Роскошь ослепительной разрухи

– Давай, не будем об этом думать. Я сегодня что-то устал. Полежу перед телевизором, а потом спать, спать, не просыпаясь!

«А мне три раза вставать к твоей сумасшедшей матери!» – невольно промелькнуло в её голове.

В субботу тридцатого августа была чудесная погода. Солнце поднялось и разогнало лёгкий туман. В десятом часу пришла сиделка – блёкло-рыжая, немолодая, болезненного вида, скромно одетая, представившаяся Валентиной Викуловной. Обувь она сняла ещё перед домом, не заходя в вестибюль.

Николай Александрович объяснил её обязанности и на всякий случай пригрозил, что выгонит её, как предыдущую сиделку, не заплатив за работу, если узнает о малейшей грубости и насилии в отношении его матери. При этом он добавил:

– Моя жена будет следить за вами!

Это было так неожиданно, так неприятно, что Альбина Николаевна смутилась, хотела возразить, но не решилась.

Облачившись в рабочий халат, она вышла с Колей из дома. Вот она – желанная свобода! Воздух был лёгок и свеж, пахло цветами и морем. Небо светилось синевой. День разгорался.

На площадке перед задним фасадом Николай расстелил двухслойную полиэтиленовую плёнку, на которую принялись носить в корзинах срезанные секаторами тяжёлые виноградные гроздья. Альбина Николаевна раскраснелась от работы, стала ещё привлекательней. Николай смотрел восхищённо, останавливался:

– Постой, моя царица! Дай я тебя сфотографирую! Смотри, какая прелесть! – и протягивал ей смартфон, чтобы она посмотрела на саму себя.

В половине второго сиделка позвала обедать. Накрыв длинный стол в гостиной, она пошла к выходу.

– Подождите, Валентина Викуловна, садитесь с нами, – пригласила почти счастливая Аля.

– Спасибо, я принесла бутерброды из дома, – отказалась сиделка.

– Отчего же? Нам будет очень приятно. Правда, Коля?

Николай что-то хмыкнул, и Валентина Викуловна приняла это хмыканье за приглашение.

Она принесла ещё одну тарелку и села против хозяйки, которая, с неподдельным интересом стала расспрашивать о её жизни. Оказалось, что до пенсии Валентина Викуловна работала массажисткой в детском санатории, у неё сын и две внучки. У сына рассеянный склероз, сноха то находит, то теряет работу, денег нет, и вот уже десять лет она подрабатывает сиделкой, а вечерами ходит делать массаж богатым клиентам.

Когда после короткого отдыха Коля с Альбиной вернулись в сад, он сказал ей мягко, но с какими-то неприятными нотками:

– Алюшенька! Никогда больше так не делай!

– Как, Коленька?

– Прислуга должна знать своё место. Ты добрая, в тебе ещё крепки совковые привычки, но от них надо избавляться: прислуга нам не ровня, и Валентина Викуловна даже на минуту не должна впускать в свою голову мысль, что равна мне или тебе! Имей это в виду! – и он добродушно засмеялся, чтобы Альбина Николаевна, не дай бог, не обиделась.

Коля уже не первый раз произносил слово совок, ненавидимое ею со дня его введения в обиход, но теперь она твёрдо знала, что никакая политика не стоит того, чтобы отказываться из-за неё от счастья и ссориться с дорогими ей людьми. Поэтому, раньше ни разу не подав виду что оно ей неприятно, Альбина Николаевна промолчала и на этот раз.

Вечером, после ухода сиделки, она приняла от неё пост, предвкушая завтрашний отдых на пляже, а Николай носил виноград в подвал и пропускал его через специальную давилку до самой темноты.

Ночью, третий раз встав на зов тёти Нюры, Альбина Николаевна увидела блеснувшую в темноте зарницу, услышала близкие раскаты грома, а через полчаса за окнами уже во всю шумел дождь.

Наступил хмурый рассвет, ветер и дождь усилились. Стало холодно.

– Хорошо, что вчера мы убрали виноград! – радовался Николай Александрович.

– Сама природа не пускает меня на море, – мрачно ответила она.

В гостиную вошла Валентина Викуловна в плаще, с зонтиком:

– Здравствуйте, хозяева! Вот как меняется погода! Вчера стояла теплынь, а сегодня ветер – холодный, как в Сибири, – у неё было хорошее настроение и со вчерашнего обеда ошибочное представление, что хозяева считают её равной себе.

– Верхнюю одежду и мокрый зонтик могли бы снять внизу, – высокомерно сказал Николай, глядя на неё сверху вниз.

Лицо сиделки дёрнулось и погасло:

– Извините, – прошелестела она и выбежала вон.

«Коля! Зачем ты так!?» – хотелось крикнуть Альбине, но она опять промолчала, а вслух сказала:

– Давай сходим к морю.

– Далось тебе это море! Успеем ещё!

– Тогда я одна пойду! – ответила она раздражением на раздражение.

– Иди.

– Я люблю гулять под дождём, – улыбнулась она, чтобы сгладить вырвавшиеся наружу отрицательные эмоции.

На лестнице она столкнулась с поднимавшейся Валентиной Викуловной. Она прятала в рукав скомканный платочек.

– Простите нас, ради бога! – тихо сказала Альбина Николаевна.

– Ничего, – шепнула сиделка.

На улице было мрачно, тёмной листвой шумели деревья, дождь стал мелким осенним. Со стволов пушек у входа в городской музей как слёзы капала вода.

Сердце учительницы забилось: сейчас она увидит море! Вот оно! За мраморным парапетом. Она вынула смартфон и сфотографировала его. Огромное Чёрное море! Небо над ним было тёмно-серым, и оно не было самым синим – скорее серым, или свинцовым. На берег набегали волны, с барашками на гребнях. Альбина Николаевна спустилась на безлюдный пляж. Песок был мокрым, бежево-серым. На нём чётко отпечатывались её следы.

Подойдя к самому берегу, она стала смотреть как гнались друг за другом волны: поднимались как солдаты в атаку, падали, разбивались, тонким слоем ползли вперёд, таща за собой пену, разглаживая песок; останавливались и откатывались назад. Но следом на помощь спешила следующая волна, подхватывала остатки разбитого войска, поднимала вверх и вновь обрушивалась на берег, чтобы разбиться.

Что-то было завораживающее в этом бесконечном наступлении-отступлении, и долго Альбина Николаевна не могла оторвать от него взгляда. Потом лихорадочно стала щёлкать камерой смартфона: море, небо, волны, которые с близкого расстояния оказались наполненные зеленоватым светом.

Домой идти не хотелось. Она пошла по набережной вдоль ряда розовых кустов. За розами на наклонной грядке зелёной травкой было выложено «31 августа».

«Кончилось лето, – подумала она, – Феденька завтра пойдёт в школу. А я не провожу его на линейку, не нарву букет из моих цветов – георгинов, астр и гладиолусов». И что-то тревожно кольнуло её под сердце. Зашла в кафе, выпила чашку горячего кофе, посидела в кинотеатре. Шёл скучный американский фильм. Не досмотрев, пошла домой.

Николай был у матери и о чём-то с ней ворковал.

– Как погуляла? – спросил он.

– Нормально. А где Валентина Викуловна?

– Сбежала наша Викуловна. Накормила мать завтраком и исчезла. Через час позвонила: «Я у вас работать не буду». Ладно, чёрт с ней, другую найдём! Потерпи ещё немного.

– Коленька, мне кажется, что ты и правда взял меня нянькой для своей матери?