Молодость

– Почему вы так решили?

– Ну… вы легко одеты для Севера. Да и… римлян отличает неспешность какая-то, размеренность.

– Вы проницательны. На самом деле я из Неаполя, просто, как и вы, научился маскироваться.

Минут через пятнадцать Антонелли свернул направо. Кастеллаци не увидел никакого указателя, но лицо таксиста выражало такую уверенность в собственной правоте, что Сальваторе не стал спорить. Внимательно приглядевшись к окружавшему их кустарнику, Кастеллаци вдруг понял, что это вовсе не дикие пустыри, а запущенные угодья, за которым уже много лет никто не следил. Вскоре прямо по курсу стал виден большой красивый особняк, скорее даже настоящее палаццо[30 - Палаццо – среднее между особняком и дворцом сооружение. Обычно палаццо строили в городах представители знати. Пик моды на палаццо пришелся на Эпоху Возрождения, от которой осталось множество ярких образчиков этой архитектурной формы.]. Чем ближе такси приближалось к особняку, тем явственнее были заметны следы тяжелого упадка, поразившего это место. Осыпавшаяся облицовка, заколоченные окна, разросшийся по стенам плющ – время методично и целеустремленно пожирало это место, но пока гений человеческого творчества все еще бился с неумолимой судьбой.

Дом был запущен, но не был пуст. В окнах первого этажа горел свет, а когда такси остановилось на небольшой площади перед главным входом, из особняка вышел пожилой мужчина лет на десять старше Сальваторе.

– Добрый день, синьор! Подскажите, это место зовется Ривольтеллой?

– Да, это Ривольтелла, владения графа Доницетти. Мое имя Родольфо Ди Канио, к вашим услугам.

– Сальваторе Кастеллаци, взаимно… Возможно, вы сможете мне помочь: вы знаете женщину по имени Катерина Бальони?

Старик, как показалось Сальваторе, сгорбился еще сильнее, услышав имя Катерины – он знал ее.

– Пройдемте в дом, синьор Кастеллаци…

Ди Канио, не дожидаясь ответа, скрылся в особняке, оставив дверь открытой. Сальваторе выбрался из автомобиля и, попросив таксиста подождать, прошел в просторный вестибюль. Здесь тоже чувствовалось запустение, но было идеально чисто и светло. Старик, бывший, очевидно, слугой графа, попытался принять у Кастеллаци пиджак, но Сальваторе отказался, сославшись на холод – большой камин в вестибюле не был разожжен, поэтому в просторном помещении было изрядно зябко.

– Идемте за мной, синьор Кастеллаци. Желаете кофе, вино, может, чай?

– Вино, но только если вы ко мне присоединитесь.

Старик кивнул и провел Сальваторе в небольшую комнатку, предназначавшуюся некогда для разговоров с теми гостями, которым не стоило быть в основной части дома. Здесь тоже было чисто, а еще здесь было тепло, чему Кастеллаци чрезвычайно обрадовался. Он с удобством устроился на старинном диване и залюбовался старомодной роскошью этого места. Шахматный столик вполне мог бы найти себе место в качестве экспоната какого-нибудь музея. Да и прочая мебель тоже. Даже легкая потертость и потрескавшийся лак лишь прибавляли вещам значительности в глазах Сальваторе, который вдруг почувствовал себя ребенком в окружении взрослых.

Вскоре в комнату вошел Ди Канио, неся поднос с двумя пустыми бокалами и запыленной откупоренной бутылью вина. Бокалы тоже представляли собой произведения искусства и возрастом, судя по качеству изготовления, превосходили Сальваторе.

– Вам не жарко, синьор? А то я могу открыть окно…

«Да что с этими северянами такое?!»

– Нет, не нужно. Так вы знаете Катерину Бальони?

– Да, синьор, знаю. Донна Катерина выросла в этом доме под опекой синьора графа Франческо.

– А вы не подскажите, где я могу найти ее сейчас?

– Простите, синьор, я не могу вам помочь. Дело в том, что Китти… донна Катерина умерла.

Кастеллаци почувствовал, что тонет в старинном диване, как в болоте. Квадраты на шахматном столике начали все время менять цвет. Потертость мебели стала вдруг так похожа на его душевную потертость, а в потрескавшемся лаке Сальваторе явственно видел злорадную ухмылку судьбы.

– Откройте окно, пожалуйста – жарко…

– Хорошо, синьор.

Кастеллаци сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Он с самого начала понимал, что такое могло произойти, а в поезде испытал что-то, что можно было назвать предчувствием. «Поэтому она так и не вышла на связь в течение всех этих лет… Только вот тебя это ни капли не извиняет. Тебя теперь вообще ничто не сможет извинить…» Сальваторе налил себе вина и выпил единым духом, не почувствовав вкус, налил еще, но решительно поставил бокал на стол. «Успеется!»

– Когда она умерла, синьор Ди Канио?

