Запах пепла

– Вот еще грамотейка нашлась, на мою голову! – Майя, явно не совсем поняв смысл сказанного, вздернула подбородок, – Пошли уже, хватит тут…

Не дожидаясь Лобова, она направилась к ожидающему такси. Но он решил по-другому.

– Постойте! Еще минутку, пожалуйста!

Акушерка обернулась.

– Вас поэтому удивляет цвет глаз нашего… ее ребенка? Вы ведь знали, почему она назвала неправильный срок?

– Разбирайтесь сами, молодой человек! Наше дело – принять роды, позаботиться, чтоб не было инфекции, а в ваши семейные тонкости соваться ни к чему. Извините, я действительно занята.

У людей в белых халатах есть своя профессиональная этика, им не следует вмешиваться в личную жизнь пациентов, и дежурная повитуха ни за что не повела бы себя подобным образом, окажись на месте Майи Примак кто- либо другой.

Отлично зная о вполне возможных последствиях беседы, она намеренно решила раскрыть наивные васильковые глаза «отца» на вполне очевидные факты. Черные глазенки-волосенки и смуглая кожа новорожденного ясно давали понять: кто-то из его родителей должен иметь такие же, опять же специфическая форма носика… Да и заниженный срок беременности, с завидным упорством отстаиваемый роженицей, никак не соответствовал имевшимся налицо признакам доношенности плода. За семь, да и восемь месяцев дитя никак не сможет сделаться этаким ладненьким бутузом – вес, рост и прочие параметры говорят сами за себя. Так что роды – в срок, никаких сомнений в этом у персонала не было, как и в явном несоответствии «экстерьера» младенца внешности медноволосой, бледнокожей голубоглазой матери.

Рыжая дамочка всего за четверо суток сумела донельзя испортить отношения со всеми без исключения сотрудниками родильного дома. Роды – с одной стороны, событие радостное, ведь на свет появляется новый человек, неся с собой счастье маме-папе со всей родней в придачу, а с другой это – изрядные муки, боль и страдания, способные порой буквально свести с ума. Нередки случаи, когда роженица, будучи тихой и скромной в повседневной жизни, превращается в буйную, орущую и брызжущую сквернословием мегеру. Но, стоит ей увидеть долгожданного ребенка, все вмиг проходит, она вновь полнится внутренним светом, покоем и добротой.

С этой пациенткой дело обстояло иначе. С первой и до последней секунды пребывания в роддоме она вела себя не просто вызывающе – абсолютно беспардонно. Непрерывно требовала внимания, была недовольна и палатой, и соседками, и койкой, и окном, и бельем, и якобы подтекающим краном в умывальнике, и температурой воздуха, и скрипучей дверью, и звуками, и запахами. Всем-всем-всем. И доставалось от нее тоже всем – врачам, сестрам, санитаркам, тем же соседкам, сантехнику, пришедшему чинить вполне исправный кран, а попутно смазать бесшумную дверь. Даже главному врачу, получившему три письменных жалобы и недоуменный звонок из горздрава, вызванный срочной телеграммой о непорядках в его учреждении.

Такое поведение можно было бы объяснить ожиданием, болью, страхом – но только при условии: она перестанет привередничать по благополучном разрешении от бремени. Ничего подобного: родив, Майка распоясалась уже всерьез, теперь ей казалось – она королева либо по меньшей мере принцесса, все обязаны выполнять ее прихоти и терпеть едкие придирки. К счастью, роды прошли вполне благополучно, кровопотеря вышла небольшой, новорожденный не нуждался в какой-либо дополнительной помощи, и выписка состоялась в срок. Возмущенными воплями новоявленная мама лишь усугубила ситуацию. И медсестра, догадавшаяся – простоватого мужика не только укомплектовали рогами, но еще и обяжут растить чужого сына, не сдержалась.

– Да, разберись, парень, разберись. Чай, не слепой.

Лобов, прозревая, пристальнее вгляделся в черноглазое личико и наконец понял все – и причины неожиданного брудершафта, и оперативность свадебной церемонии, последовавшей буквально назавтра после подачи заявления, и приветливость до того строгого тестя-доцента. Вручил перевязанный голубой ленточкой сверток жене, нетерпеливо ерзающей на заднем сиденье, продиктовал шоферу адрес ее родителей, а сам вернулся в съемную квартиру, где рядом с супружеским диваном стояла новенькая колыбелька, и собрал свои вещи.

Развод прошел на удивление гладко. Примак-старший, правда, пытался испортить несостоявшемуся зятю остаток учебы, но Лобов не давал повода к придиркам преподавателей и экзаменаторов, науськанных обиженным коллегой. Вероятно, сыграла свою роль и негласная солидарность мужской части профессорского состава, втихомолку посмеивавшейся над неудачной попыткой математика пристроить гулящую дочурку. Диплом получился пусть не красный, но в срок, и, в отличие от сына, всецело авторский.

А мальчик с вполне подходящим именем Георгий и впрямь вырос брюнетом выраженной кавказской наружности. Как ни странно, его мать отказалась от скудных лобовских алиментов, не доучившись, уехала куда-то на юг и, как говорили однокашницы, повторно вышла замуж. Как знать, возможно, там ребенок обрел настоящего отца?

Горький опыт женитьбы, удавшейся наподобие первого блина у плохой кухарки – скомканной, некрасивой и горькой, имел и положительную сторону. Разведенный молодожен, вновь обретя свободу, к вящему веселью сокурсников и одноклубников принял обет безбрачия, длившийся без малого пять лет, до новой встречи с Инкой. Нежданное свидание произошло совершенно случайно: Саша по делам фирмы оказался в старинном Выборге и буквально наткнулся на нее посреди уличной толчеи. Она, сделав неузнавающее лицо, хотела было пройти мимо, но не тут-то было – Лобов, улучив момент, грамотно провел подножку, поймал девушку в объятия и уже не выпустил. Так и сказал: «Больше я тебя не упущу!»

