Лабиринт

– Ты обоссался? – рот Алёши растянулся в улыбке. – Ты испугался! Ха-ха-ха!

– Пошел ты в жопу! – Костя толкнул Алёшу в грудь, от чего тот упал на холодный пол, пошел навстречу свету.

– Костя!– хором закричали мальчишки и побежали за ним, навстречу яркому свету.

Все трое вышли из лабиринта. Только оказались мальчишки не вблизи заброшенного дома, как они ожидали, а в окрестностях какой-то деревни. На ржавом указателе читалось: д. Пущинская. Впереди простиралась широкая пыльная дорога, по которой навстречу им шла толпа, вооруженная топорами, вилами, кирками и лопатами. Толпа состояла из мужчин и женщин, годившимся мальчишкам в бабушки и дедушки. Слезящиеся глаза стариков горели голубым светом. В воздухе висела зловещая тишина. Оглянувшись назад, мальчишки увидели, что вышли они из покосившегося сарая, за которым начинался лес. Рядом с сараем находился полуразвалившийся дом. Всё это было обнесено ветхим забором с калиткой. Из дома выскочил старик с кочергой в руке. Его глаза также издавали голубое свечение. Рыча и хромая, он открыл калитку, впустив вооруженных стариков. Ощетинившись топорами, ножами и садово-огородным инвентарем, они кинулись на мальчишек.

Глава 14. Деревня Пущинская

Где-то в глубинке России некогда была деревня Пущинская. Она и сейчас, возможно, есть на картах. Когда-то эта деревня процветала, но в постсоветские времена она пришла в упадок. Остались в ней доживающие свой век старики и старухи, а также те люди, которых всегда называли социально неблагополучными, которые не смогли найти себе работу в близлежащих населенных пунктах. Это те люди, которые пьянствовали и дебоширили, пропивая пенсии своих престарелых родителей.

Со всем можно смириться. Смирились с такой жизнью и старики. Они уже привыкли к тому, что вся их жизнь, выражаясь словами известного юмориста, превратилась в три «Д»: доживаем, доедаем, донашиваем. Смирилась с такой жизнью и коренная жительница деревни Пущинская – Клавдия Михайловна Иванова. Она уже привыкла к тому, что всё хозяйство ей нужно тащить на себе одной. И дом на ней, и скотина на ней, и внук-пьяница, посадивший на шею Клавдии Михайловны свою сожительницу Юлю. Внучек Коленька и Юля не просыхали, хронически находясь в состоянии глубокой заспиртованности. Но и к этому Клавдия Михайловна давно привыкла. Она тащила на себе этот крест, в тайне моля Бога, чтобы он забрал её к себе. Но Бог, похоже, не слышал её молитвы или просто проверял бабу Клаву на прочность. Жизнь показала, что запаса прочности у Клавдии Михайловны было много, на десятерых бы хватило. Если бы ни больные суставы и спина, которые изводили бабу Клаву, особенно при перемене погоды, жила бы она счастливо и на жизнь бы не роптала.

Как-то ночью проснулась Клавдия Михайловна от нестерпимой боли в спине и в коленях. Коленные чашечки ныли так, словно кто-то протыкал их раскаленными иглами. Спина гудела непрекращающейся болью.

Когда Клавдия Михайловна лежала на спине, болела спина. Стоило ей перевернуться на бок – тут же давали о себе знать колени. И так всю ночь.

За окном сверкало. Обычно спина и колени болели к перемене погоды, но стука капель дождя по крыше не было слышно. Только вспышки сверкали так, словно за окном стоял фотограф, снимающий бабу Клаву фотоаппаратом с фотовспышкой. Но кому она, дряхлая старуха, доживающая свои дни, нужна? Станет ли её кто-то фотографировать? Какому безумцу придет в голову такая мысль?

Вспышки повторялись через каждые десять секунд, а дождя всё не было. В воздухе не пахло озоном, как обычно это бывает перед дождем.

Старушка присела на кровати, помассировала свои костлявые колени, размяла руками спину. Это не помогало. Колени ныли противной болью. За окном опять сверкнуло. В какой-то момент любопытство победило боль.

– Что ж это там сверкает? – кряхтя, баба Клава встала с кровати.

Опираясь на палку, она подошла к окну. За стенкой раздавался храп. Это храпели Коленька с Юлечкой. Хорошо, хоть не дерутся и стекла в окнах не бьют.

