Живя в аду, не забывайте улыбаться людям

Те времена канули в Лету. Её имя втоптали в грязь, опошлили и опорочили. Теперь, даже в лучших стихах, посвящённых ей, нет души поэта. Красивый набор зарифмованных фраз. И всё! Внутри пустота.

Владыка смотрел на неприкаянную дочь. Сердце его разрывалось. Но он был мудр и справедлив. Он сказал, и голос его был твёрд:

– Что я могу сказать тебе, дочь моя?! Я всё вижу и всё знаю. Я помню начало, когда было Слово. Я был молод, полон сил и энергии. Когда начинал это грандиозное дело, моя самоуверенность не знала границ. Я был убеждён в своей правоте, что создаю Благо. Не унывал я и в последующие времена. Те семена, которые я заложил в основу мироздания, обязательно должны были дать ростки счастья и благодати. И они были! Всегда! Но непутёвый сын разбросал и сорняк. А он растёт в любых условиях и на любой почве, вытесняя и уничтожая благодатные семена. А на такой почве, которую создал я, этот бурьян достиг невиданных размеров. И, к сожалению, тенденция к росту неумолимо прогрессирует. Мне жаль.

Последняя фраза была произнесена на выдохе. Владыка в горестной задумчивости замолчал. По сторонам послышался робкий шёпот.

– Я еще не закончил! – Владыка, метнув огненный взор, громогласным голосом пресёк бестактный акт непослушания и самоуправства. – Мне жаль, что моя надежда, в виде никчёмного сына, на которого я возлагал большие надежды, в итоге обернулась бедой. Он не присутствует сегодня здесь! Потому что ему здесь не место, и мои очи его видеть не в силах. Мне достаточно наблюдать его потомство – эти наглые и похабные рожи!

Опять раздались голоса, перерастающие в тихий, но сплошной гул, среди которого можно было разобрать некоторые слова: «владыка», «мудрец», «всевидящий», «дедушка».

– Цыц! Я вам не дедушка, а ваш отец мне не сын! Как же вас расплодилось?! Да, демографический кризис им не угрожает. Не всегда, к сожалению, получается так, как того мы желаем. Молчать, отродье! Ишь, как возликовали – мы не унываем. Конечно, вам унывать и причины-то нет! Мои слова обращены к моему потомству. Дети мои! Вы должны бороться, ни в ком случае не сдаваться, и удача придёт. Обязательно придёт! Я в это верю и в этом убеждён. Я закончил.

Владыка устал. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза. Все присутствующие были в недоумении. Речь закончилась, а вопрос остался нерешённым. Владыка постарел и начинает терять нить разговора. На это надеялись хитрые и коварные дети изгнанного сына, и ужасались при мысли об этом дети и внуки искренне его любившие и беззаветно ему преданные. Вновь зашушукались. Но старик был не так прост, каким хотел казаться. Он приоткрыл глаза и хитро усмехнулся.

– Я лишь закончил абстрактные рассуждения и выразил надежду в конечную победу добра, – Надежда при этом смущённо опустила веки. – В коей я нисколько не сомневаюсь. И вы, порождение зла, ещё умоетесь горькими слезами, наблюдая гармонию человеческого общества. Теперь переходим к конкретному делу касательно моей дочери – Любви. Ты, любимая дочь моя, жалуешься на свою не востребованность у людей? На их чёрствость и лицемерие, на их эгоизм и цинизм, когда они друг другу говорят о тебе? Хочу напомнить, что человек – не идеальное творение, созданное мной для вершения и соблюдения высшего моего закона на Земле – Справедливости. Точнее, он не захотел им быть и жить в Великой Гармонии, поэтому был мной наказан и отправлен в Ад на духовные скитания в поисках Любви и Справедливости. Но я не оставил его и даже там создал самые благоприятные условия и дал ему выбор. Человек рождается как полый сосуд, лишь частично приобретая генетические качества своих предков. И это справедливо. Или нет? – Возражений не последовало. Последовала плохо скрытая радость в толпе по левую сторону от Владыки, где копошились нерадивые потомки горделивого сына. – И вот, в процессе своего духовно-физиологического роста этот сосуд наполняется. Вот здесь-то и встаёт главный вопрос – чем он наполняется? Если он наполняется любовью, добротой, милосердием, жаждой познания мудрости, значит вы, дети мои, свою работу выполнили на отлично. А если он наполняется всякого рода мерзостями и пакостями, то, увы, ваши конкуренты с задачей справились лучше. Да, да, именно эти, ехидно хихикающие рожи. Поэтому мы не должны только человека обвинять в его грехах и пороках, но и себя. В своей некомпетентной, непрофессиональной работе. А как вы думали, любезные мои? Вот устрою переаттестацию на профпригодность, и я не уверен, что вы, дети мои, выдержите сию экзекуцию на отлично. Хотя, конечно, основная ответственность лежит на самом человеке. У него всегда есть выбор: что принять, а что отвергнуть. Надеюсь, я ясно выражаюсь? Видишь, дочь моя, как энергично закивали своими уродливыми головами твои соперницы – Ненависть, Хитрость, Коварство! А что это я не вижу вашего лидера? Где Зависть? Ах, на работе! Ей некогда отвлекаться по пустякам? Игнорировать моё собрание, потому что для неё это – пустяк! Каково? Видите, дети мои, какое у зла рвение к работе. Так чему тут удивляться, что они план выполняют, а вы – нет! Вы немножко разленились, голуби мои. Где эта, сонная тетеря?

