Запах пепла

– Дошло! Не зря убил на ликбез лучшие часы жизни!

– В общем, Евгений Борисович, по его мнению, Борин ноутбук попросту обнулился.

– Образно они выражаются, но доходчиво. Погодите… а ноутбук – тот самый? Не могли они там, в этой камере хранения, его м-м… подменить? Ну, случайно, бывает же всякое?

– Бывает, бывает. Только не в этом случае. Я в Борькиной комнате убиралась, перед продажей – зачем добру пропадать… среди книг и прочего барахла нашла паспорт ноута, там заводской номер, и он совпадает, понимаете? Но, получается, всему причиной могут быть время и сырость… Кстати, подменить на пустую, и не случайно, могли скорее бутыль виски, оказавшуюся в его сумке. Типа содержимое бесследно испарилось… Когда забирала, у тех мужиков, хранителей или кладовщиков, были такие лица!..

– Отсырел… Реалистично… И все-таки Вам по-прежнему кажется, будто кто-то сжил со света и самого Борю, и его записи? Постойте, а э-э… телефон? Мобильник, то есть?

– Мобильник-то есть, контактов куча, но толку мне с них, – Светка вспомнила, как пыталась звонить, в большинстве случаев встречая недоумение, а в остальных прямое нежелание общаться. У Бори, видно, были свои ключики к людям, – Сжил, говорите? Да, по-моему, сжил. Хотя теперь я уже не так уверена. Но, если Бориса отравили, я хочу спросить у вас, как у специалиста: это возможно? Есть такие вещества, яды, чтобы получилось, как при сердечном приступе? Ну, инфаркте?

– Как специалиста… Видите ли Светлана, различных ядов хватало всегда, а в наше время человека вообще отравить – раз плюнуть. Пусть вас не смущает такая формулировка – самые страшные и смертельные яды вырабатываются у существ, специализирующихся на данном способе гм… добычи пропитания, как раз видоизмененными слюнными железами. Я имею в виду, как вы догадались, ядовитых змей и пауков. Осьминоги в этом тоже преуспели. Тьфу – и готово. Ну, еще кусь-кусь, для верности.

– Но его же никто не кусал? И не жалил…

– Вы уверены? Но, пожалуй, так оно и есть, мои подмосковные м-м… коллеги это бы заметили.

– Очень сомневаюсь, – подумала Светка, живо представив дергающего себя за усы апологета здорового образа жизни.

– Оспаривать заключение экспертов в части непосредственной причины смерти я не могу. Они правы – это была острая сердечная недостаточность. Жаль, конечно, что э-э… рейс был не прямо к нам… впрочем, подозреваю, результат мог оказаться таким же, – он вновь отряхнул уже совершенно сухую шляпу, – Алкоголь… да, Боря был не чужд, не так ли? Стало быть, алкоголь – однозначно. А вот о никотине я бы поговорил отдельно. К сожалению, мы не можем скрупулезно исследовать м-м… тело, кровь и прочие биологические жидкости на сей счет. Да если бы и могли – время для органических веществ губительно. М-да, кремация, увы, оставляет только пепел, а в нем ни черта не унюхаешь…

– Я понимаю, возврата быть не может, но теоретически… неужели нельзя что-то прояснить? Пересмотреть все эти анализы?

– Ничто на земле не проходит бесследно – знакома вам песня моей студенческой поры? Это касается и ядов, в том числе вызывающих такие вот гм… последствия. Обязательно остаются – не целые молекулы, так их фрагменты, маркеры. И некоторые из них структурно схожи с котинином, остающимся после распада никотина как такового. Его следы нашли, в этом сомнений нет. А курить-то в самолете нельзя… и в то же время – есть специальные леденцы, таблетки.

– А там мне сказали – якобы он мог как-то договориться со стюардессой, обаять девушку, да и курнуть втихаря где-нибудь в туалете.

– Да, со стюардессой я бы тоже охотно поговорил, и лучше в компании с кем-нибудь из последних Бориных э-э… гостей – тех, в форме. Полагаю, им она подробно рассказала бы, как он провел свои последние часы, что ел-пил, где курил…

– По-моему, вся еда и напитки в самолетах проходят строгий контроль, герметично упакованы, ничего не подсыплешь. Во всяком случае, кто-то посторонний не смог бы, за исключением как раз стюардессы.

