Наперекор времени. Часть 2

– Я ей тоже не скажу слова лжи, да и не говорил таких слов никогда, – обиделся Сашка.

– Я верю тебе. Но ты ей многое не договаривал, а потому она скорее поверит мне. Тем более что я всё ей о тебе расскажу.

– Всё?!

– Всё, Саша. Тогда уже можно будет. И я уверен, что Василиса будет твёрдо молчать. Хотя бы в память о тебе. Но она тогда окончательно поймёт, почему ты ей что-то недоговаривал. А женщины хорошо такие вещи чувствуют. Она тогда прекрасно поймёт, что ты не мог поступить иначе.

– Хм, – медленно протянул Александр, размышляя, – а в этом что-то есть. Так, наверное, действительно будет правильно. И Василиса всё поймёт, и мне не придётся выкручиваться. Спасибо вам за всё, дядя Игнат!

– Да не за что. Это всё мелочи, по сравнению с тем, что ты покинешь меня и свою Василису. В общем, не забывай о записке мне. Ты там открыто всё не пиши, я и так пойму. А вот, если пустую пролётку кто-нибудь встретит, так вот чтобы тому записка казалась абсолютно естественной. И ничего не пиши Василисе, не компрометируй молодую женщину. Я ей сам всё с глазу на глаз скажу.

– Хорошо. Кстати, о пустой пролётке. Я надеюсь, что Воронок сам дорогу назад найдёт.

– Ещё как найдёт. Лошади, они твари умные, дорогу к дому они обязательно найдут. Вот с ним ты как раз нормально попрощайся. Если с человеком не получается, то хотя бы с конём. А потом легонько хлопни его рукой по крупу и прикажи: «Домой, Воронок!». Он и побежит домой, уже и без тебя, сам побежит, – грустно протянул Карелин.

– Я всё понял. И не переживайте, дядя Игнат, хотя как тут можно не переживать… У меня у самого душа не на месте.

– Ладно. У нас есть ещё время, чтобы обвыкнуться со всем этим. Хотя, ты прав, конечно – как тут можно не переживать и обвыкаться. В общем, так, не будем нюни распускать. Мы с тобой практически всё решили, а потому закрываем этот тягостный для обоих разговор.

А разговор и в самом деле оказался очень непростым, а уж его концовка вообще была тяжёлой для мужчин. Хорошо ещё, что они нашли более-менее оптимальное решение проблемы.

Глава 2

Быть или не быть?…

Начало июля началось у Александра вроде бы обычно, как до того в последнее время начинался каждый его рабочий день, да и выходной тоже – лето, работы в эту пору года всегда много. Поднялись Карелин и его племянник – а скорее, действительно приёмный сын – в шесть часов. Когда они во дворе умывались, Игнат Степанович спросил: Сашку:

– Воронка на пастбище не выгоняешь?

– Сегодня нет. Он на Чарыше, как я думаю, полдня пастись будет.

– Понятно. Значит, едешь-таки в Чарышскую Пристань?

– Еду, отец!

– О! – растрогался Карелин. – Дождался я такого обращения… Спасибо тебе!

– Но ведь так оно, наверное, и есть, вы вчера правильно это отметили. Да и за два года, проживая под одной крышей, и учитывая то, сколько всего вы для меня сделали, это действительно так.

– Да что я там сделал… А если и делал, то не только для тебя, а и для села, для людей я делал. Да и для самого себя тоже, – тяжело вздохнул он. – Два года я жил и радовался, а скоро меня опять ожидает одиночество… Для стариков хуже нет, когда они одиноки, не с кем и словом перекинуться. А порой и слов не нужно, просто чувствуешь, что рядом близкий человек, который понимает и поддерживает тебя. Многие умирают не столько от старости, сколько от одиночества. Такие вот дела…

– Дядя Игнат,…или отец, не знаю, как теперь к вам обращаться.

– Можно и так, и так. Всё равно недолго уже осталось…

– Так вот, не унывайте вы так. Всё же, рядом с вами сестра. Это же очень близкий и родной человек. Дети, создавая свои семьи, могут уехать в другое село, город, край, а то и страну. А единоутробный человек всегда помнит о существе ему же подобному, не забывает, искренне радуется при встрече. У меня вот такого человека нет, а у вас он есть.

– Ладно, закрыли тему. Тоже мне, успокоитель нашёлся. Пошли завтракать.

Но за столом тема планов на сегодняшний день Александра, конечно же, продолжилась.

– Ты в какой рубахе в Пристань собираешься ехать? – спросил Игнат Степанович.

– Вот это я как раз ещё не решил. И хотел с вами посоветоваться. Белую одевать или красную – нарядную, праздничную?