Стоя у окна, Клавдия Михайловна вдруг поймала себя на мысли, что спина и колени стали болеть меньше. В огороде что-то сверкало так ярко, будто молния била в одно и то же место. Стараясь не стучать по полу палкой, баба Клава вышла из дома и ахнула от удивления. Прямо над картофельной грядкой зависло оранжевое облако, из которого в середину поля била молния. Такого Клавдия Михайловна ещё никогда в своей жизни не видела. Перекрестившись, она опустилась на завалинку. Оранжевое облако вдруг исчезло. На грядке с картофелем остался лежать большой камень, по форме похожий на куриное яйцо. Баба Клава поднялась с завалинки, стала приближаться к яйцу. От яйца исходил приятный белый свет. Он был теплым, придавал силы. Колени вдруг перестали болеть. Покалывания в спине, к которым баба Клава давно уже привыкла, вдруг прекратились. С каждым шагом она чувствовала себя на десять лет моложе, её тело наливалось силой.

– Это что ж такое? – Клавдия Михайловна приближалась к камню. Распрямившись, она отбросила в сторону палку, на которую опиралась уже больше двадцати лет, которую ей выстругал покойный муж, и вплотную подошла к камню, присела рядом с ним, вытянув руки.

«Прикоснись ко мне, не бойся», – прозвучал голос в её голове.

Она прикоснулась к камню. Он тут же раскрылся, как бутон цветка. Из бутона вылетели серебристые мухи, которые стали кружиться над Клавдией Михайловной, залетая ей в рот и в уши.

«А теперь иди! Ты должна обойти всю деревню. Молодых нужно убить. Только старые и опытные смогут властвовать!»

– Да! – баба Клава улыбнулась, слушая голос в голове. – Молодую поросль вырвать с корнем. Только мы можем править!

Поднявшись на ноги, она пружинистой походкой вошла в дом, в углу нашла топор. Её глаза засветились нежно-голубым светом. В темноте она видела абсолютно всё. Ей даже не нужны были очки. Зайдя в спальню внука, она несколькими мощными ударами размозжила голову ему и его сожительнице, потом направилась в дом соседа. Над ней и впереди её летали серебристые мушки.

«Вы будете править, – шептал голос в её голове. – Только пожилые и опытные смогут завоевать этот мир и подчинить всё себе!»

– Да! – вслух говорила Клавдия Михайловна. – Мы всех их убьем и будем властвовать!

Из соседского дома Клавдия Михайловна вышла в сопровождении престарелой пары – Нины Ивановны и Петра Ильича. В их руках были окровавленные топоры, с которых на землю капала красная кровь. В доме остались разрубленные тела детей и внуков Петра Ильича и Нины Ивановны. Над престарелой троицей кружились серебристые мухи. Глаза стариков светились в темноте. Не проронив ни звука, они зашли в соседний дом, через десять минут вышли из него. Теперь их было четверо. К ним примкнула Мария Александровна, сжимающая в руке красный от крови нож для разделки мяса. В доме Марии Александровны остались куски мяса, плавающие в лужах крови. Это то , что осталось от Наташи – дочери Марии Александровны.

Безмолвно толпа некогда дряхлых, никому не нужных стариков перемещалась от дома к дому, увеличиваясь в размерах. Над ними летали серебристые мухи, в их руках были топоры, вилы, ножи.

Виктор Жихарев в ту ночь занимался любовью со своей подружкой Людой, на которой, разумеется, не планировал жениться. Он двигался быстро-быстро, она стонала и извивалась под ним. В какой-то момент Виктор остановился, чего с ним раньше никогда не было. Он увидел толпу стариков со светящимися глазами. Толпа сломала забор и ринулась в дом напротив, где жил друг Виктора – Петька по кличке Урка. Хотя уркой Петька ни когда не был. Он даже в тюрьме не сидел. Своё прозвище он заслужил благодаря привычке сидеть на корточках, короткой стрижке и худощавому телосложению. Ещё у него была татуировка на плече – ничего не обозначающее переплетение линий. Просто узор, похожий на орнамент на ковре или на шторах.

Старики ворвались в дом Петьки, вытащили его во двор и стали рубить топорами, колоть вилами и штыковыми лопатами. Крик Урки больно резанул по ушам Виктора.

