Схватка за параллель

Малой, кивнув, разматывает тонкую нить аварийного троса. Тяжёлым креслом разбиваю стекло – и без промедления вниз. Нас засекают; весь вопрос: успеем ли спуститься? Мы на несколько секунд быстрее, и это даёт шанс. Роботы начинают движение в нашу сторону, переходя на бег, и нам тоже приходится выложиться по полной. Не жалея подошв, бежим в рощицу, однажды приютившую нас, – больше некуда. На хвосте погоня, и она не устанет. Бежим к роще.

Аборигены за нами – рыл двадцать пять совершенных машин, вооружённых автоматическим оружием. Но это не впервой – разберёмся. С разбега ныряем в сирень листвы, сбивая прицелы у жестяных хохлов. Не то что я националист конкретный, но мне и на Земле надоело выглядеть перед каждым не нашим ущербным недоноском. Они, видишь ли, в куче, а мы каждый за себя. Сейчас, вдали от родины, я варвар и буду диктовать – кто есть кто. А если, допустим, противник – украинский суперкомпьютер, с ним разберётся русский хакер.

Занимаем готовый схрон. Его по опыту спецназа организовали на самом видном месте. Человеку сложно догадаться о нём, а вот как отреагирует машина? Будем обнаружены или нет? Вопрос, ответ на который хотелось бы получить побыстрее. Поисковая команда не торопится. В траве стрекочут сверчки и кузнечики. В небе поют птички. Тишина именно своей неуместностью давит на психику. Невелика роща – выстрой роботов в цепь, за пятнадцать минут прочешут. Но никто не ломает деревья в наших поисках. Понимаю, робот не человек, ему сложнее сориентироваться и принять решение. Может, эта нерешительность и играет основную роль? Как бы там ни было, а меня колотит нервная дрожь. И ведь не скажешь, что боюсь, просто трясёт. Гляжу, и Стёпка затрясся. Тихонечко смеюсь.

– Степан, мы словно зайцы сидим и зубами от страха клацаем!

Как обиделся! Оскорбил, наверно, старый дурак. Униженно прошу прощения, но получаю его с огромным трудом. За этими мелкими событиями времечко летит быстро. Погоня пропала. А вот голод даёт о себе знать. В животах революция мирового масштаба. Достаю из изодранного в клочья вещмешка кусок сала и сухари. В воздухе запах перца и чеснока. Рот мгновенно наполняется слюной, и, не удержавшись, бросаю один ломоть в рот. Глядя на вопиющее нарушение боевого братства, напарник тоже отправляет кусок в желудок, засыпав крошевом сухарей. Во рту хрустит крошка, и сало улетает со скоростью пожара в степи. Вроде вот лежала такая ощутимая горка розового с прослойками мяса, и нет её. Словно в мультике про Винни-Пуха: «Мёд если есть, то его сразу нет!». Добрый глоток горячего кофе из термоса объясняет: ещё не всё потеряно. Самое главное – живы!

Где-то в несметных далях клинья драконов, сметающих планеты. Совершенные боевые биологические системы, оружие против которых ещё не создано. Ужас уничтожаемых планет, подвергшихся атаке монстров. Перед глазами забитые вокзалы порталов, в двери которых струями крови врывается смерть. Животный страх, убивающий всех. Это на одном полюсе, так сказать, зло в чистом виде. На другом полюсе чистенькие и беленькие Степан да я. Судьбы миллиардов жизней в наших руках. А погони нет. Странно, ведь должны обложить по полной программе. Нестыковки начинают доставать. Даю себе срок ещё минут двадцать и думаю выходить. Не иначе что-то затевают. Проверяю оружие, боеприпасы.

– Степан, а жрать-то больше нечего! Если думаем штурмовать высотку, харчами надо разжиться.

– Точно, Егорыч.

Минуты пролетают незаметно. Оставляем схрон. Вокруг пусто. Странно. Вообще никого. Два скромных парня, не пренебрегая маскировкой, сидят на опушке и ищут смысл во всей этой катавасии. Налицо одно: роботы ушли. Причины две: или где-то противник посерьёзнее, или они отозваны на исходные позиции.

Ситуация скверная. Мозг, анализируя, ищет малейшие зацепки для разгадки. Не первый раз в делах противника вопиющая недоработка, недоделанность. И замысел хорош, и исполнение неплохое. А как до финиша доходит – полная пустота. Словно бьёшь на ринге в лицо, ожидая отдачи в руку, но вместо этого летишь вперёд, не найдя противника, тем более на помосте его никогда и не было. Запутаешься объяснять. В который раз жалею, что нет поблизости Клаудио. Уж он-то прояснил бы ряд моментов. Бросил, гад!

– Давай, Степан, поохотимся. Харчами, как ни сиди, разжиться надо. Отработанным зигзагом выгоняем пару кабанчиков. Бесшумный пистолет навечно успокаивает зверей. Слегка замаскировавшись, свежую тёплые туши. Упаковываю куски мяса в мешки, набиваю, надо сказать, до верха и, оставив воронью одни потроха, тащу напарника за собой. Идём к башне.

