Лабиринт

Иван снова проваливается в темноту. Снова что-то чувствует. Понимает, что его переворачивают на живот, ощущает многочисленные уколы в спине, словно в спину втыкаются сотни раскаленных иголок. В ноздри ударяет запах сухих трав.

Опять провал в сознании. Из провала он выныривает под громкие звуки, с трудом открывает глаза, видит знакомую фигурку в шкурах и в маске, сделанной из черепа какого-то животного. Женщина-собака бьет в бубен, кричит: «Марха! Мархарра! Кас тырдык».

Аникеев видит розовое облако, окруженное сверкающими огоньками. Облако неподвижно висит над ним, потом медленно опускается, обволакивает его, проникая в нос, в рот и в уши. Иван ощущает, как внутри его что-то шевелится, щекочет.

«Кахм расстар!», – кричит женщина-собака, и сознание Аникеева снова отключается.

Он очнулся внезапно, словно от какого-то внутреннего толчка. Открыл глаза, осмотрелся. Он обнаженный сидел на шкурах. Напротив него стояла на коленях женщина-собака. Она держала в руках на уровне лица Ивана чашу с дымящейся жидкостью.

– Ятя! – она приблизила чашу к губам Аникеева.

– Спасибо, – Иван осушил чашу до дна. Напиток по вкусу напоминал квас. – Вкусно.

– Арх! – женщина улыбнулась, обнажив мелкие острые зубки.

Аникеев улыбнулся ей в ответ, посмотрел по сторонам. Они по-прежнему находились в овальном жилище, обтянутом кожей. Отверстие в потолке и вход в дом были затянуты шкурами. В центре круглой комнаты лежали большие камни, разогретые добела. Под ними теплились угли. Было жарко. С Ивана тек пот. Струйки пота лились по лицу, грудям и по животу женщины-собаки. Это были те немногие части тела женщины, на которых не росла шерсть.

В полуметре от шкур, на которых сидел Иван, стояла деревянная кадка с горячей водой, в которой отмачивались длинные стебли какого-то растения. Достав их из воды, женщина-собака встала, жестами показала Ивану, что ему тоже нужно встать. Аникеев подчинился. Оказалось, что женщина-собака с ним одного роста, хотя Иван почему-то думал, что она ниже его. Окинув Аникеева взглядом, женщина-собака принялась хлестать его стеблями, покрытыми узкими длинными листьями.

– Ой, хорошо! – Иван крутился волчком, подставляя под упругие стебли то грудь, то спину. – Это как русская баня. Давненько я так не парился!

– Ярси! – покрытая шерстью женщина засмеялась. – Кураи арм!

Потом она передала веник из стеблей Аникееву, плеснув на камни немного воды. Послышалось шипение. Жилище собакоподобной женщины заволокло паром. Иван парил женщину-собаку веником из стеблей, она тихонько поскуливала от наслаждения, высунув изо рта длинный красный язык. В какой-то момент она сказала: «Эйр!» и выскочила из дома. Послышался звук льющейся воды. Через несколько секунд женщина-собака вошла в дом и окатила Аникеева холодной водой из деревянного ведерка.

– О! Да ты знаешь толк в бане!

– Ренч! – похожая на собаку женщина приложила палец к губам Ивана. Сняв с себя украшение из круглых кусочков золота, она повесила его на шею Аникеева поверх нательного крестика, глядя ему в глаза и улыбаясь. Потом она толкнула его на шкуры и с грациозностью кошки прыгнула на него сверху.

– Ого! А ты…

– Ренч! – повторила женщина-собака. – Хаи! Хаи!

Поскуливая, она принялась тереться об Аникеева своими многочисленными сосками, которые набухли и стали твердыми. Иван сначала подумал, что баня и столь странное поведение женщины-собаки составляют часть шаманского обряда, направленного на его исцеление. Но, когда человекоподобная собачка стала лизать его лицо, шею, грудь, опускаясь всё ниже и ниже, до Аникеева наконец-то дошло, что это уже выходит за рамки медицины. Да, он был благодарен покрытой шерстью женщине за то, что она ему не дала погибнуть от пчелиного яда и от холода, за то, что она обогрела его, за её доброту. Но его испугала мысль, что ещё чуть-чуть, и он совокупится с пусть даже похожей на женщину, но все-таки собакой.

– Послушай, может всё-таки не надо, – Иван уже хотел сбросить женщину-собаку с себя, но тут снаружи послышался какой-то шум.

Собакоподобная женщина вскочила, слегка отодвинула шкуру, закрывающую вход в жилище, принюхалась. Быстро задернув шкуру, она вдруг стала метаться, рыча и раздраженно поскуливая.

– Ерт!

– Что-то случилось? – спросил Иван, понимая, что все равно ничего вразумительного женщина-собака ему не скажет.

– Щ-щ-щ! – она принялась втягивать носом воздух. В дальнем конце она нашла под шкурами одежду, ботинки и рюкзак Ивана. Кинув всё это ему, она сама начала быстро одеваться.

– Муж пришел, да? – осенило Аникеева, и он начал быстро одеваться сам. – Пистолет! Где мой пистолет?

– А? – собакоподобная женщина непонимающе посмотрела на него.

– Где паф-паф? – Иван выставил вперед указательный палец.

– Ош! – женщина порылась в куче тряпья, нашла кобуру с пистолетом и кинула всё это Аникееву.

– Полегче! Это ж…

Шкура, закрывавшая вход, отодвинулась в сторону. В жилище вошел высокий человек-пес в шкурах. В его покрытой шерстью руке было копье, за спиной – колчан со стрелами и лук. На широком поясе болтался большой нож, размерами явно превосходящий кинжал Аникеева.

