Успеть повернуть на Лагиш

– Нет, не знаю. Может, где-то и есть, но не у нас, в смысле не на Кавказе. Это что-то азиатское. Вон в углу вьетнамцы открыли ресторанчик, спроси у них – по звуку на их названия подходит – там всякие Ханои да Куала-Лампуры.

Жук подошел к БМВ. Вовик уже пел соловьем какому-то плотному дядьке лет сорока пяти, на все лады расхваливая как все автомобили известного баварского концерна, так и в особенности прелести именно этой данной машины. Дядька явно плыл, он был уже в той стадии, когда красноречие продавца пробило брешь в обороне здравого смысла и когда покупатель уже не представляет себя за рулем иной, чем данная, машины.

Чешир оглянулся на водителя, улыбнулся во весь рот.

– Ага, вот и пайка!

Вовик недовольно оглянулся на Чешира. Сейчас он был в своей стихии и не любил, когда прерывают его тщательно выверенную речь.

– Когда ты нажрешься? Вроде наел уже пачку, пора бы завязать. Так нет, все молотит в два горла. С таким аппетитом ни в жизнь такую тачку не поимеешь – будешь, как лох, пешим порядком шкандыбать! – Вовик вообще не был склонен к риторике, но из-за непланового перерыва мог соскочить выгодный клиент.

Впрочем, клиент не собирался соскакивать, и это немного успокоило командира. Вовик панибратски хлопнул дядьку по плечу:

– Короче, брат, мы пока порубаем, а ты сядь в машину, привыкни. Оцени кожу на седушках, послушай, как музычка. В общем, обживайся!

Клиент, кряхтя, полез в машину. Компаньоны лихорадочно стали рвать зубами сочное душистое мясо, закусывая чебуреками. Жизнь вроде удалась, во всяком случае, на данный момент.

Покончив с пайкой, Вовик юркнул в салон, дожимать клиента. Жук же, собрав мусор, оставшийся от непродолжительного пиршества, и выкинув его в мусорный бачок (местные заправилы требовали порядка, ссориться с ними не хотелось) пошел в угол рынка, где маячила вывеска «Сайгон».

На подходе к ресторанчику он столкнулся с юрким вьетнамцем, несущим здоровенные пакеты с какой-то зеленью.

– Слышь, браток, помощь твоя нужна! – Жук не был уверен, что вьетнамец его хорошо понимает, но к своему удивлению услышал довольно правильную речь.

– Какая помощь? – Вьетнамец остановился и внимательно посмотрел на водителя.

– Ну короче, типа справки хочу получить. Местность такая, Каодай, есть в ваших краях?

Вьетнамец подумал минуту, затем решительно ответил:

– Ты неправильно слышал. Не местность Каодай, а император такая был вьетнамский, японец его поставил. Не Каодай – Бао Дай. А еще секта такая была – но давно уже не слыхать о ней.

– Да нет, – поморщился Жук, – не император и не секта, именно местность!

– Тогда не знай. Или стой – через три минута придет человек, с ним поговоришь.

Делать было нечего – Жук остался стоять у входа в ресторанчик.

И через минут пять к нему действительно подошел точно такой же вьетнамец (Жук мог поклясться, что это родной брат-близнец первого) и спросил неторопливо:

– Ты кто?

– Местный. – Вопрос был обыкновенный, но что-то в тоне вьетнамца было необычным. Жук подобрался, предчувствуя что-то не совсем простое.

– Тот человек, что с тобой разговаривал, мне передал. Откуда слышал Каодай?

Нужно было рассказать новому вьетнамцу про дурацкий сон, но что-то остановило Жука в последний момент.

– Да так, в книжке прочитал.

Дурак из меня делаешь? Зачем?

– Почему дурака? Говорю же русским языком, в книжке прочитал. – Жук понимал, что оправдание неважное, но наступательный тон вьетнамца смутил его. Вьетнамец внимательно посмотрел в глаза Жуку, качнул головой, печально улыбнулся.

– Вот что, местный. Будет много слов. Будет много имен. Не спрашивай никого ни о чем, жди до конца. А потом сам решишь, что делать. И если решишь правильно – успей до рассвета.

Вьетнамец решительно повернулся и пошел в ресторан.

