Планета в клетке

– О. Ясно.

Он так всегда говорил, когда это состояние ему отнюдь не грозило.

Джонатан подобрался, сел ровнёхонько.

– Их мир кончается, вместе с придуманным временем. Это совершенно конкретно, Джонатан. Боюсь, народными гуляниями не обойтись.

Джонатан принял к сведению. Так он сказал. Лис до обидного осталась равнодушна к посерьёзневшему лицу Джонатана.

– Они обитают далеко за Балконом. Поэтому мир у них по умолчанию распадается. Всё разлетается в стороны – то, что на виду, во всяком случае. Кстати, случай – их религия. Что касается невидимой стороны, вещество пошаливает. Частицы нестабильны. Чудят.

– То есть, склонны к волшебству.

– То есть, если разбить тарелку, в руках останется чашка, открывашка и та же самая тарелка. Хотя некоторым ближе другие предметы сервировки.

Джонатан отменил шутки по поводу битья посуды и слушал.

– Помнишь полуостров? Ближе к южному мысу в результате падения летающей башни образовалась маленькая бухта. В городке на берегу одна-единственная школа. Такая же старая, как летающая башня. Там кое-что произошло, чего не происходило там никогда.

Джонатан немедленно встал и, обматывая несуществующим кашне шею, заметил:

– Лис, я ведь не очень глупый.

– Да?

Джонатан всё-таки обиделся.

– Как школа может быть такой старой, как этот дурацкий музейный самолёт? Если башня свалилась на побережье, значит, городишки там ещё не было. Мы так не поступаем. Такое не приветствовалось даже во времена моего дедушки, а он практиковал формы юмора, ныне отвергнутые. Жидковаты ныне джентри. Так ты меня подловить хотела, что ли?

Лис подтолкнула его к выходу.

– Вовсе нет. – Загадочно сказала она. – Если бы ты не отзывался так небрежно по поводу логики, то сообразил бы.

Она сама что-то сообразила и кивнула.

– Даже ты сообразил бы.

Ради любви к комфорту, видимо, связанной с жидковатостью поколения, вышли из Гостиной сразу в городке, но осторожность всё же не утратили. На покатой улице, упирающейся внизу в причал, а наверху в осыпающуюся каменоломню, на одном из позвонков этого городского хребта, державшего улицы и переулки, многоэтажки и особняки, возле крестовины Лис вышла из мгновенно заросшего за нею Внемира. Сзади раздался протестующий вопль.

– Шуточки. – Молвил Джонатан, продравшийся следом.

Стряхнув с плеча широкого непротивную слизь внутреннего вещества из отсутствующего пространства, он – в который раз за сегодня – посмотрел на свою спутницу с упрёком.

Лис и не подумала оправдаться, хоть пожатием плеча.

Джонатан подождал, засмотрелся и споткнулся. Сквозь асфальт загорелась самая настоящая звёздочка. Джонатан не удивился – мало ли какие физические законы там, где ослабевает действие Клетки. Но когда он шагнул, звезда погасла – оказывается, к асфальту прилепилась этикетка от апельсина. Ну, это надолго. Такие штучки и ливень не смывает и бывает держатся они годами.

Они поднялись по улице, выбрав лестницу, а не проезжую часть, по которой смело шли бюргеры и бюргерши. Машины накануне сезона не главные персонажи.

Приезжие всегда жаловались, когда им случалось испытать на себе неуловимое стремление города к невидимой вершине. В общем, и горы-то, обрывавшие декорацию с запада, здесь невысокие, плоские. Холмы формировались под покровительством Гиганта – их пятиугольное устройство отполировано излучением этой планеты, но сами они размерами не подавляли, отнюдь.

Твердь по окоёму бухты, о которой так любезно рассказала Лис невежде Джонатану, приподнималась на внутреннем рычаге. Схема улиц повторяла глубоко залегающую схему магнитных меридианов. Лис, подтверждая ощущения короля, заметила:

– Это на самом верху.

– Я уж понял. – Джонатан подавил неровное дыхание и старался говорить, как можно непринуждённее.

Да, лёгкие и позвоночники джентри могли бы себе сделать из материала помодерновей. Но сетовать на предков дурной тон, это только писателям дозволительно. Он скосился на Лис. Она на его придирчивый взгляд двигалась уж очень легко. Ветка скользнула по её лицу и тут же виновато отстранилась. Джонатан укорил спутницу королевским покачиванием головы. Но Лис и не подумала оправдываться. И в самом деле, кто тут обратит внимание. Лестницы впереди, как на заказ, опустели. Тут же Джонатан почувствовал прикосновение – и провёл пальцем по щеке.

Задрав голову, он уловил источник раздражения – в окне попутного дома на третьем этаже кто-то отодвинулся вглубь комнаты.

На другой стороне сквозь ветви он увидел стеклянное здание с циклопическим оком циферблата. Джонатан чуть подался вбок, чтобы прочитать.

«Все двадцать пять часов – мы с вами».

Сообщала подпись по кругу.

– Вот она.

Возле школы, напомнившей Джонатану своими очертаниями нечто смутно знакомое, машин имелось предостаточно.

Чёрная со сложенными надкрылиями, глядящая исподлобья зарешёченными окошечками, ткнулась носом в самое крыльцо, сильное хорошее крыльцо. Она чем-то напоминала телепавшегося у крыла гражданина с блеснувшими в глаза подошедшим погонами. Его вольность, ничуть не пахнущая заключением под стражу для получения благодати – бесплатного государственного образования – сразу привлекла Джонатана.

Но и сам он, похоже, привлёк внимание – причём, самого нежелательного свойства – этого самого телепавшегося. Тот повёл себя так – окинул высокую и беспогонную фигуру пронзительным подозрительным взглядом.

– Что тут у вас? – Развязно молвил Джонатан, и страж ещё погрознел.

– Вы к кому?

Тут вмешалась Лис.

– Офицер, если не сложно…

Погонный повернул на звук её голоса смятое подозрениями лицо, и на нём изобразились сразу два взаимоисключающих чувства – ещё порция подозрения и, ну и, сами должны понять.

Даже я понимаю, сказал себе Джонатан, припомнив, как таскала его в зубках Лис, и добродушно усмехнувшись.

Но повеселиться ему не дали.

– Посторонним тут не место. – Заявил несговорчивый офицер. – Дело государственное.

Открылась дверь, из тех, что всегда напоминали Джонатану дверцы холодильников, и, что соответствовало смыслу, выпустила совершенно, как показалось королю, замёрзшего джуни.

Джонатан не справился с собой и изобразил удивление. Как не холоден апрель, но не настолько же.

Замёрзший, крупный мужчина, сунувший кулаки под мышки, был одет почти официально по меркам города – вместо пиджака фуфайка и штаны, в которых Джонатан узнал перекрашенные во имя приличий джинсы. Остроносые туфли, неизменно модные на побережье вот уже второе столетие, не новы, но начищены превосходно.

Джуни скатился к группке беседующих и завладел вниманием офицера.