Когда минует август

Её слова дёргали меня за живое. Как ей удавалось видеть меня насквозь? Кем же была эта космическая Карина? Экстрасенсом? Психологом? Знаком? Намёком? Откуда она явилась? И главное, с какой миссией?

Ярко-зелёные глаза девушки всё также сверкали, казалось, освещая пруд. Мне страшно захотелось поцеловать её, но столь спешным действием я мог только перечеркнуть нашу встречу, забыв о Карине навсегда. Ведь я не романтик, это мы оба уже усвоили.

– Мне пора, – интонация девицы внезапно изменилась.

– Постой!

– Не беспокойся. Твой номер у меня. Позвоню… как-нибудь…

Она развернулась к перелеску и, точь-в-точь повторяя сцену на набережной, через плечо бросила уже не строгое, а обещавшее «пока».

– Пока… – повторил я за девушкой, глядя ей вслед.

Оставшись наедине со своими мыслями, я старался уловить послевкусие этой необычной встречи, в которой было нечто… естественное что ли? Невычурное.

Позвонил Андрюха. Он уже отыграл концерт и очень негодовал оттого, что я пропал неизвестно куда. Не без труда успокоив друга, я пообещал, что в скором времени вернусь.

– Давай молнией! Квартира стынет! – услышал я в ответ.

Через полчаса я подходил к крыльцу бара, где стоял Андрюха и курил.

– Ну ты, конечно, молодец, – с укором покачал он головой. – Куда пропал-то? Пошли.

Попутно я рассказывал другу о проведённом времени с Кариной. Он потрепал меня по плечу:

– А ты ловок, брат! Дня не пробыл в Питере, как уже рыбку поймал!

– Да нет, мы только прогулялись. Больше ничего не было.

– Ну всё ещё впереди.

Через несколько минут мы оказались около девятиэтажной панельки. Однушка на седьмом этаже слегка веяла «совком». В прихожей стоял трельяж с засаленными зеркалами; в зале – покрытый небольшими трещинами, шкаф-стенка, за стеклянными дверцами которого томился подёрнутый толстым слоем пыли хрусталь (очевидно, что до него не дотрагивались уже несколько лет); в углу на тумбе доживал свой век телевизор «Горизонт», на нём – японский видеомагнитофон и несколько кассет с советскими комедиями; у окна едва не разваливалась низенькая этажерка, до отказа набитая потрепанными книгами, поверх которых небрежно взвалилась громоздкая радиола; на подоконнике покоился телефон с «диском»; проход украшали тяжёлые портьеры, а стены – узорчатые ковры; диван как диван. Жить можно.

– Я ночую здесь, когда в баре работаю, – сказал Андрей. – Так что буду твоим частым гостем.

– Да ладно, это я тут гость.

– Нет. Ты тут хозяин. Всё в твоём полном распоряжении.

Немного побродив по квартире, я добрался до кухни, где у стола уже стоял Андрюха и нарезал закуску.

– Доставай! – подначивал он.

На столе появился скотч. Андрюха разобрался с закуской, красиво, по-праздничному разложив её на большом хрустальном блюде, затем достал из шкафчика две стопки и поставил их на стол. Мы устроились друг напротив друга. Андрей разлил скотч и торжественно произнёс:

– Ну, с приездом и новосельем, брат!

Чокнувшись, мы опрокинули стопки и закусили.

– Знаешь, почему я тебя не встретил? – сказал Андрюха.

– Хотелось бы знать.

– Это всё Герман.

Я удивился, услышав странное имя.

– Наш концертный директор, – пояснил друг. – Он занимается организацией всяко разных мероприятий в барах, ресторанах, домах культуры по всему Питеру. Сложный человек, но функциональный.

– Хм…

– А давай ещё по одной.

Мы хлопнули. Закусили.

– Так вот, – продолжил Андрюха. – Он никак не хотел устраивать сегодняшний «микрофон». Говорил, что и без того дел полно. Я весь день за ним на побегушках. Выпрашивал ведущего, рекламу выпрашивал, то да сё.

– Ну, допустим. Тебе-то зачем это нужно было?

– Эт не мне нужно было…

Андрюха натянул хитрую улыбку. Внезапно мне всё стало понятно. План был придуман заранее. Значило, что мой друг суетился, выпрашивал мероприятие, записал меня на выступление, поставил на уши столько людей, и всё было выстроено исключительно для меня одного. Это вполне можно было расценивать как подарок к приезду, от которого я упрямо отнекивался. И откуда у меня ещё хватало совести думать, будто мой друг обо мне забыл!

– Знал, что ты начнёшь ломаться, – хихикал Андрюха.

Он знал. Конечно, он знал. Оттого и действовал наперёд.

– Прости, братан. Я думал…

Друг остановил меня жестом. Затем, деловито начислив стопки, сказал:

– Ты молодец. Главное, что заднюю не дал… Будем.

Очередной раз чокнувшись, мы выпили и закусили.

– А какой перформанс ты устроил! – засветился Андрей. – Сразу школа вспомнилась!.. Да… Штучки с бумажками…

Мы предались ностальгии. После я рассказал про службу в армии, Андрюха – про жизнь в Питере. Разговор, естественно, подкреплялся звоном стопок и шумным чавканьем закуской. Пьянели мы стремительно.

Настало время перекура. Мы вышли на балкон.

Выпивающим известны этапы алкогольного воздействия: сначала это отвлечённые разговоры обо всём и ни о чём, так сказать, разминка; затем начинается время откровений – как бы развитие, очень важная часть, что выводит персонажа на следующий эмоциональный уровень, даёт возможность раскрыться; и когда вышеперечисленные этапы пройдены, наступает кульминация, где герой предстаёт либо в образе ментора, досконально разбирающегося в политике и экономике, почище Маркса, либо – философа, ищущего ответ на всякий вопрос вплоть до самого банального и пошлого типа «кто мы и зачем?» Спустя длительное молчание Андрюха превратился во что-то подобное. Вглядываясь в отдалённые пятиэтажки и глубоко затягиваясь сигаретой, он спросил:

– Антоха. Ты счастливый человек?

После короткой паузы я ответил:

– Не знаю. Нет, наверное.