Глобус Билла. Четвёртая книга. Дракон

– Ах, вылазку. И что же вы искали? – Спросила Иннан.

Энкиду увидел, что оба товарища бросили сдвоенный, но с отчаянием на двоих взгляд в сторону его джинсов, которые он как раз перемещал поуютней.

– Цели особой не было. Показывал им сидки. Тропки… Учил следы различать, хотя куда там. Тщетно. Этим обормотам, что синица, что пантера.

Шанни едва дослушала щебет.

– Ну, и, помимо того, что вы оставили свой генетический код на местности и распугали синиц, вы встретили кого-нибудь?

Они ответили наперебой:

– Нет, никогошеньки.

– Ничего существенного…

– Эти слабаки выдохлись на полдороге…

Когда хор умолк, Шанни задумчиво спросила Иннан:

– Процент?

– Думаю, как всегда – около ста. Но в чём-то они не лгут.

– Ну, вот, ну, как это?

– Знаете ли…

– Жить, подозревая… – Добавил Энкиду. – Что за скука. Этак и на солнце будешь с сомнением смотреть.

Громко затрещали угли в камине. Ас, на которого почему-то все посмотрели, сказал, что-то про топливо, которое никуда не годится.

– Завтра я пригляжу, чтобы всё было в порядке.

С тем и разошлись, без особой охоты – из натопленной гостиной в холодные коридоры. Даже девицам, которых ждали наполненные блаженным душистым воздухом покои, неуютно стало.

3. Возраст дамы

Наутро слуги, как пообещал Ас, справились с камином. Уже к полудню обод огня, кровавого и жаркого, опоясал комнату ровным квадратом, и никакой стрельбы угольками. Сердце замка оттаяло, но зима набросилась на полуостров со страстью.

Белая высокая мебель зимы заполнила гигантский холл долины, и любимые холмы Энкиду осели, как пироги без пригляда.

Деревня, выглядевшая молчаливой иллюстрацией, на которую опрокинули молоко, заставляла их отводить взгляды и спотыкаться.

– Они же погибнут. – Пролепетал Билл.

Шанни оборвала его:

– Не тремти. Мало ты знаешь о Хорсах.

Тем не менее, воспользоваться случаем и разузнать побольше Бильга сир Баст не поспешил. Он ни разу не был в деревне. Объяснить такое малодушие он не мог, а расспрашивать девиц не смел – боялся ли услышать что-нибудь поражающее в самую душу….ага, ну, точно – это самое, боялся.

Но издалека кидать трусоватые взгляды его большая тёплая душа всё же решалась. Карие глаза Билла, такие ясные под тяжёлыми грозными веками, туманились от стыда, и он уводил их и прятал взгляд в кучевых облаках, нависающих над замком или среди чёрных дуэлянтов-деревьев, укоряющих Билла своим строгим видом. Превратись одно из этих деревьев в мужчину, разве стало бы оно уклоняться от участия в жизни своего народа?

Хорсы ушли… или случилось с ними что-то похуже. Эти мысли мучали Билла до тех пор, пока он не увидел, дрогнув сердцем, тёплый дымок над одним из сугробов, в которые зима превратила жалкие усадебки Хорсов.

Где были туареги, неизвестно… Билл особо на эту тему не размышлял. Не то, чтобы его не занимали эти крутейшие парни и фантастического вида дамочки – просто вот уж за кого не стоило переживать, так это за них. Вдобавок, у Билла сложилось двойственное отношение к тому, что он видел в двигающемся граде великих господ пустыни.

Что-то в них было холодноватое – вопреки их жаркому обиталищу… и эта смесь эпикурейской привлекательности с монашеским аскетизмом будоражила и раздражала.

Билл попытался побеседовать на эту тему с друзьями (мужского рода), но обнаружил, что тема цензурирована. Ас и вообще не склонен обсуждать что-либо, кроме технического прогресса туарегов – а Билла это, прямо скажем, не очень-то цепляло. Энкиду тоже оказался равнодушным к попыткам Билла поболтать на вольную тему: «Как ты думаешь, эти крошки… они такие ледяные с виду?»

Словом, повёл себя вроде этих крошек.

Пустыня опустела, стало быть.

Их собственный дом – так выходит, мы теперь называем зубастый и шипастый замок, вовсе не пустовал. Билл особенно полюбил вечера, когда они, прирученные дядей Мардуком, волей-неволей сходились в Гостиной.

Девицы радовали их взоры, без издёвок Шанни Билл чувствовал себя, как без какой-нибудь детали одежды.

Чёрные волосы Иннан издалека на этих чистых страницах привлекали духов спрятанных под снегом растений, и дважды в тот первый день зимы Билл увидел робкие цветы на обочине тропинки, где она прошла. А белая кожа делала её почти невидимкой, одной из тех, кто по мнению Энкиду, приходил летом плясать на луг и морщил лбы от пения Билла.

Золотые пряди за ушками Шанни также не оставляли безучастными потусторонних существ. Трижды она смеялась в тот день, и трижды на небе появлялся синий просвет.

Вот такие сказки зимние.

Следы на снегу увлекли Энкиду до самой пустыни, которая теперь выглядела совсем уж выдуманной.

Просто белое.

Так миновал день, и вечером Асу показалось, что девушки держатся с ними прохладнее обычного, пусть и пылал огненный обруч вокруг комнаты.

У коновязи под низко надвинутой белой шляпой навеса они встретились почти случайно около одиннадцати следующего утра. Ас куда-то спешил, Энкиду выглядел не выспавшимся, Билл представлял себе, как к нему, вращаясь, летит чашка кипящего смоляного кофе. Он так зримо вообразил себе этот летательный снаряд, с выплёскивающимися клочками одной из жизненных субстанций нибирийца и вздымающейся кремовой пеной, разбивающейся об утёс кофейной волны, что сильно вздрогнул, услышав деловой глас землевладельца.

«Хоть бы кустик кофе посадил бы у себя», подумал Билл с тоской ленивца и нехотя прислушался к тому, что вещал собственник гипотетической армады чашек кофе.

– Нам следует устроить Иннан настоящий день рождения. Ей исполняется двадцать два нибирийских года. – Ас остановил их, готовых разбежаться, властным жестом. – Нужно придумать подарок и поздравление.

– Зачем это… Нежности, фу. – Пронудил Энкиду. – К тому же, вы ничего не успеете. Разве что почесать друг у друга в затылке. Ну, этот ещё и в бороде.

Ас, как раз занёсший руку ужасно приятным жестом, чтобы тронуть свою бороду – ничего грубого в его движении не было, – непринуждённо рый ийских года. – Сказал опустил руку. Энкиду продолжил:

– Шанни исполнится тридцать три нибирийских года в день нового солнцеворота, когда Братья покинут небо. Вы такие тугодумы, но даже вам должно хватить времени придумать ей подарок и поздравление. Билл, слыхал? Эй, Билл.

Оба посмотрели на Билла, глядящего с невероятно напряжённым видом в пространство перед собой. Он с трудом после третьего грубого окрика и тычка вздрогнул, отлепил взгляд от чего-то прельстительного и молвил – вид у него был сугубо интеллектуальный:

– Интересно, а сколько… я хотел сказать, когда день рождения у этой… у той дивной… страшной той…

– Ты про кого?