Медленно, расталкивая нечисть, показалась заспанная, неряшливая, растолстевшая Лень.

– Вот, полюбуйтесь! – Владыка указал посохом на это несуразное существо. – Казалось бы, никаких данных, а бьёт все рекорды по установлению своей гегемонии над человеком. – И уже обратился непосредственно к этому существу. – Сгинь с глаз долой, перхоть человечества! Смотреть противно. Я хочу призвать вас, родненькие мои, побольше трудолюбия и напористости! Нельзя отступать при малейшей неудаче. Видите, как в довольной гримасе обезобразилась физиономия Наглости. Она для своих сородичей всегда дорожку проторит. Я ни в коем случае не призываю вас с них брать пример. Ни за что! Но нельзя блуждать в пространстве и ждать, когда вас позовут. Этого может не произойти. К сожалению. Надо идти самим. Опережая и отталкивая всю эту мерзость. Вы прекрасно знаете, что внутри они трусы, и добиваются успеха только благодаря вашим слабовольным поступкам. Я не призываю вас к насилию, но твёрдость духа попрошу увеличить. Все в курсе моей страсти к человеческому спорту, хоть и не все его разновидности я приемлю, поэтому скажу соответствующим термином – побольше спортивной злости! Да, милая Злость, иногда и тебя будем привлекать на нашу сторону. Вопрос поставлен ребром: либо мы, либо они. Третьего не дано. Ничьей здесь не будет. Мы должны победить! Хотя бы – по пенальти.

Владыка замолчал, и в который раз ветер разнёс по залу недовольный ропот.

– В чём дело? – грозно спросил он. – Что ещё от меня требуется? Кто это занимается демагогией? Какая агитация и пропаганда? Молчать! Я лишь даю психологические и тактические наставления своей команде перед вторым таймом. Правилами это не запрещается. Хорошо, хорошо! Сейчас займёмся Любовью. Что за идиотский смех!? Небольшая оговорка, с кем не бывает. Как же, всё-таки, вы развращённо мыслите?! И однобоко. Отставить словесные поползновения. Прежде, чем я продолжу, тактично попрошу Подлость и Трусость, со своим мерзопакостным обличьем спрятаться за колонны. У меня от них страшная изжога. Чего ждём? Храбрость, убери их с глаз долой. Так-то лучше. О, как уши из-за колонны растопырили. Слушайте все! Дабы потом не говорили, что не слышали и не упрекали меня во лжи, коей я не приемлю во веки вечные. Исключая, конечно, мелкий обман во имя торжества Справедливости и на благо Человечества. Я прав, Ложь?

– Это так, о, Владыка, – неизвестно откуда послышался писклявый голосок. – Вы меня, к сожалению, недолюбливаете.

– Всё, заткнись. Вы, порожденье низменных страстей самой тёмной части души человека, ропщете о нарушении мной Вселенских правил игры? О моей пристрастности и необъективности? Я никогда не скрывал своей позиции в этом вопросе, и не отрицал своего редкого, но волевого вмешательства в суть происходящего. Это были вынужденные меры, принятые мной, дабы уравновесить общий баланс сил. Вам только дай волю, и вы уничтожите всё лучшее, что я создал. После первого, самого страшного, предательства, я не раз шёл у вас на поводу, когда испепелял Содом и Гоморру, когда предоставлял своему дерзкому сыну самому управлять всем земным бытием, закрывая глаза на войны, бедствия и опустошения, надеясь, что эти страшные страдания вернут человека в моё лоно. Да, это была крайняя мера, к которой я был вынужден прибегнуть, но в настоящем и будущем прибегать к ней пока не собираюсь. По крайней мере, в глобальном масштабе. И вообще, впредь попрошу, письменно и хронологически заверив, подавать апелляции по всем законам мироздания, а не устраивать хаос на внеплановом собрании. Протест будет принят, пронумерован, рассмотрен, и большинством голосов будет вынесено объективное решение, не подлежащее дальнейшему обжалованию.