Жук растерянно стоял, не зная, что делать дальше. Вот черт узкоглазый! Ведь явно же что-то знает, а туману напустил – черта лысого разберешь! Азиат, одно слово. То ли бежать за вьетнамцем, хорошенько расспросить, а если узкоглазый не станет колоться – кликнуть дружбанов. С другой стороны, а что он вообще хочет узнать? Просто что-то со вчерашнего утра стало беспокоить его, что-то не совсем обычное, чему он не мог подобрать названия. И не интересно вдруг ему стало, сколько они возьмут за «бимер», как поделит бабки Вовчик, сколько откосит себе и сколько кинет на братву – вопросы, еще вчера более чем насущные.

Растерянный, он поплелся к машине.

Торговая сделка практически завершалась. Компаньоны и изрядно вспотевший покупатель уже садились в машину, чтобы ехать в магазин оформлять документы.

– Где тебя черт носит? Погнали в магазин, оформимся. До обеда должны успеть. – Вовик в предвкушении завершения сделки нервничал, говорил на повышенных тонах, но Жук не обратил на это внимания. Молча сел на заднее сиденье, уставился в окно.

К часу дня коммерция была закончена. Мужик выплатил троице пять с половиной тысяч долларов, получил на руки все необходимые документы, ключи, и, все еще под впечатлением активной пропаганды Вовика, уехал в свой Бобруйск.

– Ну что, пацаны. Наши – полштуки. Как будем делить – по-честному или по-братски? – задал традиционный вопрос Вовик, когда они уселись в свой старенький драндулет и тронулись к дому Мордатого.

– Как всегда. – Жук был лаконичен.

– Возьми себе триста, нам с Жучилой по сотке. Будет по-честному. – Чешир в вопросах распределения долей тоже не чужд был некоторой справедливости.

– Законно. – Вовик отсчитал свою долю (новыми сотками), засунул ее в глубокий внутренний карман, затем отсчитал деньги коллегам.

Чешир взял свои деньги не без некоторого радостного трепета, минут пять любовался двумя новенькими полтинниками. Деньги он любил и уважал, значительно больше всего остального.

Жука же приход суммы, как минимум равной зарплате старенькой мамы, технички в средней школе, почему-то совсем не обрадовал. Машинально он сунул деньги в карман джинсов, равнодушно глядя на дорогу сквозь мутное, в трещинах, лобовое стекло.

– Жук, ты чего такой смурной? Чистые бабки, без криминала. Маме отстегнешь полтинник, девка твоя запищит от восторга. Веселись, деревня! – Вовик был раздосадован недостаточной степенью ликования своих орлов по поводу собственной такой легкой и красивой финансовой победы.

– Молодец ты, базару нет. Красиво спел дядьке, толковую сумму ломанул. Я что, я рад. – Но было видно, что вот радости-то никакой у водителя нет.

В настороженной тишине доехали они до дома владельца благополучно проданной машины.

Честно рассчитавшись с Мордатым, троица разделилась – каждый собирался отпраздновать это событие самостоятельно.

Приехав домой, в типовую панельную девятиэтажку, Жук стал ждать мать. Посмотрел свежий боевик, сварил куриный суп (на часть заработанных денег, вопреки обыкновению, закупил домой продуктов, и, почему-то в последний момент вспомнив, что мама любит сервелат – купил изрядную палку этой колбасы). Что-то мешало радоваться жизни, мешало ощущать себя денежным и крутым пацаном.

Взяв трубку, позвонил Алесе.

– Здорово, заяц. Это я. Чем промышляешь?

– Саша? Привет, привет! А что ты днем звонишь? Я только к вечеру освобожусь, если хочешь – заедь к пяти, может, куда сводишь? – У его девушки Алеси, парикмахерши в затрапезном салоне, в жизни все было просто и понятно. Если звонил ее парень – значит, у него появились деньги и можно провести время достойно и весело. Впрочем, запросы у нее были невелики, кафе в центре или модная дискотека были пределом ее представления о шикарной жизни.

– Свожу, базару нет. К пяти не смогу, маму хочу дождаться. Подгребу к семи, будь как штык. – В ответ услышав бесконечную очередь заверений «буду, буду, всенепременно к семи и как штык», положил трубку.

Что-то все равно было не так. Из-за погоды, что ли? В декабре у него часто случалась беспричинная хандра. Может, из-за невероятно короткого светового дня?