Отчего мы, русские, такие?

Ожидание агрессии извне стало постоянным,

так сказать, базисным состоянием русского народа.

Эту «ощетиненность» расценивают как агрессивность. Она – скорее, оборонительная. Мы притягивали недобрых «гостей», может быть, ещё нашей кажущейся незлобивостью. Один из мотивов расширения границ России – стремление обзавестись обширной «буферной» территорией, которая, как обручем, обнимет страну по периметру и защитит «сердцевину» от других народов. Чем больше опасность вторжений, тем больше должно быть воинов и, соответственно, земель, которые смогут их прокормить. На протяжении более века во время правлений Ивана III и Ивана IV русским приходилось едва ли не каждый год отражать нашествия врагов и с севера, и с запада, и с юга, и с востока. Поэтому Россия во многом строилась вокруг вооружённых сил. Неудивительно, что русские и сейчас живут в постоянном ожидании агрессии извне.

С.: – Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим, прибавил к России обширные территории, в частности, тогдашнюю Украину.

Р.: – Но и то решился на это не сразу, опасаясь войны с Польшей. А в 1815 году Россия в лице Александра I предложила создать «Священный Союз», чтобы внести в международные отношения принципы «действительного и необходимого» братства всех христианских народов на основе «любви, правды и мира», ограничив тем самым право сильного. Как признаёт английский историк А. Тойнби, русские армии воевали в Европе, однако они всегда приходили как союзники одной из западных стран в их бесконечных ссорах. Идею о разоружении высказала впервые в истории именно Россия. В 1899 году Николай II инициировал созыв международной конференции по разоружению, которая состоялась в Гааге.

С.: – Нельзя назвать наше присоединение земель в Туркестане и на Северном Кавказе к России мирным. Часто «первой задачей было, посадив на престол лояльного ставленника, установить частичный протекторат, который выражался в присяге на верность, – пишет историк швейцарского происхождения А. Каппелер в книге «Россия – многонациональная империя». – Почти повсюду русские войска встречали яростное сопротивление, которое вспыхивало и после завоеваний. А некоторые народы избирали переселение. Вторым принципом политики освоения новых земель, – продолжает автор, – было сотрудничество с нерусскими элитами, подтверждались их привилегии, за что те должны были контролировать поведение масс и нести военную службу».

Р.: – Но Каппелер в то же время признаёт, что «в отличие от большинства других европейских полиэтнических государств, представители титульного народа – русские – по своему экономическому развитию, социально-политической организации и уровню образования не превосходили многие другие этнические группы империи. Российское правительство, как правило, не только не создавало преимуществ для русских, но нередко допускало, что их экономическое и правовое положение было хуже, чем у нерусских». Это как-то не вяжется с представлением о колониальной державе. «Такую структурную особенность в наследство от империи получил Советский Союз, – продолжает автор книги «Россия – многонациональная империя». – И тогда, как и сегодня, от имперского господства выигрывали только государство и властные, русские в большинстве, элиты, представленные в бюрократии и армии. Широкие слои русского населения можно рассматривать как дискриминируемое большинство, которое несло на себе главную тяжесть советской всемирно-державной политики».

С.: – Это показывает, что в России на одной территории существуют, по сути дела, два разных народа с абсолютно разными установками, жизненными целями и образом жизни. Представители одного народа заботятся о том, чтобы стать если не самой сильной и успешной державой мира, то одной из таковых. И свои амбициозные устремления они решают за счёт другого народа.

Р.: – Поэтому нельзя говорить о воинственности русского народа как о чём-то всеобъемлющем. Для русской верхушки оказывались ближе национальные элиты, чем свой народ. И в СССР, особенно в провинциальных городах и в глубинке, русские жили хуже, чем население большинства других республик. Особенно эта разница бросалась в глаза в Прибалтике. Литовцам, латышам, эстонцам больше позволялось. Например, под Каунасом в 70-х годах можно было увидеть шикарные коттеджи, какие в России появились лишь в 90-е годы. Даже в Бухаре за средневековыми глинобитными стенами часто стояла машина, а в домах – ковры. Странные получились из нас оккупанты. Такова особенность нашей экспансии:

когда мы подгребали другие народы и их территории, мы преследовали не столько цели наживы или политические, сколько психологические.

