Дорога в Тридесятое царство

Инстинкты начинают работать на человека в том случае, если воплощается истинное предназначение, соответствующие исходной Самости. Тогда отступают все страхи, немощь и болезни, а силы прибывают десятикратно. Единственное, что нужно сделать, – это показать коню, что вы теперь отныне и навсегда его хозяин. Для этого всего лишь остается сесть в седло, крикнуть: «Но! Поехали!» и отправиться в путь. Ибо без проверки реальностью герой – вовсе и не Герой, а Кощей, чахнущий над теоретическими знаниями.

5

Тень

Как получить дары от Лешего и защиту Домового?

Не будешь ли ты так добр
подумать над вопросом:
что бы делало твое добро,
если бы не существовало зла,
и как бы выглядела земля,
если бы с нее исчезли тени?
Ведь тени получаются от предметов и людей

.
Если никогда не пойдешь в лес,
с тобой никогда ничего не случится,
и твоя жизнь так и не начнется

.

Настоящее глубокое постижение бессознательного начинается после преодоления страхов и сомнений сопротивляющегося Эго, после стойкого противостояния его капризам – мол, не хочу я менять самое себя, просто сделайте мне, доктор, хорошо и счастливо: дайте скатерть-самобранку, сапоги-скороходы да гусли-самогуды, а еще хочу быть владычицей морскою. Весь этот путь, я уверена, мы уже прошли в предыдущих главах. И теперь наступает самое интересное. Итак, Читатель, мы основательно снаряжены – мечом, отвагой, вдохновением и кольчугой; с нами богатырский конь и благословенная мудрость предков. Куда далее направляется Герой? Конечно, в Дремучий Лес, в царство Тени.

Именно со знакомства с архетипом Тени начинается познание глубин бессознательного. Мы с вами, Читатель, уже вошли в Волшебный Лес, где Теней намного больше, чем Света. Пришла пора хорошенько осмотреться вокруг.

О нет, это вовсе не тот лес, куда мы, жители мегаполисов, изредка наведываемся на пикник, куда пару раз в жизни ходили для развлечения «по грибы». Это Настоящий Лес, такой, который тысячи лет назад покрывал бо?льшую территорию нашего теперешнего государства, такой, каких сейчас почти не осталось. Некоторое представление о Великом Лесе может дать в наш век только сибирская тайга. Мне посчастливилось однажды побывать в подобном месте. Было мне лет десять, когда мы с папой ездили в гости на Северный Урал. Вот тогда мне стало понятным «сказочное» слово «дремучий»: стволы необхватных деревьев стоят так часто, что порой невозможно пройти; если поднять голову, то среди густой хвойной кроны едва-едва виднеется солнце; темно так, что глаз еле-еле различает отдельные деревья на расстоянии шагов пяти, не более. А еще запах болотной сырости. А еще корни и коряги, о которые в первое время ежеминутно спотыкаешься. Здесь не поможет зрение, здесь надобно Чутье.

От вполне резонного страха переломать ноги, заблудиться, потерять из вида папу душа уходит в пятки. От страха священного захватывает дух, так как здесь в полной мере ощущаешь свою ничтожность в масштабах Вселенной, Времени, Поколений. За страхом приходит покой, ибо ты начинаешь постигать Вечность. Этот Лес стоял здесь еще до того, как на свет появился твой самый первый предок. Так велика ли беда, если сгинешь? Да и что такое «сгинешь»? Просто станешь частью Вечности, частью Великого Леса… Э, нет! Этот безвольный, блаженный покой, смирение перед величием древности – знак того, что тебя начал кружить Леший. Еще чуть-чуть – и правда увязнешь в болоте, станешь сосновой шишкой, болотной гнилушкой, светящейся по ночам, рассыплешься по кочке багряной россыпью клюквы. Так что: «Шел, нашел, потерял!», и сгинул нечистый. Кричишь во все горло: «Па-а-а-па-а-а!» Слышишь родной голос и смех: оказывается, папа все это время был в трех шагах от тебя.