– Ну, если фото на память, то лучше праздничную. Пусть пока что и не праздник. Но фото-то на всю жизнь.

– Ну, я тоже сначала так думал. Но есть сомнение.

– И что за сомнение?

– Понимаете, самая красивая, яркая рубаха на фотографии всё равно будет выглядеть серой. Фото ведь не цветное.

– Что значит, цветное? Фото оно и есть фото.

– А, ну да, я просто забыл… Понимаете, дядя Игнат, вы привыкли к этим фото, например в газете. Но есть уже даже в ваше время – немного, но есть – цветные фотографии. Ну, а у нас они уже только такие. Так вот, на них красная рубаха и есть красной, небо – голубое, трава, деревья – зелёные, тыква – оранжевая. И так далее и тому подобное. В общем, всё как в жизни.

– У-у, ты смотри как оно… Красиво, наверное…

– Очень красиво, тем более, что на фото всё выглядит ярче. Глаз привыкает к обыденности, и порой эту красоту уже как бы не замечает. А на фотографии оно всё проявляется.

– Да-а, увидеть бы и мне такие фото. Ты говоришь, что и у нас они уже есть?

– Ну, в Чарышской Пристани или Бийске их точно нет. Возможно, и в Барнауле пока что нет. А вот в Новониколаевске или Томске могут и быть. Пройдёт лет 5–7, и вы их точно увидите, если наведаетесь в какой-нибудь крупный город. А лет через 20–30 и синематограф, кино будет цветное.

– Да-а, вот это времена пойдут! И почему бы мне было не родиться лет через 50, или хотя бы 30?…

– Если бы это от конкретного индивидуума зависело… – вздохнул Александр, – тогда все бы рвались родиться как можно позже. Но, чтобы это позже произошло, нужно кому-то его творить. Потому матушка Природа и не позволяет вмешиваться в такой процесс. Без стародавних веков не было бы ни настоящего, ни будущего.

– Я это понимаю, – грустно протянул Карелин. – Это просто у меня от твоих рассказов некая ностальгия. У людей обычно бывает ностальгия по прошлому, а вот у меня – по будущему. Ладно, хватит об этом. А то я совсем расклеюсь. Саша, мы всё время отвлекаемся от основной нити разговора. Давай возвращаться к нашим рубахам. Точнее, именно к твоей рубахе. Да, красная рубаха на фото не получится, будет она серой, тёмной.

– Вот и я о том же подумал. Ну, вроде бы была ранее красивой, да выцвела – серая, грязная.

– Ну, она точно не грязная. Я сколько фото видел, не могу ни об одном из них сказать, что у человека одежда грязная. Тем более что для фото всегда наряжаются в самую лучшую одёжку – как на праздник.

– Я согласен с вами. Немного не так я выразился. Просто у меня перед глазами цветные фотографии, а чёрно-белые против них какие-то блёклые, ну, как выгоревшие. А потому я подумал, что одену я, наверное, обычную белую рубаху. Вот уж она не будет казаться блёклой, выцветшей, она будет казаться чистой. Кроме того, на ней хорошо будет виден узор. А на красной рубахе, тёмной на фото, узор почти и незаметен будет.

– Да-а, а вот в этом ты, пожалуй, прав. Точно, одевай-ка ты белую косоворотку. Она на фото постоянно будет такой. А волосы у тебя тёмные, лицо загорелое, так что есть и некий контраст к рубахе – не будет всё белым.

– Спасибо, что поняли меня. Вы сегодня обедайте без меня. Приготовите, что-нибудь на скорую руку, потому что я, наверное, поздно вернусь. Буду просить фотографа, чтобы он сделал мне фотографии сегодня. Нет резона ещё раз в Пристань мотаться.

– Да, это верно. Деньги у тебя есть?

– Есть, есть. Ещё и останутся. И буду очень надеяться, что царские рубли и копейки мне вскоре уже не понадобятся.

– Хорошо. Плати тому фотографу хоть и все деньги. У меня деньги имеются, а лишнего мне не нужно. Да и что мне, старику покупать… Много ли мне нужно? В общем, пусть фото тебе сделают именно сегодня. Так, всё. Я побежал на работу. А то чересчур заговорились мы. Тебе удачи! И до встречи уже вечером.

Сашка же после ухода приёмного отца, прибрал со стола, помыл посуду, взял небольшую краюшку хлеба и пошёл впрягать Воронка в пролётку, угостив его. Затем он вернулся в дом, сменил свою каждодневную белую рубаху на такого же цвета, но свежую, собрал все свои наличные деньги, запер дом, прикрепил на дверь, заготовленную заранее записку (о том, что дома он будет только ближе к вечеру) и пошёл к пролётке. Минут через 10 он, покинув село, был уже в пути к Усть-Чарышской Пристани.