Нам очень лестно кого-то защищать, опекать. Нашему правителю всегда хотелось изображать этакого заботливого папашу, в доме которого всем хорошо и все его благодарят. Одним словом, доминировать и командовать другими народами, прежде всего, входящими в СССР. И мы обижались, если кто-то начинал выражать недовольство этим доминированием. Очень по-нашему – проявлять сейчас заботу о беженцах из Новороссии.

С.: – А зачем нам нужно было ввязываться в войну 1914 года, обслуживать интересы европейских режимов, когда внутри страны царила нестабильность, было полно проблем?

Р.: – Возобладали славянофильские настроения в русском обществе: мы не могли оставить в беде южных славян, когда Австро-Венгрия объявила им войну.

С.: – Вот и надо было идти на Балканы защищать сербов, помочь армянам освободить их территории от турок, в то же время укрепить наши западные границы. А в середине ХХ века мы умудрились половину Европы подчинить себе. Не случайно к нам приклеился ярлык «оккупанты».

Р.: – В 1939-1940 годах в значительной степени был осуществлён возврат тех территорий, которые входили в Российскую империю, а также это была превентивная реакция на агрессивные действия Гитлера. Но ни у одного славянского народа не появился ни Наполеон, ни Гитлер с намерением стать властелином мира.

С.: – А как же Сталин?

Р.: – Да, страсть к экспансии проявлял Сталин. Но он – не славянин, человек с ярко выраженной азиатской, сродни кочевнической, страстью захватывать чужое. А в последние десятилетия наблюдается отчётливая тенденция русских не ввязываться в вооружённые конфликты. Экспансионизм России явно сдулся. И слава Богу! Нам бы той огромной территорией, что у нас осталась, толком распорядиться. Сейчас славянам не то что завоевать – удержать бы те земли, что имеем. Мы и сербы в ХХ веке их только теряли. Сербы, уже можно сказать, утратили Косово. А мы в последние десятилетия лишь отстаиваем целостность исконно российской территории, населённой русскими. Славяне если и конфликтуют, устраивают «разводы», то в основном друг с другом: поляки и русские, сербы и хорваты, чехи и словаки. Теперь мы ссоримся с украинцами. К нам всё больше предъявляют претензий, часто несправедливых. Когда в Европе стало тесновато, западные политики стали посматривать на азиатскую часть России и намекать, что, дескать, негоже одной стране владеть такой большой территорией. Недовольство Россией на Западе растёт по мере того, как истощаются природные ресурсы. Кто же теперь более миролюбивый?

С. : – Миролюбие государства проявляется не только в том, нападает оно на кого-нибудь или нет, но и в том, сколько у него союзников, искренних друзей, и тогда налаживаются многочисленные связи, активизируется так называемая народная дипломатия. Помимо двух прямолинейных методов «кнута и пряника», то есть запугивания и приманивания материальными подачками и льготами, у стран-друзей практикуются другие подходы друг к другу. А где у нас истинные друзья?

Р.: – Ещё Александр III говорил о том, что у России есть только два верных союзника: наша армия и флот. И. Ильин отмечал, что западные страны России не знают, не понимают, боятся и радуются всякому её ослаблению, что у неё нет искренних друзей. Но это не мешало Европе посредством России неоднократно решать свои проблемы. Наша страна участвовала в войнах 1799, 1805 и 1807 годов, когда Наполеон претендовал на мировое господство, в борьбе против революций середины XIX века. Далее – освобождение Балкан от османского ига и Европы от османской проблемы в целом, а в середине ХХ века наша страна освободила Европу от фашизма. «Мы находим себе союзников в Европе только тогда, когда вступаемся за чуждые нам интересы», – писал в книге «Россия и Европа» Н. Данилевский. «Европа Россию своей не считает, – добавлял историк К. Бестужев-Рюмин, – с тех пор, как мы с конца XVIII века выступили на охрану Европы, нами пользуются, из нас извлекают выгоды для себя, а нам ничего не дают; но лишь только Россия находится в сколько-нибудь затруднительном положении, Европа действует против неё».

С.: – А мы ещё и от ордынского ига заслонили европейцев собой, чтобы они потом высокомерно называли нас татарами. В этом веке мы у Европы опять в нерасположении.