Возвращаемся к озеру, там стоит наша моторная лодка. Пора назад, в деревню, к бабушке и деду. Зачарованность колдовским Лесом еще долго остается со мной. Без сомнений, Баба-Яга и Леший живут именно здесь! Если бы я не струсила, прошла еще несколько шажочков, то за той самой кривой сосной наверняка увидела бы Избушку на курьих ножках. Да-да, теперь я почти уверена: в темноте за сосной мне показалась вовсе не коряга, а когтистая лапа курьей ноги! Да и русалки, если где и обитают, то только в том самом озере, за которым начинается Лес. Конечно, вспоминаются пушкинские строки, заученные с самого раннего детства: «Там чудеса: там леший бродит, русалка на ветвях сидит…»

Только вот сейчас, более чем через двадцать лет, я понимаю: обманулся Александр Сергеевич! Совершенно точно обманулся насчет того, что «там русский дух, там Русью пахнет!». Никак не может этого быть! Помните, как в сказках чертыхается Баба-Яга, почуяв пришельца из Явного мира: «Фу-фу-фу! Чую, русским духом запахло». Значит, чужд он для Леса и его обитателей, ведь мы не способны осязать собственный запах. Дух «руси» (одно из древних значений этого слова – «свет», сейчас оно сохранилось только в прилагательном «русый») для темного Леса по определению чужой. Да и в те стародавние времена, когда душа наших предков населила Лес упырями, лешими, болотниками и кикиморами, не было еще и в помине никаких «русских», там жили совсем иные племена.

Давайте вновь ненадолго свернем с главной тропы, чтобы впредь не запутаться в этнонимах. Итак, во времена, когда молодой славянский протоэтнос начал слагать свои сказы, никаких «русских», а тем более «россиян», и в помине не было.

Слово «Россия» вошло в употребление лишь в эпоху Петра Великого, который, будучи поклонником всего европейского, выбрал «эллинское» звучание вместо исконной «Руси». Тем не менее «Страна Рос(с)ия» упоминается в византийских источниках еще с X столетия, Черное море греки также звали «Русским» и полагали, что никто, кроме «руси», по нему не ходит.

Однако русиос по-гречески означает всего лишь «русые», так что это имя вовсе не было в ту пору этнонимом. Византийцы просто называли так всех светловолосых северян. Большинство историков склоняются к версии о скандинавском происхождении слова «Русь». Воины-викинги, приплывавшие в земли славян, именовали себя созвучным «русам», но очень сложным для славянского произношения словом ropsmen – «гребцы». Да и после того как варяги-русы утвердились в Киевском княжестве, именно они, а вовсе не исконные поляне-киевляне, будучи военной дружиной князя[22 - Слово «князь» тоже нормандского происхождения, от др. – германск. kuning – «предводитель воинов», как и титуловали Рюрика.], плавали в Византию. Естественно, греки и арабы думали, что все население страны, откуда приплывают дивной конструкции суда, именует себя русью.

Ряд исследователей полагает, что Русь – сокращенное скандинавское название «владений Рюрика», другие – что это слово связано с названием рюриковой родины, острова Рюген, или Ругия, где жило племя ругиев (или русиев). Так или иначе, все гипотезы сводятся не к одной, так к другой грани нормандской теории, к варягам-русам. Сама эта теория базируется на толковании содержащегося в «Повести временных лет» так называемого «Сказания о призвании варягов» в 862 году: «И сказали себе [чудь, словене и кривичи]: “Приищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море, к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются свеи, а иные норманны и англы, а еще иные готы»

.