– Хур? – между глаз двуногого пса появилась глубокая морщина. Он уставился на Ивана, потом перевел взгляд на женщину-собаку, которая к тому времени успела накинуть шубу, но почему-то не успела завязать веревочку на поясе. Её юбка соскользнула по стройным, но волосатым ногам и упала на пол.

– Ярх! – она всплеснула руками. Её щёки покрылись румянцем, когда она натягивала юбку и затягивала веревочку. – Имба! Рамарра ких, инватра!

По дрожащему голосу женщины-собаки Аникеев понял, что она напугана, но пытается оправдываться. Иван и сам был испуган. Ведь человек-пес был выше его на целую голову и тяжелее килограммов на сорок. К тому же, он явно был настроен враждебно.

– Ёрр! – глаза человекоподобного пса налились кровью. Он низко нагнул голову и сжал древко копья так, что вздувшиеся на руках вены были видны даже сквозь слой шерсти.

– Уважаемый, вы всё не так поняли! – Иван развел в стороны руки, попытался улыбнуться. Улыбка не получилась. – Между мной и вашей подругой ничего не было. Она вылечила меня, только и всего! Мы же разные виды…

– Ахкхар! – заревел человек-пес.

Сделав шаг вперед, он размахнулся, чтобы ударить копьем Аникеева в живот. Иван, как завороженный, смотрел на металлический наконечник копья, со свистом разрезающий воздух. Время для Аникеева в тот момент остановилось. Когда он понял, что всё происходит слишком быстро, и он не успеет достать из кобуры пистолет, снять его с предохранителя, передернуть затвор и выстрелить. Между ним и человеком псом вдруг оказалась женщина-собака. Копье вошло ей в живот. На шкуры, лежащие на полу, брызнула красная кровь.

– Ярх! – прошептала похожая на собаку женщина, оседая на пол. – Керхи…

– Чирра! – человек-пес упал перед ней на колени, рывком руки выдернул из живота копье.

– Зря ты это сделал, – прошептал Иван.

Уложив свою женщину на спину, собакоподобный мужчина достал из мешочка, болтающегося на поясе, горсть сухих трав, засунул их в рот, начал быстро пережевывать. Потом он выплюнул эту кашицу на руку, приложил руку к глубокой кровоточащей ране на животе женщины-собаки, надавил. – Чирра! Гендым парха. Парха!

Поняв, что досмотреть, чем закончится трагедия в доме человекоподобных собак, означает верную смерть, Аникеев выскользнул из хижины и побежал. Под навесом стояли уже два бизона. Только они были уже не белыми, а грязно-белыми, почти коричневыми. Когда Аникеев пробегал мимо них, бизоны замычали, принялись рыть копытами землю. Именно землю, а не снег. Судя по всему, уже была весна. Было относительно тепло. Сквозь грязный снег то тут, то там виднелись островки темной земли.

«Интересно, сколько времени я тут провел? – подумал Иван. – Судя по ощущениям, не больше недели. А фактически? Весна уже началась. А ведь вышел из лабиринта я зимой».

– Шарт! – послышался голос за спиной. Аникеев не стал оборачиваться. Он знал, что это человек-пёс. Он хочет убить Ивана, тем самым отомстить за свою подругу. И ему ведь не объяснить, что между Иваном е его женщиной ничего не было. Объясняй-не объясняй, все равно ведь не поймет. Аникеев припустил изо всех сил. Ему было всё равно, куда бежать, лишь бы подальше от этого двуногого пса-переростка. – Шарт, хур!

Иван бежал по равнине, на которой росли редкие деревца и лежали большие камни. Впереди простирались густые заросли леса. Аникеев понимал, что ему любой ценой нужно добежать до леса и спрятаться, иначе не спастись.

Из-под ног в рассыпную кинулись лохматые зайцы. Один из них попытался укусить Аникеева за колено, но Иван ловко перепрыгнул через него. Два других зайца тоже попытались схватить Аникеева за ноги. Уворачиваясь от них, Иван оступился и упал. Тут же над его головой просвистело копьё и воткнулось в ствол дерева. Зайцы, петляя, скрылись в лесных зарослях. Аникеев хотел вытащить копье из ствола, но не хватило сил. Махнув рукой на копье, он побежал дальше. У кромки леса он спрятался за большой валун, достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя и передернул затвор. Сделав три глубоких вдоха, он выглянул из-за камня, попытался выстрелить в человека-собаку, но тот выпустил в Ивана две стрелы и упал на землю. Одна из стрел пролетела в сантиметре от плеча Ивана.

– Твою мать, – выругался Аникеев, взяв собакоподобного мужчину на мушку.

Тот немного полежал, потом стал перекатываться в сторону толстого ствола поваленного дерева. Иван нажал на спусковой крючок. Отдачи почти не было, но выстрел получился таким громким, что у Аникеева заложило уши. Из густых зарослей кустов справа в воздух взлетела стая птиц. В кустах тут же началось какое-то движение, но Иван не придал этому значения. Пуля, выпущенная из пистолета, срикошетила от камня рядом с головой человека-собаки. Он замер. Замер и Аникеев, продолжая держать человекопса на мушке. Так продолжалось минуты две-три. Человек-пёс приподнял голову, сверля Ивана своими черными, полными ненависти глазами. Иван опустил пистолет на землю. Он сделал это так, чтобы человек-пес это видел.

– Я не причиню тебе зла! – закричал Иван. – Дай мне уйти! Твоя жена была хорошей женщиной. Она вылечила меня, понимаешь? Между нами ничего не было. Я клянусь тебе!

Человекопес отложил в сторону лук, снял со спины колчан со стрелами, также демонстративно отложил его.

– Харбах! – прорычал он.