Глазами маски

– Вот-вот, я и говорю, только косынку свою дурацкую оставил. И как это тебе Вальсам позволяет носить на сцене эту дрянь!

– У нас с ним договор, – невозмутимо ответил Хэпи.

– Договор?! – не унимался Гордас.

– Не нравится мой сценический образ?

Спокойствие Хэпи Гордаса раздражало:

– Ты не горд, ты таланту своему давно определил место: где-то среди второстепенных ролей, а то и вовсе – эпизодических, ты не горд, значит, ты слаб, ты не в силах быть Азраилу соперником. Но ты умен, даже слишком. Итак, решение умного человека – быть ему другом, – с мрачной торжественностью заключил он.

– Да ты что, – искренне удивился Хэпи.

– Почему, объясни, тебе достаются такие незначительные роли? – Гордас скрестил руки на груди. Голос его звучал тише, но также заносчиво.

– А что тебе с того?

– Мне? Я, может, ему и лучшим бы другом был… – Гордас рывками начал стягивать с себя белое одеяние, – если бы сил не хватало быть ему соперником! – Снежная материя с шумом скомкалась у его ног.

– Гордас, – Хэпи с упреком посмотрел на него, – зачем ты так? Я ему друг не из-за того, что я хуже, но равен ему, я достоин быть ему другом, а роли раздает не он…

– Вальсам! —договорил за него Гордас. – Давайте, валите все на режиссера, – проворчал он вполголоса. – Вальсам ставит уже не первый спектакль, что пользуется успехом у зрителей. Это о чем-то да говорит.

Хэпи кивнул:

– Все подчиняется его великому замыслу.

– А-а, – догадался вдруг Гордас. – Ты, я понял, не ищешь соперников только потому, что боишься их найти.

– Версия, – согласился Хэпи, – но опять неверная: я не боюсь. Человеку свойственно сомневаться в себе. Механизм самокритики побуждает нас к совершенствованию. Осуждение общества только подстегивает этот механизм, – уверенно разъяснил он. – Так что, будь королем, Гордас, раз так хочешь им быть. Зачем кого-то убеждать в собственном величии? – Его тяжеловесные слова оказали свое гипнотическое действо: Гордас закусил губу и замолчал.

– А насчет меня… – Хэпи закрыл на мгновение глаза, самовлюбленно улыбнулся. – Я уже сказал, я не сравниваю. Я не выбираю. Мои роли – не главные. Так, может, я сам эпизодичен, сам я не целен и состою из оттенков? Я и не сыграю цвет.

Он вздохнул и вышел из комнаты. Казалось, все возможные мысли, глубокие и мелкие, простые и сложные, были им уже однажды передуманы, потому любой вызов Хэпи мог воспринять не иначе, как ответив на него давно заготовленными фразами.

Гордас зачесал назад черные в пепел густые волосы, что были ему по плечи, заломил их за уши, обнажив лоб и светло-зеленые глаза.

– Значит, цвета тебе не по зубам», – сказал он, неестественно оскалившись.

Гордас не утруждал себя пониманием окружающего. Окружающее не представляло для него особого интереса.

Аккуратно свернув белое одеяние, он посмотрел на него ласково, но затем, поймав себя на какой-то мысли, отдернул руки с брезгливым омерзением и вышел из гримерной в тяжелой задумчивости.

Глава 4. Актерские рефрены

Из камерного зала, служившего в прямом назначении чем-то вроде репетиционной, а во всех других – местом тайных сходок, доносились голоса.

– Мы все здесь талантливы, но по-разному, понимаешь? – Хэпи с любопытством заглянул в кроткие глаза Верти.

– Да. Но в чем измеряется эта разница? – произнес он с растерянной улыбкой.

– Хм… – Серьезность Хэпи пропала.

– Ага-а-а, – протянул Верти, перебирая в пальцах тяжелый крест, с которым не захотел расстаться, отдавая костюмеру рясу. – Однако разве тебе его не жалко? Гордас всегда болезненно переживает свои неудачи.