Таким образом, ни словенами, населявшими новгородские земли, ни призванными ими варягами-воинами в Великом Лесу «пахнуть» не может – не их это вотчина, они уже прошли охотничье-собирательскую стадию развития, к этому времени они вовсю обрабатывают землю, занимаются разнообразными ремеслами, ведут войны и успешно торгуют с заморскими купцами. Нет в Лесу также и духа жителей града Киева, куда Вещий Олег, опекун сына погибшего Рюрика, перенес столицу государства. Славянское племя, основавшее Киев, а поэтому самое исторически известное, называлось поляне, то есть «живущие в полях». Поле – и как ровное, хорошо обозреваемое пространство, и как земля, культивируемая человеком, – практически антагонист дикого Леса. Точно так же и быт полян, их нравы, обычаи, способы выживания – совсем не такие, как у древлян, жителей лесов (древ) и дреговичей, обитателей болотистой местности.

Противостояние полян и древлян в IX – первой половине Х вв. описывает Нестор. Естественно, характеристика языческого племени (крестить древлян было сложнее всего: поди-ка, перелови их по лесам и болотам!) у летописца-христианина весьма нелестна: «А древляне жили звериным образом, по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и брака у них не было, но умыкали у воды девиц»

. Вторит ему и Карамзин: «Поляне были образованнее других, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшала их жен; брак издревле считался святою обязанностию между ними; мир и целомудрие господствовали в семействах. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они жили среди лесов темных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах убивали друг друга; не знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, но уводили или похищали девиц»

.

Как мы видим, автор «Истории Государства Российского» практически цитирует Нестора, но это и немудрено, ведь к моменту написания его труда о древлянах ничего достоверного сказать уже было невозможно. Однако безоговорочно верить в этом отношении летописцам сложно, ведь сам Нестор был полянином и, конечно, превозносил свой род превыше иных славянских племен, тем более превыше супротивных обитателей Леса. Да и о какой «кротости нравов», о какой «святой обязанности брака» можно говорить вообще в те времена! Даже и в более позднюю раннехристианскую эпоху на Руси князья – и киевские, и новгородские, и все остальные – имели если и не по нескольку официальных жен, так множество наложниц. А уж жестокость, с которой кромсали и жгли «поганых», то есть язычников, не уступала инквизиторской. Вспомните сцены расправы над «идолопоклонниками» в «Андрее Рублеве» Тарковского. Думается, древляне, в свое время и в свою очередь, были уверены как раз в том, что именно поляне со словенами живут жизнью неправедной, убивают друг друга, дикари, за еду, женщин и бесполезные куски металла, в то время как Мать Земля и Великий Лес дают человеку все необходимые щедроты задаром. На самом деле и те, и другие были одним миром мазаны.

Подобное взаимное неприятие бывает вызвано даже не политическим или религиозным противостоянием: это в большей степени естественный психологический процесс, известный нам как проекция, – в данном случае в этническом масштабе. Это явление мы можем воочию наблюдать и в нашем столетии; не буду приводить конкретные примеры, они и так общеизвестны. Наделение отличного от себя, и все же столь похожего, Другого всеми неприемлемыми для собственного Эго качествами есть работа архетипа Тени.

Так как никаких древлянских сказаний, увы, не сохранилось, мы сможем исследовать проекцию только поляно-словенской Тени, которая падает как раз на лесных обитателей. И вот теперь мы можем наконец вернуться на главную тропу повествования.

Итак, Юнг назвал архетипом Тени совокупность всех бессознательных аспектов личности, что так противны Сознанию, сумму всех неприятных, отталкивающих, невыносимых качеств. Это все то, чем мы так не хотели бы являться. Да, Тени незнакомы правила хорошего тона, ей неизвестны благопристойные манеры и приличия, ей не то что безразличны, а попросту неведомы морально-этические воззрения Эго. Право слово, попробуйте объяснить дикарю, что человеческие жертвоприношения – это плохо, а приниматься за акт каннибализма, не помыв руки, – это вообще черт знает что такое!