– Я на заграничных аэропланах не летал… у нас – да, именно так. А в авиации подходы по всему миру одинаковы. Персонал отобран, проверен… Поэтому мне как-то не по душе идея воздушного, гм… злодейства. И еще, – патанатом в очередной раз воспользовался прикуривателем, – Наш общий друг – он ведь не имел отношения к… м-м… спецслужбам?

– Ни боже мой! Во всяком случае, насколько мне известно.

– Вот-вот. Ну какой смысл кому бы то ни было убивать не шпиона, не дипкурьера, а простого журналиста, пусть и раскопавшего некие жареные факты? Согласитесь, времена, когда скомпрометированные э-э… джентльмены стрелялись, а дамы совали руки в ягоды со змейками, давно миновали!

– Револьверы, джентльмены… люди Флинта, паруса. Да, по-видимому, вы правы. Пожалуй, во мне говорит обыкновенное женское упрямство – и рада бы согласиться, но не могу.

– А я могу. Не верится скучному прагматику в реальные, а не киношные Бондианы… Кстати, исходя из личного опыта, а мне, скажу без ложной скромности, всякое встречалось, смею заверить: абсолютное большинство м-м… душегубцев отнюдь не склонны к различным ухищрениям, преобладают вполне тривиальные подходы. Понадобилась денежка – тюк бабулю в темечко… Поэтому мой вам совет – примите случившееся как данность и живите дальше. А курить – старайтесь поменьше, не берите пример со старых дурней вроде меня!

Верить в Бонда и компанию простительно лишь подросткам с домохозяйками; Светлане играть в шпионов тоже не хотелось, и она потихоньку вернулась к обычному бытию. Непривычная работа, лишенная всякого элемента творчества, постепенно стала нормой, новые коллеги и знакомые помогали заполнить пустоту в мыслях и душе. Иногда посещала печальная мысль: а ведь так и Герасим когда-то привык к городской жизни!

Мама, все последние годы не дававшая покоя: «И когда ты наконец образумишься?.. чего тебе в Москве не хватало… была же за приличным человеком… дворника тебе надо, что ли?..» тоже отцепилась.

Живя по-прежнему вдвоем, виделись довольно редко – Журова уходила к восьми и возвращалась в шесть, а Михайловская любила утром поваляться подольше, приходила, когда мать уже удалялась в свою комнату – смотреть сериалы и спать. Светка телик почти не смотрела, ей хватало маленького кухонного, но больше любила полуночничать за компьютером. Встречались на кухне, словно чужие люди в коммуналке, перебрасывались ничего не значащими фразами… соседи, да и только. Время тянулось резиной – зима, лето, зима… и нежданно-негаданно, в абсолютно неподходящем месте, все изменилось.

Нет, никак нельзя упускать эту парочку. Пусть Гоша и старый «потрошитель» со товарищи думают как себе хотят, а она должна узнать, выведать все, малейшие подробности – а ну как что-то еще прояснится? Зачем ей это, как собирается поступать с новым знанием, Светлана не задумывалась, просто в ней опять проснулся журфаковский дух, некая тяга, влекущая коллег «трое суток шагать, трое суток не спать…»

Ясный с утра, к полудню августовский день больше походил на осенний; сгустился туман, начал накрапывать нудный питерский дождик, а зонтик она не брала, но и спешить под крышу, в машину, не стала. Вместо этого решила выследить новых знакомых и навязать беседу, переходящую в настырный репортерский допрос.

Ну-с, посмотрим. куда там они направились? Увы, живых на участке захоронения, куда удалился приметный дуэт, не наблюдалось. Вздыхая от разочарования, неудачливая шпионка прошлась по рядам и была вознаграждена, пусть и не слишком богато. Не заметить груду роз было невозможно: они покрывали все основание памятника из черного мрамора. Золотые строки под портретом миловидной молодой женщины гласили: «Лобова Инкери Лоновна, 12.09.1984 – 20.08.2017. Спи спокойно. Любим, скорбим, никогда не забудем».

