Роскошь ослепительной разрухи

Феденькина грудь подпрыгивала, по телу пробегала судорога.

– Денис сказал… сказал… А-а-а… сказал…

– Не надо, Феденька. Успокойся, родной ты мой.

– Ба-бушка! Если бы ты… видела… его… – Феденька завизжал, задрыгал ногами, зажал глаза ладонями.

Альбина Николаевна обняла его и прижала к себе дёргающееся вздрагивающее телльце. И вдруг всем свои существом ощутила жуткую боль, терзающую этого маленького человека. Она чувствовала одни только рёбрышки, и слышала, как под ними, словно капли с крыши, частит его сердце.

– Бабушка… Я ведь не… не… не хотееел!

– Я знаю, знаю, мой маленький, хорошенький. Успокойся, успокойся.

И она всё теснее и крепче прижимала его к себе, стала качать и баюкать, как в первые годы его жизни:

– Спи, мой маленький, спи мой голубчик. Всё пройдёт, всё пройдёт. Я теперь никуда от вас не уеду. Ты прости меня. Я очень виновата перед тобой и перед твоей мамой, и перед Василёчком и тётей Зоей. Спи мой голубчик, спи мой птенчик. У нас с тобой всё будет хорошо. Будем опять делать уроки. По русскому языку, по английскому, по арифметике. Будем гулять. Летом я куплю тебя настоящий велосипед, вместе пойдём на речку. Ты будешь плавать, как рыбка. Потом ты станешь большим, окончишь школу, пойдёшь в институт. Узнаешь много-много интересного. Станешь астрономом, узнаешь и расскажешь людям, как устроена Вселенная, как произошёл большой взрыв. Ты же у нас умный мальчишка. Мы будем тобой гордиться! И ты поймёшь свою бабушку, и может быть, когда-нибудь простишь.

Вскоре изнемогший Феденька потихоньку стал затихать и наконец заснул у неё на руках. Вдруг Альбину Николаевну пронзила мысль, что вот ведь она – настоящая, высшая любовь. Любовь ребёнка, который любит не её волосы, не лицо, не царственный вид, не белую кожу, не грациозные движения, а всю её целиком, до последнего атома, до самой сущности, и того, что даже не материально – что составляет для него понятие «бабушка».

Она осторожно переложила Феденьку на диван. Он спал, полуоткрыв рот, обнажив верхние зубы; иногда какие-то конвульсии пробегали по его телу, но душа его была так измучена, что ничто не могло разбудить его.

Юля с матерью осторожно, на цыпочках вышли на кухню.

– Он ел?

– Ни крошки.

– Да как же это случилось?

– Васька приехал охотиться на зайцев. Привёз Василёчка. Ты не забыла – сейчас же каникулы. И Денис приехал, чёрт бы его побрал! «Пойдёмте, – говорит, – на котельную. С неё Обь видно!» Федька сказал: «Мне мама не разрешает». А он: «Скажи лучше, что зассал!» – «Ничего не зассал. Если не веришь, залезу, покажу, что не трушу и сразу спущусь». – «А ты, малявка, пойдёшь с нами?» – это он Василёчка спросил. А тот: «Если Федя пойдёт, и я пойду!» Залезли, стали носиться по крыше, а там лёд. Федька поскользнулся и поехал на брюхе прямо на Василёчка. А тот оказался у края, у берёзки. Когда Федька в него въехал, он успел схватиться за ветку, она отломилась, и Василёчек полетел с пятого этажа – так Дениска рассказывал в милиции. От нашего-то двух связных слов не добились. Ночью не спал, вскакивал, кричал… Господи: сделай так, чтоб он не тронулся умом! А ты как – насовсем или обратно поедешь?

– У меня всё закончилось…

Они долго молчали.

– Побудь с ним, а я в магазин схожу. У нас хлеба ни крошки.

Юля оделась и вышла, осторожно закрыв двери.

Альбина Николаевна вернулась в комнату. Феденька спал. Вдруг он поднял голову и, глядя ей в глаза спросил спокойным безразличным голосом, от которого у неё побежали по спине мурашки:

– Бабушка! Мне ведь теперь нельзя жить!?