Хотя Тень всегда является возмутителем нравственного закона, недругом, оккупантом, чертом, соперником, губителем благих сознательных намерений, уничтожителем благоприятного представления о себе, она вовсе не тождественна Злу. Она лишь содержит элементы, которые Эго вслед за семьей, коллективом, культурой, нацией воспринимает как «зло». Однако мы с вами понимаем и помним, что все понятия относительны. В сознании людей XXI века убийство – безусловное зло, но всего пару столетий назад порицаемым было не вызвать обидчика на дуэль. Сто лет назад (а в нашей стране и того меньше) откровенное выражение женщиной сексуального интереса считалось крайне предосудительным, пятьсот лет назад ее бы вовсе сожгли на костре как ведьму, в то время как ныне женская сексуальность практически возведена в культ.

Тень сложно как поймать, так и описать, ведь она не представляет собой никакого единства, монолита, целокупности. Она состоит из огромного множества различных по значению, величине и влиянию на Эго фрагментов. Проще говоря, в каждой душе как отдельного человека, так и нации, и человечества в целом одновременно проживают тысячи тысяч всевозможных «непотребств». Поскольку каждое из них Сознание наделяет мощным отрицательным эмоциональным зарядом, положительный полюс укореняется в бессознательном. Тот фрагмент Тени, что был подкреплен не только общественным мнением, но также усилен индивидуальной историей, становится своего рода автономной программой, не подчиняющейся Сознанию и плюющей с высокой колокольни на жалкие потуги Эго, играющего в «Царя горы».

На самом деле противопоставление добра и зла – заблуждение Эго, заблуждение вынужденное, так как иначе Человек не стал бы разумным – сознательным. Джеймс Холлис в своем труде, посвященном Тени

, пишет о том, что буддизм и индуизм стремятся ниспровергнуть это заблуждение. Благодать в буддизме – приятие своей теневой стороны, а также понимание того, что и другие принимают нас таковыми. Западная богословская традиция (христианство, иудаизм, ислам), напротив, клеймит Другого – «злого», искушающего грешить. Для мусульманина «неверные» христиане, для христиан «нечистые» мусульмане. Такая стратегия лишь сильнее загоняет Тень вглубь и еще больше заряжает ее энергией. Как следствие, мы получаем все больше «зла» извне в качестве возвращения собственных проекций.

Я совсем не жадная? Ни на йоту? Несмотря на то что я человек и все человеческое, по определению, должно быть мне не чуждо? А почему я сделала вывод о своей щедрости? Ответ очевиден: потому что увидела жадных Других. Только так, и никак иначе! Сознание, мы помним, работает по принципу различения противоположностей. Я осудила этих скряг, а сама в этот момент возрадовалась, вознеслась, оторвалась от земли: уж я-то не такая! Выходит, жадные Другие мне чрезвычайно полезны, пускай даже мне так редко дают то, о чем прошу, – это моя плата за проекцию. Зато в них, в Других, скрягах и сквалыжниках, – залог моей щедрости, а значит, гарантия моего хорошего к себе отношения. Но на самом деле в них – моя собственная жадность.

Сознанию Тень рисуется мусорной свалкой, однако для храброй и чуткой души она в большей степени представляет собой тайник с сокровищами. Там спрятаны великие нереализованные возможности. Представьте себе потайную комнату в старинном доме, двери которой не отворялись лет двести. Пускай это даже никакая не сокровищница, а просто чулан. Все его содержимое было для хозяев рухлядью и хламом, который просто позабыли выбросить. Зато сейчас для нас это антиквариат баснословной ценности! Точно так же в раннем детстве каждый из нас под давлением норм и принципов ближайшего окружения, культурных сознательных модусов и безусловных правил снес в чулан собственной души множество чувств, влечений и страстей.

Возьмем для примера… да вот хотя бы зависть. Это однозначно теневое чувство, все мы знаем, что испытывать его стыдно, плохо, недостойно и т. п. Но как только мы безоговорочно уверовали в греховность и недопустимость в своей душе зависти, мы тотчас стали ее рабами. Ибо, как заметил Юнг, отвергаемое имеет тенденцию приходить к нам извне в виде судьбы. Если я не призна?ю в себе зависть, это значит, что я буду завидовать вдвойне, втройне, десятикратно! Только неприязнь к объекту зависти я буду объяснять себе какими-нибудь другими «рациональными» доводами.