– Неудачи? – повторил Хэпи с налетом скепсиса. – Все его неудачи оттого лишь, что он не хочет признавать таланта в других.

В зал вошел Руфус:

– Вот как! – громко произнес он. – Ты удивительно проницателен, Хэпи. Ты обо всем можешь дать верное суждение. – Молча пробравшись через ряды кресел, Руфус подошел к сцене и, вглядываясь в лицо Хэпи угольными глазами, тихо добавил: – Интересно…

Что именно было интересно Руфусу, Хэпи не понял, однако решил выяснить. Поднявшись на скамью, стоящую посреди сцены, он замер, опустил глаза и ровным голосом произнес:

– О, я не достоин вашей похвалы премудрой. – Сорвав со лба цветную косынку, Хэпи закрыл лицо руками. Темные волосы разметались в беспорядке.

Руфус покачал головой и хотел было что-то сказать, но Хэпи жестом остановил его, продолжая свою игру:

– Полно, полно. Зачем вы дразните меня признаньем? – Разочарованные ноты потонули в мрачной торжественности.

Верти понимающе закивал.

– Весело у вас тут, – смущенно улыбнулся Руфус. – Стоит просто появиться вблизи сцены, и вокруг тебя само собой начинает разворачиваться театральное действие. А я только хотел сказать, что ты угадал с Гордасом.

Сколько Хэпи ни приглядывался к Руфусу, эта фигура оставалась для него в тени неразрешимых загадок. В качестве лучшего друга Азраила тот появился в жизни их труппы полгода назад. Он часто присутствовал на репетициях и самих спектаклях, отпуская добросовестные замечания и остроумные комментарии в адрес молодых актеров. Хэпи не раз удивляло, с какой легкостью Руфус проникал в театр, словно бы у него имелись билеты на все спектакли, репетиции и даже трудовые будни на много лет вперед. Квентин, Верти и Сола в отличие от Хэпи, ни о чем не задумывались, воспринимая Руфуса, как должное, вроде каприза Азраила, который мог бы позволить себе хоть сотню таких друзей, передвигающихся по его великим стопам. Гордас с первых дней появления Руфуса решил играть в увлекательную игру «Кто это такой?», упрямо не запоминая ответов на сотни раз поставленный вопрос. Хэпи часто ему в том подыгрывал. В зал влетела Сола, взволнованная, с растрепанными волосами:

– Что тут у вас происходит? – спросила она на лету. – А, понятно, – заметив Хэпи, стоящего на скамье, произнесла она с издевкой.

– Привет, Сола, – кивнул Руфус.

– Привет, – не замедляя стремительного шага, бросила она в его сторону.

– Что за оказия, Сола? – непринужденно поинтересовался Хэпи, продолжая стоять на скамье.

– Вальсам идет, – ответила Сола угрожающе. – Верти, на сцену, живо!

В следующее мгновение все трое уже стояли на сцене, подобно шахматным фигурам в порядке затруднительной партии. Один Руфус остался в зрителях. Он сел в первый ряд и, подпирая голову руками, принялся наблюдать. Но не успели фигуры начать ходы, как в зал вошел статный мужчина средних лет. Его лицо выражало настороженную сосредоточенность, словно бы он каждую секунду ожидал нападения из-за угла, удара в спину или подножку. Черные блестящие волосы были гладко зачесаны. Глядя на сцену, он остановился и строго произнес:

– Что репетируем?

Все переглянулись. Верти выронил крест. Хэпи, словно нехотя выйдя из образа, ответил небрежно с улыбкой мастера:

– Отрабатываем немые сцены.

– Вот ты где! – В зал неожиданно ворвался Гордас и, никого не замечая, стремительно направился к сцене.

Руфус продолжал сидеть в кресле первого ряда, ничем не выдавая себя. В полушаге от него стоял Вальсам, тоже никак не замечая чужого присутствия.

– Гордас! – шепнула Сола, кивнув в сторону Вальсама.