Попасть внутрь проблематично. Гарнизон не стал нас преследовать совсем не потому, что испугался. Как можно напугаться двух еле живых людишек? Скорее всего, спецназ нужнее в другом месте. Где оно находится, неизвестно. Но, думаю, позвать его недолго. То есть нас ждёт горячий приём. Правда, одна идейка мелькает в голове. Противник очистил поле боя, возможно, отошёл на заранее подготовленные позиции. А лагерь и челнок, выходит, оставил нам?

– Малой, чё расселся? Пойдём в палатку, кажется, дождь собирается.

И правда, большая туча наползает с юга. Вдалеке слышится канонада грома. Грозы здесь редкость, но они мгновенно сбивают температуру и освежают воздух, принося прохладную благодать. С трудом, передвигаясь под тяжестью рюкзаков, направляемся по прямой дороге в лагерь. Наплевать, видят нас или нет. Похоже, некто считает нас незначительной опасностью.

Забираемся в палатку, и она скоро приобретает жилой вид. Закипает на спиртовке вода, чтобы превратиться в великолепный кофе. Пара ящиков становятся кроватями. Да и вообще начинаешь понимать Бабу-Ягу – та русский дух отчётливо чуяла в избе среди рухляди и хлама. Гром раскалывает тишину совсем рядом. Как по жести, грохнули первые крупные капли дождя. И вскоре сплошной поток воды заливает округу. Пахнет озоном и свежестью. Приоткрываю полог и, зачарованный, смотрю на буйство стихии. В палатке тепло, комфортно, и вдвойне приятно наблюдать хаос снаружи. А если бы не успели? С дрожью отгоняю эту мысль. Напарник сидит рядом и тоже, словно вкуснейшее пирожное, глотает чистейший воздух.

– Егорыч, – робко, стараясь не нарушать хрупкую атмосферу покоя, говорит Степан, – ты понимаешь, что творится? Где враг? Почему ушли роботы?

– Вопросы, вопросы. У меня одни предположения. Если интересно, слушай. Много творится непонятного на планете, и я объясняю это несогласованностью руководства. Словно два директора фирмы работают через день. Сегодня один, завтра другой. Приказывает первый, второй потом отменяет. Как конкретнее происходит, думаю, узнаем, со временем. Враг в башне, а роботов на время забрал второй директор.

Если бы я знал, насколько близок к истине. А малой просто принимает за чистую монету и начинает разработку своих планов на моём фундаменте.

– Егорыч, а может, сегодня у компа другой?

Мне становится дурно. Мальчишка, скорее всего, прав. Быстро собираюсь, но ливень и не думает стихать. Поэтому, закусив до крови губу, жду. А дождь, гремя градом и сыпля стрелами молний, и не думает стихать. Сквозь водопад видимость лишь на расстоянии вытянутой руки. Такие ливни у нас и на Украине, и на Руси чрезвычайно редки. Недалеко с треском что-то ломается, не выдержав тяжести воды, но наша палатка держится отлично: ни капли влаги не проникает внутрь. Монотонный шум нагоняет сон. Если бы не Стёпкина идея, дрых бы кверху воронкой. Мне жутковато. Держусь крутейшим пацаном исключительно перед напарником. Тот, видя мою уверенность, вон какие идеи подаёт. Ну, ладно, залезли в пасть врагу, а если он, не заметив, челюсти сожмёт: прощай, молодость!

Юг стал светлеть. Мощнейшие чёрно-синие тучи идут дальше, словно танковый клин, очистивший поле боя пехоте. Напор воды постепенно уменьшается. Где-то вдали робко, словно росчерк зелёного фломастера, пробивается первый луч света. Мгновение – и серость мира освещает огромная, удивительно объёмная радуга. Плотность такая, кажется, по ней смело можно идти; это не земные чахлые радуги где-то вдали, возле горизонта. Красотища неописуемая! Цветы сочные, хотя оттенки несколько размывают грани. Словно ребёнок сижу с открытым ртом, любуясь чудом.

Довольно ощутимый толчок железа под рёбра приводит в чувство. Хватаю оружие и по лужам, местами, переходящими в небольшие озёра, иду к челноку. Жирная грязь облепляет тело. Ботинки с налипшим грунтом становятся совершенно неподъёмными. Но корабль рядом, и почти ползком добираюсь до шасси.

Не хватает воздуха. Дышу словно паровоз – возраст даёт о себе знать. Оглянувшись, вижу, с каким огромным трудом продвигается Степан. Сразу забываются годы; да я ещё крепкий, вон насколько обогнал молодую поросль! Тот хоть и городской житель, но молодой и крепкий, беги да беги. Ан нет. Тянутся минуты. Порываюсь наорать, поторопить Стёпку, но, стиснув зубы, терплю. Пусть через усталость и злость поймёт цену жизни.

– Молодец, малой, – жму руку, – останься пока здесь. Прикрой, проверю твою гипотезу. Долго не будет, постарайся помочь. Если железные головы начнут выдвижение, дай знать. Понял?

– Да.