На одном из групповых занятий одна участница, назовем ее Анфисой, убеждала меня и всех присутствующих, что она ни капли не завидует своей бывшей однокласснице, «золотой девочке» с красным дипломом, должностью заместителя главного врача частной клиники в 29 лет, титулом «Мисс город N – 2008», женихом-банкиром и т. д. и т. п. Наша участница была приглашена на свадьбу к «золотой девочке», где ее настиг столь страшный приступ мигрени, что по подозрению на инсульт была вызвана скорая помощь. Но Анфиса яростно убеждала группу, что нисколько не завидует однокласснице! Просто ее «бесит, что таким выскочкам и нахалкам все достается само собой». Когда участники группы начали интересоваться, в чем же именно проявляется «нахальство» успешной школьной приятельницы, Анфиса, к своему собственному удивлению, не смогла сказать ничего конкретного и просто разрыдалась. Оказалось, «золотая девочка», в отличие от остальных одноклассниц и самой Анфисы, все школьные годы корпела над учебниками, так как у родителей не было денег оплачивать ее поступление в вуз. Кроме того, с раннего детства она занималась спортивной гимнастикой, поэтому и за отличную физическую форму, и за титул «Мисс» она заплатила сполна не только полным отсутствием «нормального детства», но и многочисленными травмами.

Столкновение с собственной теневой завистью оказалось для Анфисы чрезвычайно болезненным и в то же время исцеляющим. Приступы мигрени, которые были соматическими проявлениями отвергнутой части живой души, в скором времени прекратились.

Боги создали нас по образу и подобию своему, человек – это космос в миниатюре. Все, что есть во Вселенной, в Человеке вообще, присутствует в каждом. Бороться с Природой, отвергать любые ее проявления – это гордыня, фарисейство высшей степени. Расплата будет неминуемой! Тень, какой бы гадкой она ни казалась нашему дрессированному Сознанию, является волей богов, проявлением живой Природы. Холлис пишет: «Вода под давлением не сжимается – она находит и ломает самое слабое место в емкости. Всякое насилие над нашей природой, загнанной в подполье, в конечном счете появится как симптом, соматический или внутрипсихический, как расстройство в поведении или в отношениях с другими людьми»

.

После того как зависть была выведена из Тени на Свет божий, Анфисе оставалось научиться взаимодействовать с ней. А если постичь эту хитрость, то зависть, право слово, становится настоящим волшебным инструментом. И не нужны никакие гусли-самогуды и палочки-выручалочки, все магические средства пылятся на чердаке нашей собственной души. Дело в том, что всех нас в детстве серьезно обманули: мол, радость, веселье, нежность – это хорошо, а вот зависть, жадность, ярость и т. д. – плохо. Это становится ясно, стоит лишь на минутку задуматься: неужели Природа или боги над нами поиздевались или попросту напортачили? Ужель мы умнее и мудрее Природы, ужель наша мораль выше, нежели у богов, раз они вложили в наши души столько всякой непотребной несусветицы? Ведь именно так мы и думаем, отрицая в себе теневые стороны и тем самым ставя себя выше создателей. А боги не любят соперников, ох как не любят! И их месть самозванцам страшна.

Но вернемся к Анфисе. Каким образом ее зависть, извлеченная из Тени на Свет, стала спасительным благом? Все очень просто. Дело в том, что эта эмоция при условии честного, осознанного проживания дает нам четкое понимание собственных потребностей. Я завидую – значит, я способна иметь то, чему завидую. Именно для этого зависть и встроена в нас Природой. Я вижу нечто ценное у другого и хочу иметь подобное, или такое же, или лучше. «Весь мир социального успеха и прогрессивных достижений держится на зависти. Разрешить себе быть субъектом зависти – получить пропуск в мир современного бизнеса, в мир отношений, ориентированных на результат»