Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2

Френтосу хватило сил, чтобы резко и зло, перебивая страх, повернуть ручку этой двери, но не хватило сил сразу ступить внутрь. Глядя на бирку «106» ключей, случайно он посмотрел и на пол, тогда же холодным прикосновением страха растеряв почти все свои силы где-то в области пяток ног. Это была единственная дверь, которую он мог открыть теперь, и это явно было частью плана той загадочной силы, которую он почти с самого начала своего пребывания в Дафаре чувствовал каждой клеткой своего крупного тела, и взор которой теперь будто морозил его спину. В щели под дверью в холл светил серебряный лунный свет, и оттуда больше не исходило никакого звука. Там больше не происходило ничего, и уши Френтоса свистом застлала звенящая тишина, перебиваемая лишь его собственным испуганным дыханием. Из нижней щели под дверью в сторону холла вытекала темная алая кровь.

Глава 3: Безумный Цирк

Еще раз про себя уверенно вздохнув, медленно и аккуратно он приоткрыл дверь, всем телом прижавшись к правому дверному косяку, заглядывая в открывающуюся между дверью и им небольшую щелку. Дверь поддавалась, но тяжело, как будто что-то изнутри мешало ей открываться, хотя в целом сама комната впереди была пуста. Она ничем не отличалась от таковой комнаты «206» на втором этаже, в которой, неизвестно по ошибке ли, ранее остановились Френтос и Джером, и где они провели неизвестное даже по положению луны на небе, количество времени. Единственное ощутимое различие этих двух комнат было и в том, что в комнате на первом этаже было занавешенное прозрачными белыми шторами окно, которого, почему-то, не было в комнате наверху, а на полу этой комнаты под самым окном медленно растекалась небольшая лужица крови, все еще активно капающая туда с подоконника, где явно и появилась первой. В остальном, Френтос не видел никаких различий между этими двумя комнатами, и они наверняка специально были выполнены одинаково, как и все прочие комнаты отеля. Стол посередине комнаты был перевернут, и лежал левее от входа, рядом с той кроватью, на которой, только в верхней комнате, спал Джером. Небольшая струйка крови, вместе с едва заметными маленькими кровавыми следами, шла от подоконника как раз через стол к двери, и именно на это Френтос обратил внимание с наибольшим волнением.

Неспроста дверь шла так тяжело, и именно осознание причины этого, ввиду неприятного запаха с той стороны, пугало Френтоса теперь, уже чуть слабее толкающего ее вперед, сам аккуратно протискиваясь в уже достаточно большую дверную щель. Он был уверен, что двигает что-то прижатое к двери, и сам, с ужасом предположив, что именно, невольно сглотнул подобравшийся к горлу ком.

– Старик?.. – неуверенно спросил он, нутром чуя неладное, но еще стараясь специально не смотреть налево за дверь.

– Ты?

Он вздрогнул, услышав этот голос. Дрожь помогла ему, выведя его из оцепенения, и позволила, растворив в воздухе за собой свой молот, с новыми силами аккуратно подтолкнуть дверь окончательно вперед, чтобы полностью протиснуться через нее оставшейся половиной тела в комнату. Едва он ступил вперед, сам едва не наступив на что-то выпирающее у самого угла двери от пола, взгляд его устремился ровно туда, на внутреннюю сторону двери, теперь правда покрытую кровью. То, что выпирало у края двери снизу, была рука сидя опиравшегося на нее всем телом человека.

– Чтоб тебя, старик… – взволнованно раскрыв глаза, присел он на одно колено перед телом еще истекающего кровью Джерома.