Владыка перевёл дух, пронзительно-огненным взором обвёл собравшихся, покорно опустивших головы, и раскрыл было рот для оглашения самой главной части своей речи, как…

– Я очень сильно извиняюсь. Извини и ты, сестробрат. Мы очень сильно извиняемся, – приторно заворковало Подхалимство-Лизоблюдство, гермафродит с одной тушкой и двумя безликими отростками вместо голов. – Мы ни в коей мере не желаем никого здесь обидеть. Более того, мы искренне и незамедлительно желаем признаться в нашей пламенной вселенской любви ко всем присутствующим.

При кощунственном упоминании магического слова, Ненависть вывернуло наизнанку, а Любовь чуть не упала в обморок, вовремя поддержанная Дружбой. Наглость же смотрела на всех, никого не замечая. Младшая сестра Гордыни.

– Ещё одно слово, – грозно, насупив брови, прогрохотал Владыка, – на произношение которого наложен запрет, и я вас удалю на один срок контакта с людьми.

– Только не это, Великий Повелитель! Без людей мы зачахнем. Мы не в состоянии выносить одиночество.

– Вас же двое! – ухмыльнулся Владыка. – Вот и говорите друг дружке ваши тошнотворные сладости.

– Наш Мудрейший Господин, прозорливость ваша простирается далеко за границы всего безграничного мира, но в этом и кроется наше несчастье. Лучше бы мы существовали порознь.

– Лучше бы вы не существовали вовсе. Не думаю, что человечество от этого стало бы хуже. Хотя, в общем, про границы мне понравилось.

– Совершенно с вами согласны.

– Согласны с чем? С первым или со вторым?

– Мы согласны и с тем, и с другим, и с третьим.

– Я знаю. По крайней мере, никогда не спорите.

– Вот именно! Мы просто необходимы людям. Они не любят нас в себе, но обожают в других. При каждом упоминании своего имени Любовь передёргивало. Это заметили все присутствующие, не исключая Подхалимство-Лизоблюдство. И решили загладить вину.

– Ой, ой, прости нас, златокудрая, несравненная, венценосная дочь венценосного отца…

– Довольно, говори по делу! – Владыка стукнул посохом, и под ним в том месте задрожала земля.

– Дело в том, Повелитель, что мы тоже терпеть не можем самих себя в себе, но в людях мы себя любим. Просим прощения – ценим.

Вперед вышла Гордыня, задрав к верху маленький, свиноподобный носик.

– Не пора ли вам заткнуться, если нечего сказать. Или сказать что-то дельное, если таковое имеется в ваших безмозглых обрубках!

– Извини и ты нас, высокочтимая Гордыня, мы осмелились подать свой скромненький голосок для выяснения всех нюансов, дабы впоследствии избежать любых нежелательных недоразумений.

– Говорите же, прах вас возьми! – зарычал Владыка, вновь взметнув посох вверх, но спохватившись, с улыбкой поставил на место.

– Не сочтите это за оскорбление и не примите как обиду, но мы лишь хотели уточнить – на чьё имя подавать апелляции?

Все – и добродетели, и пороки, и сам Владыка были крайне удивлены, и не самим вопросом, а тем, кем он был задан.

– А вам-то это зачем? Разве у вас могут быть какие-либо претензии? По-моему, вы гармонично приживаетесь со многими другими пороками и, даже, с некоторыми добродетелями. Поразительная лояльность и терпимость.

– Мы стараемся. А знать желаем для общего развития, так сказать.

Владыка обвёл взглядом всех присутствующих. И судя по всему того, кого искал, не нашёл:

– Любопытство! Где эта непоседливая девчонка неопределённого пола? Вечно везде суёт свой нос. Быстро найти и доставить на собрание.

Общими усилиями приказ был выполнен.

– Где это ты блуждаешь, любознательная моя?

Любопытство, шмыгнув длинным тоненьким носиком, плаксиво стало оправдываться:

– О, мой Владыка, когда вы в прошлый раз ударили посохом, мне стало очень любопытно…

– Я бы удивился, если бы этого не случилось. Ха-ха-ха.

– Да, это очень характерно для моего восприимчивого естества. Так вот, мне стало любопытно, не случилось ли чего страшного на земле?

– Узнала?

– Да, Владыка. Небольшое землетрясение, но обошлось без жертв.

– Я рад. Ты вот что скажи – зачем вот эту особь, – перст Владыки уткнулся в скукожевшееся Подхалимство-Лизоблюдство, – наделила частичкой себя?