Р.: – Так же и у людей: один сам по себе привлекателен, а другой вызывает интерес к себе только какими-то услугами. Такое потребительское отношение – не только к России. Есть избитая фраза: «У любого государства не бывает друзей, есть только национальные интересы». А мы в общем в душе интернационалисты. Почитали поляков Дзержинского и Рокоссовского. Поклонялись грузину Джугашвили, да и сейчас едва ли не половина населения его забыть не может. Одним из самых больших кумиров молодёжи стал кореец Виктор Цой. Украинцев по-прежнему считаем своими братьями, для нас что Петров, что Петренко – не имеет значения. Душевно относимся к армянам. Несмотря ни на что уважаем прибалтийцев. Немку Екатерину II прозвали Великой, не приняв во внимание незаконное занятие ею российского трона. В Российской империи со времён Петра I жило очень много немцев, в 1913 году их было около 2,4 миллиона человек. Немцы служили верой-правдой российскому государству на самых разных ступенях социальной лестницы и не считали русских низшей расой. И мы их ценили.

С.: – Они знали, что во главе России стоял, по сути дела, их соотечественник по крови. И тем не менее международные отношения складываются по-разному. От наших же граждан можно услышать горестные признания, что нас в мире не любят. И чем ближе соседи, тем хуже к нам относятся. Особенно в Европе.

Р.: – Не всех нас подряд и не все народы мира не любят.

Неприязнь к России испытывают чаще не народы, а правящие кланы,

и не к русскому народу, а к нашей властной верхушке, к бюрократии. И эти кланы, кое-кто из политиков в развитых и находящихся западнее нас странах внушают своим подданным, что мы «плохие», с нами не следует «водиться».

С.: – В странах Средней и Восточной Европы нередко можно услышать, что мы любим других поучать, что-то навязывать. Может быть, другие народы чувствуют, что имперские агрессивные импульсы в России не угасли? Особенно подобные опасения у них возросли в XXI веке, когда к власти пришёл офицер КГБ. А вот что писал Н. Бердяев в книге «Судьба России»: «Россия – самая националистическая страна в мире, страна национального бахвальства. Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение. По духу своему призванная быть освободительницей народов, Россия слишком часто бывала угнетательницей, и потому она вызывает к себе вражду и подозрительность».

Р.: – Бердяев так писал в то время, когда у власти был Сталин. К постсоветским годам это не относится. Навязывание своей воли даже советским республикам, не говоря о странах Центральной Европы, закончилось в 1991 году. Все они живут своей жизнью, как хотят.

С.: – А недовольство нами у них после 1991 года, наоборот, возросло. Даже в самой близкой нам Белоруссии только несколько процентов высказываются за объединение с нами. Ряд бывших республик СССР заняли откровенно враждебную позицию по отношении к нам. А о том, чтобы с нами объединиться в единое государство, никто даже не думает. Есть ли у нас вообще настоящие союзники? Все братья-славяне из бывшего социалистического лагеря дружно ринулись в НАТО вот-вот навострится туда же наша сестра Украина. Казалось бы, должно быть наоборот: чтобы у нас, самой сильной славянской державы, болгары, чехи, словаки, поляки, словенцы и украинцы искали бы защиты. Кто в этом парадоксе виноват, все они скопом? Или всё-таки мы?

Р.: – В НАТО стремились в основном политики, а среди народов этих стран далеко не все были за вступление в Североатлантический блок.

С.: – Но и протестов не было. И не видно у кого-то из бывших союзников дружеской расположенности к России, только экономические интересы. Но зато мы то и дело сталкиваемся с несправедливым отношением к нам. Из новейших примеров – выискивание в организации сочинской олимпиады огрехов, промашек и «заусенцев» западными средствами массовой информации.

Р.: – Это только поначалу. А потом прицепиться им было не к чему.

С.: – Молодые японцы думают, что атомные бомбы в 1945 году на Хиросиму и Нагасаки сбросили русские, а не американцы. То есть там склонны выгораживать того, кто нанёс колоссальный ущерб стране и её населению, но вешают всех собак на невиновных. Болгары, которых мы считали своими братьями и освободили в 1878 году от турецкого ига, после этого в обеих мировых войнах оказывались в союзе с нашим противником – Германией, а в 2004 году вступили в НАТО. Фашистскую диктатуру в Европе установила и Вторую мировую войну развязала Германия. Но с немцами сейчас все европейцы, в том числе западные славяне и прибалтийцы, – в любви и дружбе. А мы у них до сих пор – злобные оккупанты. Да, Сталин весьма подпортил в ХХ веке нашу, русских, репутацию. Но Гитлер был не лучше, однако никто в Европе уже не пеняет немцам за их деяния.