Но интереснее был другой памятник, соседний. На белом камне бросилось в глаза нанесенное словно углем изображение мужского лица – смелые, четкие линии и необыкновенно выразительно переданный черными штрихами абрис абсолютно белых волос. Светка внимательно прочла: «Панкратов Александр», ниже «Белый», а дата только одна – 17.08.2017. Эпитафия при всей ее лаконичности показалась предельно красноречивой : «По морям – по волнам, нынче здесь – завтра там». На плите лежали две розы и мертвый крот.

август 2018 Света и Саня

– Александра Ивановича нет. Когда будет, не знаю. Если у вас что-то срочное, обратитесь к заместителю, – барышня с заметным животиком оглядела посетительницу, оценила: ничего важного. Либо работу ищет дамочка, либо рекламирует нечто никому не нужное. Подождет, – Но Семен Артурович тоже очень занят, когда освободится, я вас приглашу. Посидите, отдохните.

Для отдыха предлагалось несколько стульев и пара кресел, соседствующих с журнальным столиком.

Ага, нет его. Пригласишь, а когда – не знаешь… может быть, может быть. Судя по решительному виду, беременная секретарша будет стоять насмерть, и говорить ей: «Я отлично рассмотрела вашего шефа заходящим в здание» не стоит. Не стоит и ерничать: милая, ты проговорилась, сказав «его нет, но заместитель тоже очень занят…» – если человека нет, то почему зам не просто занят, а – «тоже»?

Стало понятно: торчать в приемной означает попусту терять время – пока она будет изучать разложенные на столике глянцевые журналы, Лобов при желании легко ускользнет через другую дверь, с виду ничем не примечательную, выходящую в коридор справа от основного входа, где сидит настроенная по-боевому привратница.

– Хорошо, я подожду. Можно у вас здесь курить? Хотя при вас, кажется, не следует?

– Вы имеете в виду… – будущая мама порозовела, – Нет, мне не вредно, не стесняйтесь, – и вернулась к разбору корреспонденции.

Но курить расхотелось. Можно попробовать по-другому: для вида попрощаться, выйти в коридор, подождать. Ждать мы умеем. Ага, и сколько ты собираешься болтаться тут без дела? Нет, надо пошевелить это болотце.

– Простите, Ирина, – прочтя крупно написанное на бейджике имя, Светлана решила обратиться к секретарше подоверительнее, без указанного там же отчества, – Мне кажется, директор может все же быть на месте. Давайте посмотрим одним глазком?

– Почему вам так кажется?

– Но ведь бывают же на свете чудеса. Если запретил беспокоить – просто скажите: пришла Светлана, которую он недавно растоптал.

– Растоптал?.. Погодите-погодите… а ведь я вас узнала. Вы – Михайловская, правильно? Программа…

– Нет-нет, этого говорить не надо, – но отменять форсаж было поздно. Секретарша нажала клавишу и выслушала недовольное «Ну?»

– Александр Иванович, к вам здесь пришли с телевидения.

– Гони в шею! – прогремело из селекторного динамика, и глаза гостьи полезли на лоб, – Их мне только не хватало! Сплетники паршивые… Вон!

Ну и ну! Остался последний способ – презрев правила, она решительно ворвалась в запретный кабинет.

– Что за… – обернулся к двери стоящий у окна «бегемот», – Вы?

– Я. Понимаю, надо было позвонить, договориться, но я как-то больше люблю сама.

– Заходите. Ира, – остановил Лобов возмущенную охранницу, – Все нормально.

Узаконив таким образом уже состоявшееся вторжение, директор кивком показал в сторону дивана, а сам прошел за обширный, по-настоящему руководящий стол, как трудно было не заметить, абсолютно пустой. Наверное, лямку тянет в основном зам, а сам босс, как и положено, витает в эмпиреях.

Обитатель эмпиреев обратился к исчезающей за дверью секретарской спине:

– Ирина Витальевна, меня пока нет ни для кого… ну хорошо, Семену можно.