…Экспедиция называется. Бомж. Сага жизни

На окне в камералке осатанело надраивала мордочку кошка Лариски Тептяевой. Ещё со вчерашнего вечера затисканная Лариской – по причине намечающейся встречи с высоким начальством. Невдомек ей было знать беду и радость геологической субординации.

Кошка – только кошка. Лежит она и знает, чего хочет…

Завидя «Волгу», Юрий Михайлович первым выскочил навстречу Миркину. С широченной улыбкой, в неподдельном благодушии, характерно похохатывая, крепко пожимал руки всем приехавшим. Пожал и Шкалику и вопросительно посмотрел на кадровика…

– Это ваш новый геолог, Евгений Борисович, – представил Тюфеич свою протекцию.

– Очень-очень… ждали – отозвался Храмцов – будем рады сотрудничать.

Обнаружив в кабинете Храмцова полный ажур в виде накрытого праздничного стола, Миркин деланно удивился. Однако тут же принялся ругать Храмцова по накопившимся бесконечным поводам. Храмцов, краснея и теряясь в присутствии подчинённых, не менее благодушно помахивал головой в ответ на все нападки шефа.

– Работаем, стараемся… Справимся, исправим показатели, перевыполним…

Сегодня рабочий день в ГРП сорвался: специалисты, наслышанные о приезде высших управленцев, тлели в нетерпеливом ожидании. Иные пытались проникнуть в контору, сгорая от любопытства, однако, торс завхоза Зверьковской, предупреждённой Храмцовым о возможном посягательстве на доступ к его персоне, не позволял никому достичь результата. Зверьковская, как матёрый завхоз, на баррикадах устояла. Осада откатилась. Храмцов, как и всегда, не пал жертвой производственной рутины и критичной ругани.

Низшие чины, специалисты-камеральщики, бухгалтеры и пэтэошники, геологи полевой группы и прочие обитатели конторы не высовывались из своих кабинетов. Однако и здесь, в ожидании торжественного собрания, работа не клеилась. Пили бесконечные чаи, придумывая наперёд фантастические свершения того, «что сейчас будет и что век грядущий нам готовит».

Ожидание – миг сиюминутного счастья – себя не оправдало.

После торжественного собрания в актовом зале, где скороговоркой произнесли недлинные речи и вручили нехитрые подарки и грамоты, Шкалик оказался в числе приглашённых в кабинет Храмцова, где его сытно кормили, поили, пытались выспросить биографические нюансы, общались накоротке… В воспылавшем ажиотаже подвыпившие представители руководящей элиты, забыли, о нём, как о встречном-поперечном.

Окончив командировочную обузу, отобедав, с чувством выполненного долга Миркин с кадровиком сели в Волгу и отчалили восвояси. Замешкавшись впопыхах, или попустившись правилами, забыли попрощаться со Шкаликом. Конторские служащие разошлись по домам. Оставшиеся в тесной компании за изрядно объеденными столами, продолжали обсуждать визит начальственных чинов.

– В кабинетах виднее, – бурчал изрядно подвыпивший бурмастер Петя Гандзюк – поднажать пятьдесят метров на месяц! Ручкой легко рисовать. А ты бы хоть верхонок на это подбросил. На смену не хватает…

– А что не просил, Пётр Иванович? Близко же сидел… – подначил татарин и тоже бурмастер Ахмадеев.

– А ты чо молчал?.. Или тебе, как партейному секретарю, по блату подкинут?

– Товарищи буровые мастера! А я предлагаю тост за… – Храмцов поднялся из кресла и, балансируя рюмкой в правой руке, левой поправлял галстук – за тех, кто в поле. То есть за ваших… и наших бурильщиков, которые плюс пятьдесят метров с честью выполнят! Подсуетятся, значит! Мы не можем стоять в стороне от усилий партии и правительства: для народа стараются. А верхонок под это дело… и тушёнки по ящику, и… коронки сверх нормы… я выхлопочу. Это моя забота. Но план выполнять надо: государственное задание! За срыв нас всех по головке не погладят. Правильно я говорю, товарищ Кадыров? Вот за это и выпьем.

– Правильно, Юрий Михалыч… Тушонку надо бы поднять буровикам. – не упустил своего Кадыров, тоже татарин и буровой мастер. Он степенно, двумя толстущими пальцами, оттопыривая мизинец, захватил рюмку водки и поднял её на уровень глаз.