Р.: – У жителей стран бывшего советского блока выплёскивается недовольство, которое у них накопилось за многие годы социалистического периода, но тогда они не могли его свободно высказать. Даже не питающий тёплых чувств по отношению к нашей стране З. Бжезинский как-то сказал, что «враждебность и страх, которые вызывает Россия у своих соседей, являются наследием советского и царского империализма, а россияне как таковые добрые, хорошо образованные и очень приятные люди». Впрочем, возможно он повторяет своими словами афоризм В. Ключевского:

«Русский человек лучше русского общества».

А от немцев мы отличаемся тем, что они открестились от гитлеризма, а у нас около половины населения превозносят Сталина.

С.: – Особенно поражают призывы переименовать Волгоград снова в Сталинград, а не в Царицын, что естественнее. Это несмотря на то, что прежнее имя города было узурпировано Джугашвили-Сталиным без всяких оснований. Странно слышать такое предложение от русских людей. Ведь мы тогда честно завоёванную народом победу в страшной битве за этот город символически отдадим вурдалаку, погубившему людей не меньше, чем Гитлер. Сталин всю войну отсиживался за кремлёвскими стенами, и что-то ни разу никто не видел его даже в пяти километрах от линии фронта. Как не чувствовать, что это просто оскорбительно для русского народа! Значит, тоталитаризм, насилие над своим народом, уничтожение миллионов людей – это для нас, получается, норма? Вот из таких фактов и формируется неуважение к нам у наших оппонентов за рубежом.

Р.: – В забавах с переименованиями городов в советское время больше всех не повезло Рыбинску: название его менялось аж четыре раза. Самое правильное – вернуть все отобранные большевиками названия, чтобы карту снова украсили Вятка, Симбирск, Царицын, которые и по звучанию намного приятнее, – и больше никогда не посягать на имена, данные не нами. А Калининграду присвоить короткое и справедливое имя Кант. Никто, даже немцы, возражать не будут.

С.: – Сейчас неприязнь к русским, дистанцирование от России – даже что-то вроде хорошего тона, знак принадлежности к достойному европейскому обществу.

Р.: – Это опять же относится больше к политикам. Когда наши граждане приезжают в европейские страны, то встречают вполне доброжелательное отношение со стороны местных жителей. В том числе в Польше, о которой в последнее время столько разговоров. Если, конечно, наши ведут себя сдержанно и уважительно.

С.: – Мы сами иногда делаем шаги как будто назло нашим западным партнёрам. Например, учредили праздник, связанный с избавлением от польско-литовских пришельцев, хотя сами бояре были инициаторами посадить на русский трон польского королевича. Социологи отмечают, что две трети россиян видят основания бояться стран Запада. И в то же время столько же соотечественников не возражали бы, чтобы их дети поехали учиться или работать в эти самые «опасные» страны. Очередной наш парадокс. Из чего можно сделать вывод, что подозрительность и боязнь европейцев в нашем обществе – не собственное ощущение, а привнесённое со стороны властей. Враг нужен для постоянного поддержания состояния консолидации нашего народа, чтобы он видел во власти свою защитницу и не стремился объединяться помимо неё. Кроме того, нам враждебное отношение даже желаннее, чем полное безразличие к нам. Осознание, что мы миру совсем не интересны, нам кажется просто непереносимой. Чересчур мы, русские, беспокоимся о своей репутации в глазах мирового сообщества, в печати то и дело можно увидеть материалы на тему «как к нам относятся другие народы?»

Р.: – В ХХ веке это в первую очередь объяснялось соперничеством с капиталистическим миром. Но сказывается здесь и наша национальная боязнь оказаться не на высоте. Однако русские и ныне вызывают почтение в мире. Во многих странах, особенно далёких от России, нам рады. У людей образованных мы ещё ассоциируемся с Л. Толстым, Д. Менделеевым, Г. Улановой, Ю. Гагариным, М. Горбачёвым.

С.: – Но этот моральный капитал, созданный нашими выдающимися соотечественниками, не вечен, «работает» всё слабее.

Особенно чётко несправедливое отношение к нам Запада

показали события на Украине.