– Что там такое? – спросила Люда. Жихарев ей ничего не ответил. Тогда Люда спихнула Виктора с себя, надела халатик и тоже стала смотреть в окно. Когда отрубленная топором голова Урки, разбрызгивая кровь, упала в метре от хлипкого забора, огораживающего дом Виктора, Люда закричала.

– Тихо ты, дура! – Жихарев стал быстро одеваться. – Собирайся, мы уезжаем в город!

Не говоря ни слова, Люда переоделась и собрала все свои вещи, которые уместились в одну сумку, которую Люда купила две недели назад на барахолке у низкорослого кавказца.

Они выскочили из дома через черный ход как раз в тот момент, когда толпа стариков сломала забор и через парадный вход ринулась в дом. Двигатель мотоцикла заревел, оглашая окрестности . Люда устроилась сзади, положив руки на широкие плечи Виктора. На мотоцикле они выехали на главную улицу деревни Пущинской. И тут Виктор понял, что его дни сочтены. Всю улицу заполонил живой поток, состоящий из стариков и старух. В их руках были топоры, ножи, вилы. Воздух был пропитан кровью и враждебностью. Мощный удар жердью сбил с мотоцикла Виктора и Люду. Толпа стариков обступила их. Тут же на молодых людей обрушился град смертоносных ударов. Ни Виктор, ни Люда даже не кричали. Они умерли мгновенно, превратившись в кровавое месиво.

Разделавшись с очередной молодой парочкой, старики двинулись дальше, ведомые внутренним голосом и серебристыми мухами.

«Вы будете править», – шептал голос в их головах. Их изрытые морщинами лица были устремлены вперед. Они, как гончие, чувствовали запах молодых и шли от дома к дому, оставляя за собой растерзанные трупы. Им не было жалко своих сыновей, дочерей и внуков. Голосу в их головах была чужда жалость. Он твердил только одно: «Убейте молодых и правьте миром». Этому голосу было трудно сопротивляться.

Светало. Убив всех, кому было меньше шестидесяти, толпа стариков потекла по пыльной дороге от деревни Пущинской в коттеджный поселок, находящийся в каких-то десяти километрах южнее. Им не нужно было есть, пить, они не знали усталости. Им хотелось только убивать.

У дома на отшибе толпа вдруг остановилась. Тот дом принадлежал девяностолетнему Никифору Оглоблину. Старики чувствовали, что именно здесь есть враги, которых нужно уничтожить. Несколько серебристых мух устремились к дому Никифора, через щели проникли внутрь.

Дверь старого сарая слетела с петель, дверной проем засветился зеленоватым светом. Из темноты сарая повеяло прохладой, послышались детские крики. Из сарая вышли три мальчугана лет девяти-десяти. Дверь дома, построенного после Великой Отечественной войны, распахнулась. На крыльцо вышел Никифор с кочергой в руке.

«Он с нами», – зазвучал голос в голове стариков.

Никифор открыл калитку, впуская жаждущую крови толпу к себе во двор.

Мальчишки испуганно смотрели по сторонам.

– Это Челябинск? – крикнул вдруг один из пацанов, обращаясь одновременно и к старикам, и к своим друзьям.

«Убейте их», – прозвучал в старческих головах безапелляционный голос.

Толпа устремилась к мальчикам. Каждый из стариков хотел разорвать их в клочья, выпить их кровь и разбросать внутренности по заросшему травой двору.

Глава 15. Спасение мальчишек

– Только без паники, – сказал Аникеев женщинам, входя в дом. – Иначе всё испортим.

Лица Тамары и Натальи были белыми, как мел. Они не произнесли ни звука. Осторожно ступая, Иван продвигался вглубь дома по длинному коридору, заваленному мусором. Женщины безропотно следовали за ним. В доме было тихо. Дойдя до лестницы, ведущей в подвал и на второй этаж, Аникеев остановился, раздумывая.

– Я думаю, что нужно спуститься вниз, – сказала Наталья.

Где-то наверху послышался шум.

– Похоже, что ты ошибаешься, – Аникеев побежал наверх, перепрыгивая через ступеньки, старательно огибая кучи мусора и трупы животных.

– Кажись, я слышу голос Костика, – сказала Тамара после того, как послышались очередные отдаленные крики.

– Я тоже что-то слышала, – Наталья кивнула головой.