Тесинская пастораль. №2

А они и брали, пробовали, но щуплый Женька играл, как глист: извивался много, а толку мало. Потерпели игру-другую, да и перешли на коммерцию. А закончилось все самосудом и последующей катастрофой…

С разбитым носом и с мячом, успевшим испытать человеческую жестокость и любовно обтираемым клетчатой рубашкой, Женька убежал на любимый мысок, в излучине Мужайлового яра.

Сошёл лёд. Грязно-синяя вода, студёная по-апрельски, наводнила русло Осинки и бесцеремонно выпирала из берегов. Цепляясь за плакучие ивняки, потопляя прибрежные пни, река бессовестно шарилась по прибрежной серебряной траве.

Женька отмыл окровавленный нос, пожулькал рукав рубашки и… обомлел. Раискин подарок скатывался с мыска. Тут же, обласканный водой, оказался в сажени от берега. Ну что за козни сегодня!.. За какие грехи?

Обомлевший пацан без секунды промедления упал в реку с мыска. И затарабанил руками по воде, пытаясь достать, доплыть, дотянуться до мяча… Но холоднокровная река плавно закручивала жёлтый поплавок и увлекала на главную струю. И – поплыл! Женька развернулся к берегу. И погрузился с головой в реку, ощутив дно, выскочил как пробка…

Наглотавшийся холодной воды, ошалевший от испуга и обиды, пацан выполз на мысок и долго откашливался. Когда сквозь слёзы он различил среди равнодушной синевы любимый, драгоценный раискин подарок, уплывающий в зыбкой волне навстречу неведомым безжалостным далям, – сердце оборвалось. Лучше бы утонуть! Сдохнуть! Проклятый паводок!.. Пропащая-несчастная жизнь!.. Женька попинал воду, рыдая и негодуя. И, совсем уже обессилев, поплёлся домой, забыв на берегу свою мокрую клетчатую рубашку.

На следующий день, с утра, когда нужно было исправлять двойку по географии и писать диктант по русскому языку, Женька Шкаратин до полудня искал свой мяч. Нарываясь на собак и гусей, он пробежал по задам, по всем огородам, перелезая плетни, заплоты и изгороди вдоль берега полноводной реки, обшарил и противоположный берег, переплыв на тонущем плотике полую воду. Безрезультатно! Проверил Левин и Никитин заездки, заливчики под горой, заросли камыша вдоль всей Рытвины. Пополудни вышел на берег Губы…

Где-то там, напротив Ильинки или ещё дальше, в неведомых широтах, о которых Женька, со своей двойкой по географии, не имел ни малейшего представления, в лучах заходящего солнца, наверное, беззаботно красовался этот поразительно круглый, юркий и навсегда утраченный раискин подарок – волейбол из Ангарска. Единственный на всё село, а может быть, и на всю округу…

– Же-е-ка!.. Же-е-нь!.. – канючил у ворот Женькиного дома школьный дружок Лёнька Савин. – Ты дома? Чо скажу-то… Айда, Жека?.. – И, помолчав мгновение, снова гундел: – Ну, Же-е-ка…

– Чо базлаешь? – Женька спустился с крыши, где ночевал под ворохом старых тулупов и фуфаек. – Ну, говори, чо хотел?

– Ну ты дрыхнешь… Девки все ворота обоссат…

– Всё?

– Да не злись. Я по делу… Ты за забор держись, не то упадёшь… – Лёнька явно не спешил с новостями, но одна из них распирала его ошарашивающей силой. И Лёнька смаковал момент, подготавливаясь сразить ею друга.

– Говори, не то получишь…

– Ой-ой-ой… От кого это?.. Заморыш, а туда же!

– Лёнь, ты капканы не ставь… Ты бы лучше у Самчихи про папку спытал! Старая ведьма про всех на свете знает.

– Боязно. Вдруг она в жабу заколдует. Пусть Мужайла рыскует. Я про другое…

– Пришёл – говори… Ты мне старинку принёс? Давай…

– Не-а. Не нашёл ещё… Я… больше принёс… Сущий клад.

– И чо это? Где? Тут?.. – Женька обхватил друга и стал хлопать его по пузу, по бокам, по шее. – Тут… тут… тут?..

Они схватили в охапку друг друга. Завязалась борьба. Каждый пыжился уронить противника и засесть верхом…

На шум из ворот выскочила бдительная мама Нина. И с криком «Ах петухи… щипанные!» растащила пацанов.

– Лёнька!.. Ты что озоруешь? Напал на слабого и коронуешься… Вот я тебя выдеру.

– Ма… да не лезь ты, – задыхаясь, цедил Женька, – мы же понарошку… Чо ты выскочила?

– Какой… понарошку! Он тебе чуть мослы не загнул, гадёныш этакий…

– Тё… Нина… так я вам новость принёс!

– Какую такую новость? Про космос опять… Дак нам не к чему.

– Не-а. Про мячик ваш! – Лёнька выпалил свою тайну, как ядро из пушки. И ждал —когда взорвётся.

– Про мя-чик… наш, – обомлела мама Нина.

– Ты нашёл его? – спросил Женька, внезапно вспыхнув спичкой среди мрака.

– На-а-шел. Не я. Тётя Нина, они его покрасили!

– …как покрасили?

– …чем… покрасили? Кто – они?

– да-да, побелили… красками! Он ещё лучше стал… Новёхонький! Только вымазался весь…

– Да кто… кто нашёл-то? – мама Нина стряхивала с Леньки невидимые пылинки.

– Дак кто?.. Известно… кто… Хамушины…

– А ну-ка… веди-ка… меня! – Нина, отряхивая руки о передник халата, прытко пошла впереди пацанов. – Ишь, что удумали: покрасить кожу! Безотцовщину обижать! Ну я вам… покрашу рожи…

Пацаны отстали. Они замедлили шаг и совсем остановились в переулке, за два дома до хамушинской усадьбы.

– Ты зачем ей сказал!.. Зря. Сейчас драка будет…

– Дак я тебе хотел…

– Хотел он…

– А чо она заводная, как лесопилка?..

– Иди теперь сам… выручай.

– А ты?

Женька молчал. Эта волейбольная драма за последнюю неделю взвинтила его. И уже успокоился. А этот… друг называется… снова нашёл… Теперь мамка ввяжется в душещипательные распри, защищая не Женьку, а своё оскорблённое чувство. Дело может дойти и до драки. И тогда Женька, как это бывало не раз, и сам не утерпит, кинется на обидчиков и будет до крови защищать свою правду, мамку и собственное униженное достоинство.

– Пойдём вместе? Мамке твоей попадёт от Хамушихи… – и они припустились на Гробовозную улицу.

– Витька! Санька! – кричала Нина, перекрикивая собачий лай. – Где мячик? А ну-ка немедля… ко мне! – Во дворе шарахнулись гуси, раскрылатившись с перепугу, влетая на поленницу и в сенник… – Покрасили! Значит-ца!.. – вопила разбушевавшаяся мамка.

Вышла Хамушиха, квадратная женщина, с ромбовидным лицом и с длинной девичьей косой за плечами. Мать удалой двойни пацанов и вновь беременная с той же перспективой, она молча и неторопливо вышла за ворота, щёлкая семечки:

– Что ты тут разоряешься, Нинель Батьковна… Гусей перепугала… Ужо не пожар ли на селе?

– Дак я не тебя… кричу. Здравствуй-ка, кума… Давно тебя не видела…