Кажется, старик потерял сознание раньше, и только после слов Френтоса пришел в себя. Будто из последних сил, осознавая свое глупое в его понимании состояние, он пытался тихо, но совершенно беззаботно, смеяться, хотя сразу оттого разразился болезненным кашлем. Вся его куртка была залита кровью, текшей явно некоторое время назад из самого его лба. От нее почти не было видно его морщинистого грязного лица, казались намного темнее его и без того черные сальные волосы, и даже глаза на фоне крови смотрелись как-то особенно устало и безжизненно. Именно от него на пол под дверь комнаты текла кровь, и рана его была не слишком старой, скорее всего полученной именно в тот момент, когда Френтос услышал с ресепшна крик. Тот, кто нанес ему удар, скорее всего уже бежал через окно, и именно об этом тогда думал Френтос. Именно с подоконника еще текла та же кровь, делающая картину произошедшего до абсурда ясной, если не учитывать того, что в недавнем крике Френтос вовсе не узнал голос старика.

– Кто тебя так? – спросил он.

– Та…Хемира. – с тяжелым вздохом тихо ответил Джером.

«Слаки?..» – испугался Френтос. «Нет…не может быть. Она не могла…»

– Но я сам виноват. – вдруг продолжил старик. – Я решил вызнать у нее все сам, как делал это раньше. Возраст уже не тот…она меня поборола.

– Ты хотел ее пытать? – с удивлением и некоторой злостью понял Френтос.

– Пытать? Думаю нет. Помнишь, я говорил тебе о том, что у каждой Хемиры…может быть отблеск их прежнего «я» в глазах?

– Да. Она точно из таких. – кивнул Френтос.

– Было бы это так.

– То есть…Она правда врезала тебе, и сбежала через окно? – не понял он.

– Нет…

Едва заметным, медленным движением дрожащей руки, заляпывая карман своей куртки кровью, старик судорожно начал что-то в ней искать. Он едва достал краешек этого предмета из кармана, как Френтос, не дожидаясь сопутствующих слов, вынул предмет оттуда целиком. Что было видно уже по одному краешку, освещенному достаточно ярким лунным светом из окна, была этим предметом записная книжка черного цвета, также кожаная, как и куртка ее владельца, и такая же черная, как почти все его черты, включая даже глаза и волосы.

– Прочитай последние записи.

– Насколько последние?

– Последний абзац… – приложил руку к больному месту на голове старик, так и продолжая, в остальном, сидеть совершенно неподвижно.

Пусть книжка и была немного заляпана кровью от пальцев старика, последняя ее исписанная черными чернилами страница, так и имеющая всего один абзац на своих белых полях, находилась почти в самом конце книжки, и имела после себя достаточно выразительный рисунок. Большая черная точка. Текст же, помимо, странных символов ниже, имел вполне понятный смысл, и все же Френтосу был, местами, не совсем понятен. До такой степени, что некоторые слова он читал не с первого раза, и без того ранее не любивший читать.

«Френтос, я оставлю это описание тебе здесь, потому что ты не любишь долгих слов. То, что происходит в городе, вовсе не эпидемия в ее привычном смысле. Это проклятье, и именно из-за него я пишу это здесь. Я и сам попал под его влияние, и до сих пор слышу его голос. Он командует мной, постепенно подчиняя себе мое тело. Что бы ты не делал, не позволяй Черному Пламени тебя коснуться. Именно оно пришло сюда из Эмонсена, и именно оно сводит жителей Дафара с ума…»

Остальной текст неразборчив, и Френтос уже сам по себе не мог это читать. Он понял то, чего ему лучше было не знать, но и молчать больше не мог. Все это звучало правда, как дурной сон, тем более для него, заранее кое-что об этом знающего, всю жизнь надеющегося впредь никогда с этим не сталкиваться после встречи с Графом Думой.

– Старик? – смотрел на обездвиженного потерей крови Джерома он. – Тебя точно…ударила Слаки?

Старик жутко, и с явным удовольствием, улыбнулся. Он не мог сказать этого сам, потому как та же сила все еще мешала ему говорить, и все время надеялся, что Френтос сам до всего додумается по его подсказкам, и был теперь рад, что это так и произошло.