– В 1941-м году.

«Всего через год после нашего расставания…»

– Расскажите мне все, синьор Ди Канио. Молю вас, ничего не утаивайте.

Старик долгим взглядом посмотрел на Сальваторе – он начинал понимать причину эмоциональности гостя. Впрочем, Кастеллаци было на это все равно. Синьор Родольфо налил себе вина, сделал небольшой глоток и лишь после этого заговорил:

– Донна Катерина вернулась в Ривольтеллу осенью 40-го года. К тому моменту она не была здесь уже десять… нет, одиннадцать лет после ссоры с синьором графом Франческо. Донна Катерина была чем-то очень опечалена по приезде и целые дни проводила, гуляя по парку. Синьор граф пытался ее развлечь, дарил платья, даже кукол… синьор Франческо всегда путал взрослых женщин с маленькими девочками, которым для счастья нужны лишь безделушки… Через время стало заметно, что донна Катерина беременна. Она так и не сказала, кто отец, раскрыв лишь, что не была с этим мужчиной в браке.

Бедняжке Китти очень тяжело давалась беременность – она все-таки была уже не девочкой, да и вообще никогда не выделялась крепким здоровьем. Помню, когда им с Франкой было по двенадцать лет, они заблудились в лесу. Синьор граф всполошил всю округу и их нашли уже к вечеру. Франке хоть бы что, а вот Китти простудилась и неделю пролежала с температурой…

Ее все время тошнило и лихорадило. Моя супруга, спаси Господь ее душу, делала ей отвары из трав, но они почти не помогали. Синьор граф даже нашел в Турине доктора, который прервал бы… Он убеждал Китти пойти на этот грех ради спасения собственной жизни, но она – ангельская душа – отказалась. Правда, объяснила свое решение не спасением собственной души, а тем, что если не родит сейчас, то не родит никогда…

Старик замолчал и уставился в окно, вплотную к которому подступал густой кустарник. Когда Ди Канио заговорил вновь, Сальваторе пришлось придвинуться к нему, чтобы расслышать полушепот старика:

– Роды продолжались больше двенадцати часов. Доктор сказал, что Китти истекла кровью. Ребенок выжил. Это был мальчик. Его назвали Тото – моя жена помогала при родах и рассказала, что Катерина в последние часы часто повторяла это имя в бреду… Это ведь вы? Вы тот самый Тото, которого Китти звала в последний момент?

Кастеллаци выдержал взгляд старика. Синьор Родольфо не смотрел на него зло или осуждающе – в его взгляде была лишь совершенная усталость.

– Да, это я.

– Что же вы так долго?

На этот вопрос Сальваторе не знал ответа. Он встал и подошел к окну. Ветер трепал ветки кустарника и седые волосы Кастеллаци.

– Что было дальше?

– Дальше была Война, синьор. Синьор граф Франческо очень тяжело переживал смерть Китти. Китти и Франка заменили им с синьорой графиней родных детей, которых из-за болезни синьоры графини у них так и не появилось. В 1943-м синьор граф умер, последний год он был прикован к постели. Титул перешел к его младшему брату синьору Роберто, но он никогда не жаловал Ривольтеллу. В 1945-м здесь держали пленных партизан – хорошо, что синьор граф Франческо не увидел этого позора Италии. Теперь здесь остался только я.

– А ребенок? Что случилось с ним?

– Первое время его растили мы с супругой. После смерти синьора графа малыша забрала в свою семью донна Франка с мужем.

– Вы знаете, как их найти?

– Они жили тогда в Милане, но собирались перебираться на Юг… Я не знаю, где они, синьор. Уже почти двадцать лет не получал от них вестей. Прошу прощения…

Сальваторе закрыл окно, спокойно вернулся на диван, устроился поудобнее и сделал небольшой глоток восхитительного красного вина немалой выдержки. Он проиграл. Катерина умерла, их общий сын был далеко и найти его, зная лишь имя, не было решительно никакой возможности. Сальваторе был рад, что его сын, судя по всему, был с хорошими людьми, которые позаботились о нем. Кастеллаци лишь мог надеяться, что маленький Тото вырос добрым человеком и что все в его жизни было хорошо, но сам он в этой жизни никогда не появится. «Эй, ты хотя бы попытался, пусть и с опозданием…»

– Донна Франка была сестрой Катерины?

– Да, они были двойняшками. Девочки остались сиротами уже в четыре года и синьор граф Франческо не счел возможным для себя пройти мимо их беды – он принял обеих в свой дом и заботился о них, как о своих дочерях… Скажите мне честно, синьор Кастеллаци, вы были достойны того, чтобы наша Китти умерла, пытаясь породить ваше дитя?

Сальваторе знал свои грехи не хуже этого старика, тем более, что эта претензия была не по адресу:

– Не знаю, был ли достоин я, но точно знаю, что Катерина была достойна стать матерью, а наш ребенок был достоин того, чтобы родиться.