Роскошь ослепительной разрухи

– Да, мне плохо, – ответила Альбина Николаевна.

– Вынести вам чашечку кофе?

– Нет, не хочу.

– У вас что-то случилось?

– Жизнь сломалась, а так всё хорошо.

В кармане пальто зазвучала мелодия телефонного вызова.

Слава богу – звонила Юля. Ей было бы сейчас мучительно говорить с Николаем.

– Да, Юля!

– Мама! Мамочкаа!

– Юля, Юленька, родная моя! Что случилось?! Да говори же! Говори скорей!

– Маамаа! Аааа… Федя… Федя…

– Что Федя? Что с ним? – закричала она, чувствуя, что сейчас потеряет сознание.

– Федя… Убил Василёчка…

Когда Альбина Николаевна пришла в себя, она сидела на холодном песке. Вокруг хлопотали люди, женщина из киоска водила у неё перед носом ваткой с нашатырным спиртом.

– Вызвать скорую? – спросила она.

– Нет-нет! – сказала она, поднимаясь. – Мне надо в аэропорт. В аэропорт как можно быстрей!

– А деньги на билет есть?

– У меня карточка… Паспорт только взять!

– Хотите, я вызову такси?

– Ради бога!

Таксист приехал через десять минут. Альбина Николаевна забежала в дом, схватила сумочку с документами и заглянула в спальню Анны Ефимовны. Она смирно сидела в постели, молча смотрела на неё.

– Юля! – закричала Альбина Николаевна, едва сев в машину. – Я уже еду. Что у вас?

– Мама, я не могу говорить! С Феденькой истерика. Я сама ничего не знаю. Он нечаянно столкнул Василёчка с крыши котельной.

В смартфоне были слышны страшные, крики, визги и плач Феденьки, и до неё медленно и неотвратимо доходило, что если бы она не уехала из Красновки, ничего этого бы не было.

Дорога до аэропорта показалась ей бесконечно длинной. Альбина Николаевна ничего не соображала, а только чувствовала, что с ней произошло что-то такое жуткое, что не может сравниться даже со смертью.

Но оказалось, что таксист домчал её всего за час.

– Пойдёмте, я сниму деньги в банкомате и расплачусь, – сказала она таксисту.

– Рита, которая вызвала меня по телефону, моя жена. У вас горе, я с вас ничего не возьму.

Самолёт улетал через два часа. Прилетели в Город, когда автобусы уже не ходили. Ночевать пришлось в аэропорту.

Полуживая Альбина Николаевна сидела против часов с закрытыми глазами. Голова была забита какими-то обрывками фраз.

«Кто поздно за счастьем пойдёт, лишь беду себе найдёт» – твердил чей-то голос. Кто это? А! Мария Ефимовна. Но как-то не так она говорила… А как? Забыла…

«И потрепалися они со своим дружишкой до городу Парижу»… До какого Парижу? – До самого синего моря!

Настоящая, большая любовь – всегда трагедия. Это откуда? Ах да! Генерал какой-то сказал из повести «Гранатовый браслет». Генерал Аносов.

А о слезинке ребёнка? Ведь если бы она была дома… Как теперь жить с такой виной?

Какие-то видения проплывали перед глазами: они с Колей, обнявшись, едут в Город, в аэропорт; проезжают мимо Красновки, и долго-долго, поворачиваясь так и эдак, плывёт на гризонте розовая котельная с выбитыми окнами и берёзкой на крыше. Открывая глаза, она видела перед собой часы и с тоской сознавала, что только десять часов, двенадцать, час ночи…

Но вот шесть часов, она вышла на улицу, села на такси и поехала на городской автовокзал. В лобовое окно лепил снег. Город уходил в зиму. А вот и её автобус.

До дома четыре часа. Она заснула и спала всю дорогу.

Выйдя из автобуса, позвонила Юле:

– Я приехала. Вы где?

– У тебя. У нас страшный холод. Я ничего не могу: ни топить, ни варить! Ничего!

– Я иду. Вы примете меня?

– Мама! Ну что за вопрос! Ты нам нужна!

– А…?

– Его увезли в Город, и тётя Зоя уехала, – догадалась Юля.

– Бабушкаа! – бросился ей навстречу Феденька. – Бабушкаааа!

– Здравствуй, Феденька, здравствуй!

– Бабушка-а-а! Я… Василька…

– Молчи, молчи, Феденька! Я всё знаю.

Внук что-то силился сказать, но никак не мог:

– Бабушкааа! Ну я… я…, – рыдания сдавливали ему горло, и он замолкал.