– Теперь ты понимаешь? Я понял, что мое тело перестает меня слушаться, и попытался выгнать навязчивый голос из своей головы. Вот…чем это кончилось. – продолжая улыбаться, шептал он.

– А ведь никто из местных даже не отрицал, что они поехали кукухой. – покачал головой Френтос, уже окончательно все понимая.

«Хотя мне казалось, что крик, который я слышал, принадлежал не старику…» – также неуверенно вспомнил он.

Старик снова тяжело вздохнул. Скорее всего, разум его был уже почти ясен от чужих идей, и он мог нормально мыслить по крайней мере до той степени, до которой позволяло его состояние. Он чувствовал смертельную слабость, а весь мир перед его глазами уже начал медленно расплываться.

– Весь город собирается в цирке на какое-то представление. Кажется, мне нужно нанести им визит. Наверняка все ответы будут там. – разом стал серьезным до предела Френтос, так же резко поднимаясь на ноги.

– Цирк? Хорошая идея. Расскажешь потом….

– Конечно. А ты пока отдохни. И… – уже чуть отошел и нажал на ручку двери одной рукой Френтос, потянув ее чуть назад, так отодвигая и Джерома. – Смотри не помри.

Старик, улыбаясь как обычно, только покачал головой.

– Пока во мне это Пламя… – со всем смирившись, глупо улыбался старик. – С ним я уже не могу «просто» умереть…

Не обращая внимания на уже расцененные Френтосом как «предсмертный бред» слова старика, без лишнего шума и промедления он покинул комнату, теперь совершенно уверенный, что причина окружающего его безумия как-то связана и с ним самим, и при этом же совсем забыл о своей первоначальной задаче – спасти брата. Черное Пламя, которое упоминал в своих записях старик, было хорошо ему знакомо, и именно его образ так часто вставал перед его глазами, когда он вспоминал о первом пожаре в Кацере. Именно этим Пламенем владел Граф Дума, и именно в указанный Джеромом город Эмонсен, первоисточник этого Пламени, и отправились на поиски Думы Кайла и Тиадрам. Было очевидно, что жители Дафара, собравшиеся совсем недавно в цирке, ждут теперь там не абы какого представления, свойственного даже вечно узко направленному в этом плане Дафару, а именно представления с участием Френтоса. Эти мысли не были выводами из однозначных фактов, и Френтос сам уже не замечал, как нечто загадочное внутри него само завершает его мысли, и так же само манит его в тот цирк. Оно совсем побороло его инстинкт самосохранения, тем не менее и без того редко у него выражающийся, и совсем скрыло его от логичной и верной в этом случае мысли – он сам шел в ловушку, откуда наверняка не сможет выйти, даже со всей своей невероятной силой, как не смог этого сделать два года назад. Он все еще не верил, что что-то во всем мире, даже после его недавнего боя с Самумом, может стать для него проблемой в открытом бою, и совсем не боялся вступить в бой даже с чем-то неосязаемым и могущественным, как само Черное Пламя. Не говорю уж про то, что у него был свой должок перед этим Пламенем – если оно управляло Графом Думой, убившим его родителей, он собирался сполна заставить его за это заплатить.

В злых мысленных монологах, в которых Френтос уже успел самому себе описать целый список действий, который был готов сделать с любым негодяем, кто может встретиться ему впереди, уже выйдя из отеля на улицу, теперь находясь как раз между отелем и шумным от постоянных возгласов изнутри зданием цирка, куда и продолжал идти, он на секунду отвлекся и остановился. Всего на мгновение по всей поднебесной, что его окружала, промелькнула огромная черная тень, закрывшая собой от серебряного лунного света целый город. Френтос не успел вовремя посмотреть в сторону луны, и потому не заметил пролетевшее под ней гигантское существо на фоне черного неба. Отдаленно он слышал с той стороны взмахи огромных крыльев, и, как следует вглядываясь туда еще непривыкшими к темноте глазами, даже видел где-то высоко вдалеке черный силуэт будто огромной птицы, также плохо разбираемой в свете луны. Что бы это ни было – оно было слишком далеко от города, чтобы причинить Френтосу вред. И оно, наверняка, просто пролетало мимо, что даже для нашего мира было редкостью.