– Да и геологам… не помешает… – под алаверды продолжил тост Сергей Кацияев, как всегда, с лёгкой иронией. Старший геолог камеральной группы, ас и автор множества проектов и отчётов, Сергей Карпович радел о своих подчинённых: неполевикам тушёнку выдавали лишь по великим праздникам. Обходились на сайре и корнишонах. Тут не мёрзнуть, в конторах-то… Не мёрзнуть, да… Но кушать хотца… – Этот водку взял почти в кулак, оторвал рюмку от стола, как сучок из древа, и мгновение высматривал с кем чокнуться. Выпил не чокаясь.

Вечёрок задался! Расслабившись накануне дня Великого Октября, компания отдельно взятой ячейки геологической отрасли входила в раж. Вспомнили о том, какие были времена в прошлом: и про спецовку, которую «внуки донашивают», и про поставки трофейной тушёнки, которую «после войны ещё недоели», и про «прежних эспедишников, достигавших людские блага через тую мать…».

Изрядно напитавшийся и хватанувший несколько рюмок за тех кто в поле, за нас с вами и за того парня, исполнив под гитару свою коронную… про сырую тяжесть сапога, Шкалик сидел в углу, наблюдая как – бочком… бочком… одна нога здесь, другая за порогом – с божнички на тонкой бичеве спустился паучок. Пучеглаз, с наглой ухмылкой на рыжей харе, виртуозно вьющийся по невидимой тетиве, словно челнок в ткацком стане, он мельтешил в глазах. Изловчился зачерпнуть толику яств с праздничного пирка. Незримый для утомлённых геологов, воровито напихал в подкожные закрома сала, сыру и чекушку, и тем же незримым путём в том же ритме возвратился на божничку.

– У-пить… твою… мизгирь ненасытный, – пробормотал Шкалик и, пошатнувшись в голове и тут же поправившись, обнаружил себя в дверном проёме – с гитарой, чекушкой в кармане и шматом сала в другом. – Что позволено Юпитеру… то позволено быку…

Вышел во двор, припрятал трофеи, поискал туалет. Случайно забрёл в дробильный цех. Познакомился со Светой Старцевой, запылённой дробильщицей угольного керна, стеснительно прячущей неистощимую доброту глаз под черными опушенными ресницами. Быстро обвыкся здесь и – попросился переночевать на Светкином топчане, в тёплом углу. Света не возражала. Была рада оказать милость гостеприимства.

– У тебя пыль веков тут, как ковер бархатный.

– Угольная… неистребимая. Погоди, сам обрастешь…

Разговорившись с нескладной «золушкой», несмело поднимающей глаза, измученной рутинной и пыльной работой, да и нелепо складывающейся жизнью, Шкалик словоохотливо рассказывал ей о поисках своего отца и щадовой матери.

– Чо ж он не заберёт её в город? – Света задала Шкалику его собственный вопрос о судьбе чужой матери, висевший на его языке ещё с Каменки. Шкалик вспомнил о проволочниках, которых порвать надо, чтобы страну спасти. Отвечать дробильщице было нечего. Кто их знает, родственников Щадовых, кто их понимает… Видать, недосуг общаться. Иные ли, обстоятельные причины.

Побренчал струнами, словно отыскивая ответ на необъяснимое.

Светка заторопилась домой, в садик за дочкой. Шкалик тщательно подмёл пол дробилки, не прибранный с эпохи палеолита, выстелил лавку новыми пробными мешочками и прикорнул до утра.

Уже на Ушаковке, в вечерних сумерках, очнувшись от дремоты, Миркин достал из бардачка недопитую бутылочку «Плиски». Хлебнул из горлышка и, переведя дух, резко обернулся к дремавшему кадровику.

– Не спи, Петя, молодость прозеваешь. Давай-ка теперь по пунктам пробежимся. Итак, Храмцов, главный инженер, геофизик этот… мегетский и Кацияев. Удалось тебе составить производственные портреты на этот персонал? Об остальных завтра доложишь. Письменно. Какие соображения по Храмцову?.. Просыпайся! Ночь впереди…

– Так это… В двух словах… По Храмцову… Выпивает. Но коллектив считает, что из всех предыдущих Юрий Михалыч наиболее организован. Решения принимает коллегиально, конфликты умеет гасить, в городе уважением пользуется. На предмет смены руководителя лишь один тракторист обмолвился. Да и тот за тринадцатую зарплату обиделся. Лишили за срыв перевозки буровой.

– Я в курсе. Храмцова в Востсибуголь запросили. Вероятно, с подачи Щадова. Надо быть готовым на его замену. Дальше?

