– По двадцать тысяч за центнер.
Изумлённый возглас против воли вырвался из груди Катерины Ивановны, но, быстро сообразив, что такие вопли, возможно, сильно не понравятся жене Сергунько, она сказала уже нормальным голосом:
– Ну что ж, всё равно придётся брать. Людмила Петровна, можно мне вечером ещё раз позвонить и узнать?
– Ну звоните, – ответила Людмила Петровна очень устало.
И вот в последний раз погнала Катерина Ивановна своих коров и быков на пастбище, не зная, что будет завтра, чем станет их кормить. Но теперь у неё опять была надежда. Она почти наверняка знала, что, если расскажет сегодня вечером Ивану Ильичу о своей ужасной ситуации, он проникнется и уже возможно завтра к обеду привезёт ей воз сена. Только бы оно у него было! И ещё она была уверена, что он не возьмёт с неё двадцать тысяч. Он же фермер, и цены – его личное дело: с одного может десять тысяч взять, с другого двадцать, а с третьего вообще ничего. Кто его проверяет?
На обратном пути она встретила соседку Васьки Сарычева – они в одном доме живут.
– Валя, напомни ты этому барбосу. Он мне три бутылки должен. Пусть привезёт сено, он ведь обещал.
– Катя, дорогая вы моя! Он себе ещё ничего не привёз. Он каждый день пьяный и каждый вечер с женой дерётся. Он не только с вас, он с половины села или бутылки, или деньги пособирал. И не привезёт он вам никогда, да и откуда ему взять? К ним чуть не каждый день люди ходят и вот так же говорят: или вези сено, или отдавай деньги. А его Верка всех гонит и говорит: «Я у вас ничего не брала и за его долги отвечать не намерена. Идите отсюда, вы сами виноваты, будто не знаете, что он алкаш, и что совесть свою он давно пропил».