Здание цирка нельзя было назвать шатром, ведь, хоть и был он внешне на него похож, все же явно имел и стены, и, кое-где внутри, пол и потолки, а не только лишь заграждения из ткани. Названные Френтосом «натянутыми простынями», немного просевшими к полу от груза песка на себе, ткани покрывали почти все стены и навесные потолки цирка, самого высотой с пятиэтажное здание, светящегося через всю ту полупрозрачную ткань как раз изнутри и весьма ярко. С расцветкой из красных и желтых полос, в окружающей темноте оно смотрелось вовсе не как обитель безумия и тьмы, а, наоборот, как последнее прибежище света в этом уже потерявшем все свои былые краски городе, ныне поглощенном лишь лунным светом. Скинув своим окто с себя остатки грязи еще после городских веселий, пройдя по парадному входу внутрь совсем не огороженного никакими несущими конструкциями только снаружи холла цирка, Френтос еще у входа приметил впереди стоящего за деревянной стойкой местного ресепшна консьержа, также являвшегося в здании, очевидно, и билетером, и гардеробщиком. Крики немалой радостной толпы раздавались исключительно откуда-то спереди, скорее всего уже с самих трибун цирка, и помимо консьержа и Френтоса в холле уже никого не было, будто все жители города прошли мимо холла напрямую к арене.

Сам консьерж, будучи одетым в традиционный для своей профессии костюм с белыми рукавами и бардовым жилетом, выглядел как совершенно обычный человек средних лет с черными волосами и загорелой кожей, вполне свойственной дафарцам, хоть и ощущения от его вида у Френтоса были неприятными, ведь правда неприятно на его умном лице выглядела жутковатая улыбка. Стоял он как раз в гардеробе, но в нем, где стояли на деревянных опорах такие же деревянные дощечки с крючками для одежды, самой той одежды не было никакой. Это было не удивительно – Френтос и без того понимал, что для таких формальностей у тех, кто устроил все окружающее представление, просто не было времени. Они должны были всеми силами обогнать его, и поскорее занять свои места в зале. Он быстрым шагом, хоть и все еще неуверенно и взволнованно, прошел по желтоватому дощатому полу, едва заметному на фоне принесенного жителями в холл песка, стараясь уже не разглядывать свое окружение, теперь своим видом мало что для него значащее. Он уже бывал в подобных местах прежде, пусть то были и вправду шатры, и имели немалые отличия от этого уникального здания Дафарского Цирка. Ветер снаружи был слишком слаб, чтобы трепетать слабо натянутые тканевые стены уже за спиной прошедшего глубже в холл Френтоса, и позади него также не было совершенно никаких звуков. Весь свет, звук, запах свежего алоэ из горшков по бокам стен, и даже слабые вибрации воздуха, исходящие от криков толпы из зала за стенами впереди – вся активность города теперь сконцентрировалась исключительно в этом здании.

– Добро пожаловать на представление, участник номер один. – учтиво, но особенно неприятно улыбаясь, поклонился Френтосу якобы вежливый гардеробщик.

– Куда мне идти? – не меняя серьезного лица, напрямую спросил Френтос.

– Вот ключи от верхнего яруса. Это самое высокое ложе, и предназначено оно только для самых важных зрителей.

Френтос, так же быстро и резко двигая ногами, подошел к стойке, и одним секундным движением руки со звоном схватил со стола, куда секунду назад гардеробщик протянул руку, небольшую связку ключей, тут же разглядев на ее бирке надпись «для персонала», довольно неприятной мыслью отозвавшуюся в его голове. О чем он подумал, думаю, можно не говорить – его способности Синего Пламени, как и его связь с Черным Пламенем, уже давно давали о себе знать, и Френтос продолжал всеми силами эту связь отрицать. Тем более учитывая, что эти самые силы совсем недавно, буквально, проломили его другу Джерому голову.