– Поэтов… Главный инженер у них с такой фамилией… Тоже выпивает. Говорит, по производственной необходимости. Мол, очень трудно решать вопросы без… этого дела. Храмцов его хвалит. Буровые мастера на ремонты машин жаловались. Ну, не очень чтобы, но и без особых претензий. С другими производственниками, кажется, ладит. На начальника партии пока не тянет. Посоветовал Храмцову выдвинуть его на нашу грамоту по году, но с условием: показатели достойные и с выпивкой… прекращать надо.

– Хм-м… Ты сам-то веришь? Храмцову посоветовал… с выпивкой?

– Это вам решать. Геофизик Осколков на наши предложения перейти из Мегета в партию, кажется, клюнул. Но о квартире сорок раз переспросил: где она будет, да какая, да на каком этаже… Нельзя ли уточнить по вашим каналам? Я – обещал.

– Уточню. Дальше.

– Кацияев. Вот на этого женщины-камеральщицы ополчились, жалуются. Склероз у него наблюдается. К обеду забывает, о чем утром говорил. Смеются над ним. Это не хорошо, но… не в наших силах. На нём пара отчетов и два проекта по доразведке. Надо как-то усилить группу. Может, Буянова на годик в гээрпэ перевести? Хотя, недалеко ушел… В общем, доложу завтра Труханову. Пусть думает.

– Петя, Петя… Не Труханова это проблема – твоя. Кадры!.. растить надо… Или перекупать где-то. Нашел ведь этого… ипишника… Шкаратина! Может, он и усилит камеральную группу?

– Есть такая мысль. Мы его на полевую группу старшим геологом оформим. Для обкатки. Как себя покажет. Через полгода дальше двинем.

– А вот это не тебе решать. Завтра Труханову изложишь свои соображения. Ладно, подъезжаем. На посошок будешь? – протянул Тюфеичу «Плиску». – Ну, как знаешь…

Весь следующий день Шкалик оформлялся в кадровом отделе, у Волчковой. Знакомился с геологами, с рабочим местом и своими должностными обязанностями. Его приняли… старшим геологом полевой группы. В какой-то момент кадровичка Волчкова замялась, рассматривая справку из политеха и трудовую книжку. Сходила к Храмцову, затем в бухгалтерию. Геолог Шкаратин оказался без опыта и более того – без законченного вузовского образования. Студенческие и рабочие практики на руднике и поисковых партиях стажа не расширяли. Впрочем, справка поясняла, что он «окончил четыре курса ИПИ по специальности «поиски и разведка месторождений» и «может замещать должности младшего геологического персонала», наравне с выпускниками геологических техникумов. А вчерашние комментарии Петра Тимофеевича, подготовившего Волчкову к этим неожиданностям, убедили Храмцова и бухгалтера Татаринцеву «о полном соответствии и… максимальным окладом в вилке».

Волчкова и Татаринцева после обеда курили на крылечко. Руководительницы отделов, обстоятельные женщины с полнотелой конституцией тела, отличной по отдельным параграфам и формам, без горячки обсуждали вчерашние события. Особенно горячится было нечем, но о партийном бюджете радели единомышленно.

– Храмцов – храмцовым, Таня, но ты-то знаешь, что вакантной ставки геолога у нас нет. А на ставку старшего геолога этот… как его там… сразу не потянет. Зачем пишешь приказ на старшего?

– Храмцову и говори. Мне Пётр Тимофеевич прозрачно намекнул: старший и всё тут. Ежели нет у нас лишней ставки геолога. Храмцов приказ подписал? Мне зачем выговариваешь? – Волчкова терпела нагоняй Татаринцевой, попыхивала сигаретой. Татаринцева своя баба, коллега по партийной бюрократии, хоть и занозистая штучка. Но более Волчкову смутил вкрадчивый намёк вышестоящего начальника, отлитый в странную фразу: «за этого геолога я постою…». Татаринцева курила сигареты без фильтра – из принципа, или из экономии. Или от вредности, вытекающей из неё малыми дозами – скупо, по-бухгалтерски. Баланс блюла. Тлела, как та сигаретка.

– Не будешь приказ переделывать?

– Буду. Ежели прикажут.

– Ладно. У меня тоже вышестоящее начальство имеется… И каков, на твой нюх, новенький… спец… этот? Потянет… на старшего?

– Не принюхивалась. По внешнему виду – дюже напористый. Прижмёт буровичков с их кернами и хренами. Да и девахам нашим приглянется. Твоей Леночке, например…

– Или Галочке твоей… Таня, тьфу на тебя. Тебе не кажется, кумовством воняет?

– Думаешь? То-то Тюфеич ляпнул, мол, за этого я постою… Ты бы, Люба, через своих прозондировала? Ахмадеева попроси. По партийной, мол, линии… преступление!