Молодость

– Только слегка… Если тебе от этого станет легче, я сегодня не один, а с компанией.

– Ты? Ты же всегда любил общаться один на один. И что за компания?

– Приятный юноша, у которого выдалась тяжелая неделя, и девушка, которая присосалась к нему минут двадцать назад, да так крепко, что не оторвать.

– А ты уверен, что мы будем уместны в этой компании?

– Дорогая, мы в любой компании неуместны.

– Тоже верно…

Через сорок минут четыре человека вошли в клуб, который назывался «Золотой дворец». Интерьер был исполнен в стиле Римской империи, но с упором не на триумфы Цезаря или имперских орлов, а на безудержные вакханалии, оргии и лепестки роз.

Лючия к некоторому удивлению Сальваторе увязалась за ними, похоже, она изрядно заинтересовалась все еще немного растерянным Чиро. Лючией, в свою очередь, изрядно заинтересовалась Лукреция и Кастеллаци был искренне благодарен Чиро за то, что тот не интересуется им. Бертини с Пациенцой, как и ожидал Сальваторе, ухитрились поссориться в первые же пятнадцать минут знакомства, но у Лукреции почти все знакомства начинались с ссоры.

Вино текло не очень мощным, но зато непрерывным потоком. Сальваторе пришло в голову, что это был отличный вечер для того, чтобы умереть. Ему вспомнилось мертвая улыбка Диамантино. «Лучшая смерть из всех! Под любимую музыку в объятиях любимой женщины…»

– Тото, не смей уплывать в свои размышления! Ты позвал меня развлекаться в это пошлое заведение, и ты не посмеешь оставить меня здесь одну.

Кастеллаци отвлекся от мыслей о смерти и понял, что Лукреция сидит рядом с ним и положила голову ему на плечо. Чиро нигде не было видно, а Лючия танцевала с каким-то рыжим парнем, одетым в костюм вырвиглазного зеленого цвета.

– Я думал, тебе понравилась эта девочка.

Сальваторе почувствовал, что Пациенца улыбнулась:

– Ты заметил…

– Я слишком давно тебя знаю, дорогая.

– Это все скорее для развлечения. Она не в моем вкусе. Слишком много эмоций нараспашку, слишком много танцев с незнакомцами – я бы с ума сошла от ревности.

– А ты вообще сейчас с кем-нибудь?..

– Со всем миром и не с кем, Тото… А ты?

– То же самое.

– Ты узнал, куда уехала Катерина?

Нечаянный укол Лукреции поранил сердце Сальваторе намного глубже, чем все иголки, которые она пыталась всадить в него намеренно. Кастеллаци единым духом допил свой бокал и понял, что больше не хочет быть здесь.

– Давай уйдем.

– Давай, а куда?

– Жаль, что не остались в гримерной – там было лучше всего. Бумажки в ведро можно было покидать опять же… Домой.

– Поехали к тебе, Тото. Я уже лет пятнадцать у тебя не была.

– Если ты рассчитываешь на то, что там что-то изменилось, то я тебя разочарую, дорогая.

– Я надеюсь, что там ничего не изменилось… А что мы будем делать с нашими юными друзьями?

– Люси, кажется, вполне довольна жизнью… Господи, какой же безвкусный костюм у этого парня! А Чиро я вообще нигде не наблюдаю.

– Он взял у меня сигарету и вышел на улицу минут десять назад.

– Не знал, что он курит.

– А он и не курит. Курильщики так пышнословно сигареты не стреляют. Славный парень, кстати, не боится стоять на своем, но и мачо из себя не корчит. Давай возьмем его с собой!

– Если найдем.

Сальваторе расплатился и поспешил за Лукрецией, оставляя за спиной начинавшийся спектакль про убийство Калигулы. Лючия, насколько успел заметить Сальваторе, играла роль Цезонии – последней жены императора.

Чиро они нашли за углом. Молодой человек приходил в себя после приступа рвоты.

– Никогда не умел курить… Даже дома, когда пацаны одну папиросу на восьмерых растягивали, меня воротило от одной затяжки.

Алкоголь и впечатления совсем опьянили молодого человека. Сальваторе же, напротив, чувствовал себя вполне неплохо и даже поддержал идею Лукреции вернуться к «Биту», возле которого она оставила машину. Он не следил за тем, сколько выпила Пациенца, но вела она себя вполне трезво.

Сальваторе жил в большой квартире, которую приобрел для жизни с Катериной в те богатые времена, когда снимал кино про белые телефоны[39 - Кино белых телефонов – жаргонизм, применяющийся в отношении мейнстримного кино, снимавшегося в Фашистской Италии. Кино было достаточно идеологизированным и главными персонажами в нем были обыкновенно зажиточные консервативные горожане. Белые телефоны были дороже обыкновенных черных и являлись одним из признаков достатка и высокого социального статуса. Рядовому итальянскому зрителю белый телефон в кадре сразу бросался в глаза, поэтому и данный период истории итальянского кино получил свое название по этому признаку.]. Из окна его кабинета открывался вид на античный акведук, а всего комнат было аж четыре. Правда, когда времена стали беднее, ему пришлось распродать большую часть мебели. Сейчас обставленными и жилыми были только две комнаты, которые Кастеллаци использовал как кабинет и спальню. Позднее он снова встал на ноги, но не стал обставлять остальные комнаты – они были ему не нужны.

Сальваторе с Лукрецией и Чиро устроились в кабинете. Молодой человек сидел, опираясь на подлокотник дивана, и отчаянно клевал носом. Лукреция расположилась в кресле Сальваторе, а сам Кастеллаци сидел рядом с дремавшим Бертини. У них была одна бутылка вина, но Сальваторе не был уверен, что этого достаточно. Пациенца листала старый альбом с репродукциями Рафаэля.

– Катерина умерла, Лукреция.

Пациенца, казалось, не услышала этих слов – она перестала листать альбом и теперь рассматривала одну из работ Мастера. Сальваторе смотрел на альбом в ее руках, размышляя над тем, что за картина привлекла ее внимание. Неожиданно на страницу альбома упали несколько капель. Кастеллаци поднял взгляд выше и увидел, что Лукреция плачет. Она делала это совершенно беззвучно, потом злым движением смахнула слезы с глаз и посмотрела на Сальваторе. Он понял, что она хочет подробностей:

– Она уехала на Север в поместье, в котором была воспитана. Катерина была беременна от меня и умерла при родах.

– Ребенок выжил?

– Да, это был мальчик. Его назвали в честь меня, потому что она все время повторяла мое имя в бреду.

– Ты нашел его?

– Нет. Его забрала сестра Катерины. Где ее искать, я не знаю… Все впустую, дорогая.

Лукреция закрыла альбом и подошла к Сальваторе. Он почувствовал ее руку на своей щеке и в этот раз не нашел в себе сил отстранить ее. Неожиданно Пациенца предложила:

– Я хочу на воздух, Тото. Ненадолго, просто подышать.

– Хорошо, пойдем.

Они вышли на улицу и обошли вокруг квартала. Через пятнадцать минут Сальваторе обнаружил себя у небольшого фонтанчика, который питался от акведука. Кастеллаци помнил времена, когда женщины стирали здесь белье. Сейчас такое случалось редко, а может быть, он просто не обращал внимания. Лукреция играла с холодной струей воды рукой. Сальваторе поежился – не за горами были ночные заморозки.

– Ты знаешь, что из этого акведука питается фонтан Треви и фонтан Четырех рек на Пьяцца Навона?