– Что ты, Феденька! Ты должен жить! Спи, спи, мой родной.

Он опустил голову, вздохнул, как старик, и закрыл глаза. Она села рядом совершенно опустошённая. Вспомнила, как говорила, что нет на свете цены, которую не отдала бы за любовь. Но если только что сказанное Феденькой и есть плата за неё?

– Тук-тук, тук-тук-тук, – постучали в стену.

Зелёный дятел! Сомнения не было – это он! Вернулся!

Зажав рот, Альбина Николаевна выскочила, раздетая, на мороз – не для того, чтобы прогнать его, а чтобы завыть громко, страшно, безнадежно…

ЭКСТРАСЕНС

Рассказ сельского учителя

1. Соседство с экстрасенсом

По нашей улице с запада на восток в низких зелёных берегах течёт светло-серая речка асфальта. Вскоре она поворачивает на север и через километр впадает в широкий свинцовый поток трассы, несущийся в Город.

Июль двухтысячного года. Семь часов утра. В воздухе ещё держатся остатки ночной прохлады, но день обещает быть жарким – как и предыдущие, которым уже потерян счёт.

Сосед напротив, Иван Иванович Чебак, выгнал из гаража свой «москвич» с прицепом: хочет успеть до жары накосить травы телятам. Иван Иванович высок, толст, и чуб его вечно торчит дыбом: «Как у бешенного на хате», – говорит его жена Таисия Пантелеевна – Таська или просто Чебачиха.

Чебаки одни из немногих, кто не извели коров, и даже увеличили своё стадо. Встают соседи рано. Хозяин уже отогнал на пастбище четыре коровы, тёлку и двух быков. Сейчас он несёт и устраивает в прицепе косу и грабли. Взмахом руки здоровается со мной через дорогу.

Таисия Пантелеевна выходит со двора на тонких ножках: в руке сумка с большой баклагой воды: муж её, когда работает, пьёт как конь.

– Всё заперла? – спрашивает Иван Иванович.

Положительный ответ – сигнал к отправлению. Поехали.

Мои соседи через стенку тоже давно встали. Хозяйка Надежда Васильевна Черемшанова с дочерью Светланой снуют между домом и летней кухней то со сковородкой, то с чашками, накрытыми полотенцем, то с кофейником. Струящийся с их двора воздух пахнет жаренным мясом и – сногсшибательно – настоящим, а не растворимым, кофе.

Стараются соседки не для себя – для своего квартиранта. Зовут его Павел Иванович Терёшкин. Он не простой человек: без мяса не завтракает и не обедает. И кофе требует варить себе не на водопроводной, а на колодезной воде. Ему надо успеть как следует поесть: рабочий день у него с восьми, не то что у нас – отпускников, совершенно свободных до августовских педагогических совещаний.

Пойду и я завтракать.

Не успели мы с женой допить чай, а уже проснулся телефон.

– Начина-аа-ается! – протянул я с досадой, и пошёл в комнату. – Слушаю.

– Скажите пожалуйста, Павел Иванович принимает?

– Да, да, принимает.

– Извините, что побеспокоила. Мне Надежда Васильевна дала ваш телефон. Мы живём далеко. Вдруг он сегодня не работает, а мы приедем. Только бензин и время потратим.

– Я понимаю. До свидания! – сказал я дружелюбно в трубку, а положив её, добавил со злостью. – Какого чёрта она даёт всем наш номер!? Что мы – справочное бюро или дети на побегушках?

Напротив нашего окна незнакомый мужичок привязывал к забору гнедую лошадку и при этом старался рассмотреть нас сквозь тюлевые шторы. Я поспешил выйти, и вовремя: незнакомец уже открывал калитку:

– Здорово, добрый человек! – сказал он, приподняв фуражку. – Электросенс здесь принимает?

– Нет, вам туда, к соседям.

– А? У соседей, значит, принимает? Ну пойдём к соседям. Слышишь, бабка? К соседям надо идтить. Давай слезай, поплетёмся потихоньку.