Первые, самые трудные совместные годы пролетели в непрестанных заботах о куске хлеба насущного, и без ее поддержки Лобов вряд ли добился бы в жизни чего-либо путного.

Зато теперь… Теперь у них есть все – и свое доходное дело, и отличное жилье, и не менее замечательный дом-дача. Не хватает самой малости – детей. Сколько врачей обошли – все без толку. Остался еще вариант «детки из пипетки», как Саша называл ставшую модной методику экстракорпорального оплодотворения, но к этому он пока был не готов. Не созрел. Она, сама решившись, терпела довольно долго и только в новогоднюю ночь пошла ва- банк.

– Саня, тебе сколько лет?

– Сама не знаешь? Я сегодня Дед Мороз…

– Я-то знаю, – Инка не собиралась сводить принципиальную беседу к шуткам, – А вот ты, сдается, кое-что позабыл.

– Ин, кончай крутить. Хочешь чего – так и скажи. мебель, квартиру? А возраст мой тут при чем?

– Да не о машине речь, Санечка. И квартира меня устраивает.

– А о чем тогда? – мужу очень не хотелось в праздник говорить на серьезные темы. Лучше отделаться подарком.

– Не о чем, а о ком.

– Ну, о ком?

– Обо мне. И о тебе. О нас с тобой. И о том, кого пока нет, а если мы еще годик-другой протянем, то никогда и не будет. Дотумкал наконец, дурья твоя башка? – она постучала его по лбу и заплакала.

Вот так и решился в конце концов давно назревавший вопрос. Год за годом она надеялась, не раз и не два почти верила – вот, наконец, долгожданная задержка!.. а потом вновь убеждалась: увы, беременности нет. Теперь ни в коем случае нельзя упустить последний шанс обрести ребенка, причем не чужого, усыновленного, а своего, единственно родного.

Почему, будучи молодой и здоровой во всех отношениях, Инка оказалась не способной к материнству – отдельный разговор. Сама склонялась к мысли – повлияли безмерные нагрузки в неженских видах спорта, переохлаждения, падения, травмы… Вспоминать о далеком эпизоде, главном и определяющем, не хотелось.

Еще до встреч и «отношений» с Сашкой, которого в те годы не было и в проекте, пару раз бывала неосторожна. И «залетела». Поняв, чем чревата недавняя беспечность, не на шутку перепугалась – сейчас совсем не время! Да, конечно, она очень хочет когда-нибудь стать мамой, растить ребенка. Но – не теперь. Ее тогдашний друг – парень хороший, влюблен в нее без памяти, но ведь они оба еще так молоды! О женитьбе и речи быть не может… Сообщи ему такую новость – он, скорее всего, бросится за цветами и потащит в ЗАГС. Нет, не надо. Чуть позже, годика через полтора-два, а лучше три-четыре – появится образование, специальность, постоянное жилье… отложим. Да и какой из него муж, тем более отец? И она тайком от всех посетила гинеколога.

Как уговаривали ее врачи не прерывать первую беременность! И, по закону подлости, накаркали. После банальной вакуум-аспирации, у огромного множества женщин проходящей безболезненно и бесследно, у нее началось воспаление, долго не восстанавливался цикл, начались периодические боли, прочие неприятности. Потребовалось длительное лечение, новые и новые осмотры, манипуляции. В итоге – трубная непроходимость.

Это сантехникам, газовщикам и даже нефтяникам восстановить нормальный ток по магистралям проще простого – если не получается пробить засор, можно элементарно вырезать кусок трубы да вставить новый. И потекло, поплыло, зажурчало. В женском организме, ответственном за продолжение рода, природой такая возможность не предусмотрена. Печально, но факт.

Сердечный друг о чем-то прослышал, о чем-то догадался, устроил сцену и исчез в туман. Прошло время, появился Саша. А ему об этой истории и знать ни к чему. Но что было, то было. Проведав о своем бесплодии, она все же уговорила и мужа обследоваться на предмет его истинно мужских качеств. Результат огорошил еще больше: оказывается, Сашка в армии умудрился кое-чем переболеть…

Чем там только не болели! Особо удачливые подхватывали даже настоящую, сочную, махровую гонорею. Ибо пока есть спрос, будет и предложение. Самые рьяные, отправляясь в самоволку либо законное увольнение, тут же устремлялись по известным всей заставе адресам, где и находили удовлетворение застоявшимся молодецким потребностям, с соответствующим букетом в нагрузку. В икебану включалась собственно гонорея, она же триппер, а к ней – хламидии с трихомонадами, иногда кандиды и мягкий шанкр. К огромному счастью пограничных начальников, в тех местах сифилис встречался редко, а ужасный СПИД пока пребывал в заокеанской гомосексуальной колыбели.

Однако хватало и «классики». Доходило до смешного пополам с грустным: на утреннем разводе командир, вооруженный медицинской информацией, некоторое время прохаживался вдоль замершего строя, сурово разглядывая солдатские лица. Засим следовала вводная часть.

– Товарищи рядовые и сержанты! В это нелегкое время, когда страна, напрягая все ресурсы, противостоит недружественному окружению, от нас, пограничников, требуется постоянная бдительность. И весь личный состав самоотверженно отдает все силы совершенствованию навыков охраны и обороны вверенных нам рубежей. Но среди нас, товарищи, находятся отдельные безответственные негодяи, бессовестно подрывающие своими распущенными половыми органами боевую готовность родной, можно сказать, части.