Там совершён переворот, убиты сотни людей, к власти прорвались ультранационалисты, страна бурлит, раскалывается на части, разгорелась гражданская война, а у американцев и европейцев виноваты мы. Как будто наши террористы проникли в Киев и свергли законного президента. Подавляющее большинство жителей Крыма захотело вернуться в Россию – американцы и их подручные в Европе только и думают о том, как бы пожёстче наказать Россию.

Р.: – Не от хорошей жизни у украинцев случилась новая заваруха. Сказался целый ряд обстоятельств. Первое. Украина три с половиной века не имела собственной государственности. За 22 года этому научиться трудно, тем более в относительно большой весьма разношёрстной, прежде всего, по этническому составу, стране. В 60-х годах прошлого века Украина была одной из самых благополучных республик СССР с мощной промышленностью, развитым сельским хозяйством, замечательной национальной культурой. Самолюбие украинцев оказалось сильно ущемлённым тем, что сейчас у них дела обстоят хуже, чем во многих других новых странах на постсоветском пространстве, народ нищает, экономика развалена, замаячила гуманитарная катастрофа. Когда у общества что-то не получается, и у него появляется ощущение своей неуспешности, оно начинает искать виноватых и врагов и находит нередко в представителях других национальностей, растёт агрессивность, появляются лозунги вроде «немцы – представители высшей расы», «бей жидов, спасай Россию», «Украина для украинцев» и т.п.

С.: – И нашли украинцы виновников своего положения в тех, кто раньше руководил жизнью на Украине – «москалей». Украина – многонациональная страна. Помимо большого количества этнических русских, в ней много венгров, русинов, поляков, румын, евреев. Как она может стать только украинской?

Р.: – И у нас ходили с лозунгами «Россия для русских», когда наша страна оказалась в кризисе, несмотря на то, что у нас национальностей гораздо больше. В горячке народных бунтов безрассудные выкрикивания – обычное явление. В любой большой заварухе выскакивают оголтелые националисты, хулиганы и всякая шпана с бандитскими замашками.

С.: – Мы всегда считали украинцев мягкими, радушными людьми. И вдруг их охватил прямо-таки психоз. Ещё в 2013 году никому в голову не могло прийти, что на Украине к власти могут прийти столь агрессивные субъекты, которые вознамерятся заставить всю большую страну жить «по-бандеровски». Действия украинских властей и боевых подразделений приняли карательный, крайне жестокий характер. Когда видишь, что они вытворяют в Одессе, Мариуполе, Славянске, Луганске и в других городах, думаешь: то ли по телевизору показывают фильм ужасов, то ли попал в потусторонний мир, то ли никак не можешь проснуться – настолько это неправдоподобно для самой близкой нам славянской страны. Но не постановка же это в павильонах Мосфильма, когда по нашему телевидению показывают плачущих женщин, которые говорят: «То, что творят украинские фашисты, не совершали даже гитлеровцы». Ю. Тимошенко заявляла, что «проклятых кацапов надо убивать из атомного оружия». Это – высказывание не обозлённого на весь мир подростка, а одного из ведущих политиков, претендента на президентское кресло. Какие основания у украинцев нас ненавидеть? Мы заказами обеспечиваем их работой, при добрососедских отношениях между нашими странами, безусловно, продавали бы им энергоносители по льготным ценам. Была бы в Киеве нормальная власть, и Крым никуда от Украины не делся бы. Даже если Россия в чём-то провинилась перед соседкой, то не до степени прямо-таки звериной злобы, которую проявляют иные украинские националисты.

Р.: – Агрессивные элементы есть в любой стране, жестокие – тоже. Если находится безответственный эгоистичный главарь, который укажет, кто есть враг, эта братия готова на любые зверства. Памятники Ленину сейчас на Украине остервенело уничтожают, несмотря на то, что именно благодаря ему республика значительно увеличилась. У финнов сейчас всё в порядке, и у них в центре Хельсинки стоит величественный памятник Александру II, который они чтут. То есть главенствуют на Украине эмоции, стихия толпы, а это значит, что дело не в нас. Причина – в самих гражданах Украины. Степень их агрессии говорит о том, насколько украинцы раздосадованы собственной неспособностью наладить достойную жизнь, несоответствием объективных возможностей Украины и уровнем жизни большей части населения. Национализм нарастал по мере ухудшения положения в стране. А в толпе молодые и горячие парни подхлёстывают друг друга безрассудными дикими выходками. Впадая в раж, они не способны оценить степень жестокости своих действий.