 1943 года
…Школа пропагандистов Русской освободительной армии в Дабендорфе скоро закончит обучение первого сбора. Курсанты, получив массу полезных знаний и умений, отправятся к русским военнопленным, чтобы рассказать им, как в Германии идут дела на самом деле.