Закидываю кошку с тонким тросиком и, как человек-паук, за два взмаха я в машине. Едва переваливаю через порог, зажигается аварийное освещение, и свет тусклых красноватых ламп показывает дорогу. Маршрут предельно прост – в рубку к компьютеру, который совсем недавно буянил, войдя в раж, какую-то ахинею за Незалежну Викрайну. Сейчас пульт полыхает множеством диодов и лампочек, словно ёлка в ДК. Туда всегда ходил на зимних каникулах смотреть новогодний спектакль, ну и само собой за подарками.

– Здравствуй, человек, – мягкий баритон идёт со всех сторон, – я давно тебя жду.

– Извини, задержался: ливень, – уверенно отвечаю, – пока добрался, чуть не утонул.

– Рад, что обошлось, – молвит тот же голос, – разрешите представиться: Бортовой компьютер «Сеятеля», можно проще – Иван.

– Ваня, у меня к тебе пропасть вопросов. У нас есть время потолковать?

– Как приятно звучит, неужели так зовут Иванов на Земле? А насчёт времени, есть у нас минут пятнадцать. После врубается хохол.

– Понял. Теперь вкратце дай расклад: что, где, почём? Хотя нет: через пятнадцать минут конкретно что произойдёт?

– Включится он и наверняка пошлёт охрану вылавливать вас.

– Вань, я летать не умею, и, если уж через десять минут выйдут на поиски железноголовые, разговора не получится. Пора смываться. Когда будешь командовать?

– Через сутки. И учти: он сделает всё, чтобы за это время нейтрализовать вас, как непонятную, но очень опасную силу, ибо вы русские.

– Русские, еврейские, – уходя, бормочу, – скоро придётся кому-то отвечать за эти фразы. Ваня, до встречи!

– Жду.

Так и расстались, не прояснив ни одной темы. Тем не менее наши опасения полностью подтвердились. Теперь ноги в руки – и врассыпную.

– Стёпка, уходим. Скоро роботы пойдут на наши поиски. Ты, кстати, блестяще угадал ситуацию, поздравляю! Надо ж додуматься.

Мучительно шлёпать по колено в жидкой грязи. Мы, правда, привыкли. Роботам будет несколько сложнее. Сейчас никакой вездеход раньше утра не поможет, утонет, а пешком не догонят. Они намного тяжелее и неуклюжи при движении по пересечённой местности да ещё в грязи. Шагаем, войдя в маршевый ритм. Несмотря на разъезжающиеся ноги, почти не падаем, а уверенно уходим, чтобы вернуться. Вскоре слышится рёв моторов. Орлы решают погнаться на авто. Но через пару минут, надсадно взревев, движки глохнут.

– Не, пацаны, давайте пешочком, – злорадно смеёмся.

Те, словно этой команды ждали, рассыпаются в цепь и начинают поиски. Хлопотное это дело – после дождя роботу по сырой земле ходить: постоянно шлёпаются в лужи и грязь. Впрочем, это не наши проблемы. Мы уходим.

Марш-бросок длится часа четыре. В темноте трудно определить расстояние, далеко ли ушли. Понимая, лучше «пере» чем «недо», продолжаем ход. Земля под ногами теперь заметно твёрже, и шаг становится более быстрым. Погони не видно, да, впрочем, и не слышно. Ждут, пока подсохнет, уж потом на машинах начнут розыск. Или вызовут пару боевых драконов. Звери быстро найдут и жизни лишат. Но я знаю одно место, куда ни один змей не сунется. Перед нами озерко: решаю – здесь.

– Степан, светать начнёт, полезем в воду на целый день. У тебя баллончик сохранился?

– Обижаешь, Егорыч, – уверенно держится малец.

Спаскостюмы ещё на нас. Не замёрзнем. Тем более, что водичка тёплая.

– Давай завтракать, обедать и сразу же ужинать – есть время до рассвета.

На тёплом песке у озера разбиваем стол и со зверским аппетитом налетаем на куски жареного мяса, а с первыми лучами солнца сразу уходим на дно. Глубина приличная. В самом глубоком месте до десяти метров. Там и устраиваемся со всеми удобствами. Правда, огромные булыжники приходится держать на теле. Лишь бы не всплыть.

Терпеть не могу подводных сидений, тем более таких длительных. Впрочем, кто в последнее время интересовался, что люблю, а что нет? Судьбинушка швыряет из одной крайности в другую. Думаю, не расплата ли за бездарно пропитые годы? Баланс добра и зла не фикция, а реальность.

Чем больше творишь плохого, тем большее зло ожидает после. Да хрен на себя; ведь зло, оно, как болезнь, может перекинуться на детей, внуков – они, совершенно ни в чём не виноватые, тащат эту ношу, принимая удары со всех сторон за тебя. Многие озлобляются – и плохо кончают. Другие, внутренне ощущая необходимость восстановления баланса, творят добро, зачастую кровью смывая вроде бы и не их позор. Неправда, что сын за отца не отвечает. Ещё как! И упаси бог разгребать моё дерьмо детям. Поэтому как оглашенный ношусь по планетам, спасая миры, рискуя шкурой.