Глобус Билла. Пятая книга. Козерог

Никто не осмелился отменить тишину.

Оно лежало, неистлевшее ничуть, свежее и слегка потемневшее там, где безупречный свод зубов оставил слепок.

Шанни содрогнулась неприкрыто.

– Там их было так много. Не меньше тонны.

Она повернулась к Биллу.

– Говоришь, ничего?

Он пожал плечом, с тревогой глядя на неё.

– Густой лес, и эта штука. Всё.

– Быстро они свернули свою походную лабораторию.

Иннан процедила:

– Интереснее другое…

Ас молча кивнул.

– Да… кому это предназначалось.

Энкиду апатично предположил:

– Во всяком случае, коль сия лесная дама так охотно поставила пробный опыт на первом попавшемся объекте, у них не всё схвачено. Идут, так сказать, разработки… по календарю, с дежурствами и шутками сменщиков. Производственное соревнование в тылу.

Ас согласился, но не вполне уверенно:

– Возможно…

Он перехватил взгляд Билла и посмотрел на Шанни.

– Очень было страшно?

Шанни нечутко взглянула. Энкиду повторил вопрос Аса дословно, подрядившись переводчиком – должность всегда почётная.

Шанни поняла, что они твёрдо решили вставить утепляющий момент, и ответила:

– Не так, как было слушать проклятия Билла, когда он сбривал свою девятидневную бороду.

Билл облегчённо охнул, осёкся и сказал сурово:

– Что, я так сильно ругался?

– Сильнее не бывает. – Уверила Иннан. – Мы все слушали по очереди. Окошко возле той двери, которая ведёт в узенький переход у ванной комнаты, запотело. Мы ссорились и толкали друг друга.

Шанни покачала головой, прижимая руку к подбородку, точно удерживая впечатления – этот жест поразил Билла:

– Но как ты там ругался…

Билл потёр руки.

– Надеюсь, я обогатил язык.

Он знал точно и, когда произносил это, и позже, когда они выходили: с этого жеста Шанни они все ощутили натиск событий.

Так ощущал его лишь Том, когда впервые решил записать свою историю.

В прихожей они, впрочем, все чувствовали обыкновенный страх. Так не бывает, когда ты дома. А разве они были здесь когда-нибудь, как дома? Все они? И даже Иннан. И в первую очередь – Иннан.

Два дня прошло и три ночи, теперь они отсчитывали время, как туареги. Уж что там думал сир Мардук – верный покровитель, смешливый дядюшка, безумный отец и хранитель майората, – это не им, жалким визитёрам, понять.

Вёл он себя при встречах, как прежде.

– Удивительный… – Даже прошептала Шанни.

Иннан сильно толкнула её.

– Что, дорогая? – Заботливо склоняясь к ней над корзинкой для пикника – они завтракали по его настоянию на воздухе, – спросил Мардук.

Шанни отпихнула Иннан и, вытаскивая из корзинки булочку, повторила, смело глядя ему в глаза:

– Вы удивительный…

Мардук просиял – вот стервец, точь-в-точь, как положено сиять старому хмырю, когда дама строит ему глазки.

– Ах, как приятно… как хорошо, дорогая.

Он свирепо оглядел всех прочих. В его глазах всё пространство синевы занимал победительный блеск. Мол, слыхали?

Об истории с младшим глобусом Билл пока никому не рассказал и сомневался – правильно? Или надо всё же…

После булочек и вранья пришло время Великой Жары. Собственно, их предупредил о том, что грядёт, сир Мардук. Как-то поздним утром, полюбовавшись из окна Второй Башней – выражение глаз нечитаемое, – он, поворачиваясь, – а клянусь, в радужках застыли фото башни! – молвил:

– Ну, детки… грядёт Великая Жара.

Билл буркнул:

– Что, ещё более великая?

Они вспомнили нагретую воду в крантиках с пометкой «хол», а Шанни вдобавок – расстёгнутые вороты мужчин, и всех четверых волною передёрнуло. Впрочем, верилось плоховато – дни приходили один за другим дивные, и если бы не их нынешнее состояние, они бы насладились умеренной теплотой утренних часов, приятным сухим воздухом полудней, припахивающих песком пустыни и целебными, истолчёнными солнцем водорослями, а уж ночи-то были чудесно прохладными. Под лёгкими покрывалами сладко спать, а под утро втаскивать себе на плечи вкривь и вкось припасённый плед с изножья.

Хозяин принялся объяснять:

– Надо одеяла развесить на просушку… покрывальца. В общем, меховые вещи.