(Короткий подавленный взгляд в сторону, где минутой раньше стоял Ас.) Свою обиду посол выразил тем, что тронул свою булавку. Билл изрядно распотешил себя, воззрившись на неё, сверкнувшую украденным у пустошей Эриду огнём, и представив, как посол тщетно вслушивается во вкрадчивый шёпот во глубине собственного существа.
– В газете, господа. Скандал с каким-то типчиком, выпустившим зверей, предназначенных для Праздника Летнего Солнцестояния.
Билл взглядом упёрся в пол, и дурная улыбка коснулась его губ.
Статс-дама вспомнила про посла и вообще, про всё, и сказала:
– Да? Правда? И вы верите газетам?
Посол застенчиво хмыкнул. Весь его вид говорил, что да – он верит газетам. А чему тогда верить? Но отвечать ему не пришлось. Какой-то сбоку сказал:
– Подлец. Его самого надо было… в праздник Солнцестояния.
Посол переспросил:
– Что?
Статс-дама расширила глаза. Посол сунул руку за пластрон и ничего не вытащил. Кто-то подал ему свернутую газету.
– Ах да… вот. – Ничуть не удивившись, сказал он, принимая из безмолвной руки газету. – Позвольте, вот тут… Нет, это не то. Ах, господа, какая прелесть, тут про наш саммит. Это по итогам наших переговоров. Мирное соглашение… Условный суверенитет…
Билл шепнул Асу:
– Сказать ему, что такого не бывает? Мол, Древние писали? Всё такое.
Ас возразил:
– Не мучай ты его.
– Но он же ерунду говорит, милый.
– И пусть говорит.
Посол тем временем читал:
– Однако… вот …представьте, господа, его самого выпустили уже.
Кто-то нравоучительно отозвался:
– Протекция, господа. Вот наша богиня.
Статс-дама забрала газету у посла таким движением, что хоть её руки не могли поспорить за первенство на выразительность с его высочеством, но посла просто передёрнуло.
Дружки, незаметно во время возросшего интереса к прессе, отошли в сторонку и теперь могли наслаждаться наблюдением за нравами и булавками. При этом оба прекрасно понимали, что оба также находятся под наблюдением. В этом и состоит прелесть истинного наблюдения, заключает хроникёр, в третий, но не в последний раз использовав это слово.
В толпе царедворцев так завлеклись газетой, что не заметили, что принц и сир Александр покинули их. Кто-то сказал – это был женский голос:
– Какой он…
Другой, мужской ревниво возразил:
– Из этих…
Билл и Ас обменялись взглядами.
– Из каких?
– Не имеет ровно никакого значения. «Из этих» может обозначать всё, что угодно.
Когда газета, которую передавала волна, приблизилась, Билл мельком взглянул на фото. Чёрно-белый, сбитый движением снимок, ничего не разобрать. Билл сказал:
– Нибириец, утративший свободу, всегда выглядит утратившим индивидуальность.
– Что утративший? – Переспросил кто-то.
Ас толкнул Билла взглядом.
– Ой да ладно, меня-то не повесят. Наверное… тебе лучше знать. Ты же бывший офицер… – Билл громко просипел. – Это правда, что ты служил в… ну, в. Ну, ты понял?
Обернулся и, не обращая внимания на совершенно бестрепетного наперсника, громко сказал:
– Я, ей-Абу-Решит, боюсь его… Откуда мне знать, чему их там учили?
Женщины и без того после выходки Аса поглядывавшие на него, стали склонять голову к ушку соседки и так далее – по принципу домино или как там это называется. А так как здесь были сплошь отборные нибирийки со своими отборными алмазами, то в таком внимании ничего обидного не было, а даже было что-то лестное.
Посол, не зная, как отметиться в этой неотрепетированной интермедии, сказал велегласно:
– Говорят, в каком-то подразделении особого назначения учат даже прикидываться мертвым.
Статс-дама неуверенно осенила себя улыбкой. Ас почти умоляюще взглянул на Билла, перед которым замечание посла разверзло бездну возможностей.
Билл глотнул из бокала, и лицо его приняло тоскливое выражение. Ас понимающе смотрел на него.
– Какой чудный напиток. – Молвил Билл. – А нет ли тут… чего-нибудь попроще, от чего можно прикинуться мёртвым?
И он стал оглядываться. Ас сказал пианиссимо:
– Давай-ка отсюда… пока ты не сказал Слово Правды.
Отошли разом, не улыбаясь и усиленно разговаривая. Гости расступались, полагая, что молодые люди в этот момент вершат судьбу Родины. Таким удачным манером продвинулись за спины гостей – и к выходу за двумя глухими с виду шторами. Это говорило о знании пути. Но разве царский сын не владеет всеми тропинками своей Родины? О Господи, до чего же глупая фраза.
Короткий путь в кухню начинался, оказывается, недалеко. Нырнув вслед за сложившейся вдвое спиной Аса, смеясь глупым смехом и попытавшись пощекотать посольского заступника, Билл сказал в темнейшем коридорчике:
– Может, у них найдутся животные, которых мы выпустим?
Кто-то, сдвинув воздух, тёплым крылом погладил его. Билл, не сдерживаясь, взвизгнул. И тут, тремя ступеньками ниже, раскрылась низенькая дверь, чудесно
запахло едой, и выбежал кто-то белый и охнул.