– Бинокль? – с шуткой, но таким же серьезным лицом, спросил Френтос.

– Он вам не пригодится. – однозначно проговорил гардеробщик, так же учтиво и, якобы, дружелюбно, улыбаясь.

Пару секунд Френтос вглядывался в глаза этого человека, и буквально холодом по всему телу чувствовал теперь, насколько безжизненны они были. Вернее сказать – в них еще оставалась жизнь, но была она совершенно темной и холодной, будто стоял перед Френтосом вовсе не человек, а самая настоящая нежить, о которой он некогда слышал истории товарищей из незаконных краалий. Они также все поголовно подчинялись любой воле своего «хозяина», и так же имитировали жизнь. Пускай и никогда не выглядели настолько живыми внешне, и вовсе с хрустом дергались при движениях так, будто под контроль их некроманта попадали одни лишь кости. Гардеробщик для подобного двигался слишком плавно, и его поведение напоминало, скорее, переселение души в чужое тело, о которых Френтос не только слышал, но и однажды, в той же истории с Джеромом год назад, случайно поучавствовал.

Резко повернувшись в сторону левой лестницы, вместе с правой таковой обходящей центральную тканную стену позади гардероба кругом, Френтос внимательнее изучил бирку на ключах, надпись на обратной стороне которой указывала, что «все двери открыты», хотя все ключи в той связке были разными, и наверняка должны были открывать разные двери. Пройдя по деревянным лестницам с первого этажа на второй, а со второго на третий, Френтос заметил, что все помещения вокруг него и вправду больше похожи не на цирк, а на театр, как тот в столице Ирмии, где когда-то в детстве он бывал с матерью и Сокконом. Тогда он немного опоздал на представление, хотя его отсутствие в течение почти целого часа в буфете никто в зале и не заметил, и только в антракт, пока тот беседовал с буфетчиком о вещах не столь умных, Соккон вдруг выскочил у него из-за спины, решив купить себе воды, сдав Френтоса матери со словами «Мам! Здесь продается новый Френтос! А я говорил, что вы его в магазине купили.»

«Самый верхний ярус. Неспроста, конечно.» – думал про себя он теперь, поднимаясь наверх по уже последней лестнице почти к самой натяжной крыше. По пути он не видел ни буфетов, ни мест ожидания, только абсолютную пустоту, из которой будто нарочно убрали все лишнее, что теперь этому цирку просто не пригодится. Полукруглый коридор, который и представлял из себя самый верхний ярус цирка, имел слева всего одну дверь, ведущую, судя по крикам толпы с трибун, к самой высокой ложе прямо над ареной. Проходя по деревянному полу, обитому кожей для роскоши и стиля, к той двери, он уже поднял в руке связку ключей, но, от их же звона, вспомнил, что «все двери открыты», и в этих ключах, скорее всего, толку ему с самого начала нет, а гардеробщик дал их ему лишь для того, чтобы тот прочитал оставленную на их бирке надпись. Он стоял уже около двери. Крики толпы за ней не зря, даже при немалом расстоянии между верхним ложем и трибунами, доходили до Френтоса так четко. Дверь была с самого начала наполовину открыта. Стараясь уже ничему не удивляться, и без того сам все поняв раньше, он без раздумий бросил ключи на пол, на мгновение перебив окружающий шум спереди глухим звоном удара металла о мягкий пол. Так же решительно подойдя к двери, толкнув ее плечом, он прошел внутрь, сразу еще больше ослепленный ударившим в глаза из зала светом факелов. В остальном здании не было собственного света, и весь он светил через ткань стен именно с арены, что было также неудивительно, хоть и немного удивило Френтоса. Похоже, что темнота вовсе не была любовью Черного Пламени и поглощенных им жителей. Они просто забрали его из города с собой на представление, чтобы сделать его еще более ярким.