Бедный паж

– Володя, – вдруг шепнула она, в то время, как Протурьев все еще что-то гудел себе под нос. – Мой бедный паж…

Володя, весь вспыхнув, замер и ждал, что скажет она сейчас. Но она глядела на него уже молча. А потом отвернула голову и задумалась, будто совершенно забыв о небрежно брошенной ласке.

– Вот она думает, – вдруг заговорил Протурьев, пожевав мятыми, бритыми губами и кивая на жену, – она думает, что я гожусь на какую-нибудь службу. А я не могу нацарапать простой записки в пять строк без того, чтобы у меня не заломило от мигрени в висках. Какой уж я тут служака! Если мне даже и дадут какое-нибудь местишко, то все равно через полгода протурят! Где же будут держать такую калечь? Вам хорошо, молодой человек, – повернулся Протурьев лицом к Володе, – ваши предки были простые и здоровые немецкие мужики, и они не надрывали своих мозгов в, непосильной работе, вот почему ваша голова свежа, как только что налившееся яблочко. Н-да. Эхе-хе-хе, молодой человек, а каково вот мне! Мои предки износили все свои мозги и оставили мне в наследство одни мозоли, из которых не выцарапаешь ни одной идейки! Вот, если бы мне не изменил голос! «Ешь помидор! Ешь помидор!» – вдруг заорал Протурьев во все горло. На его одутловатых, бритых щеках еще отчетливей обозначились малиновые жилы. Он вдруг приложил руку к глазам и всхлипнул.

– Зоя, бедная Зоя! Что только тебя ожидает! Бедность, почти нужда! – выговорил он.

Он опять всхлипнул, закрывая ладонью оба глаза, засопел носом, и на его губы неряшливо потекли слезы и слюни.

«Пьян он немного», – подумал о нем Володя.

– Зачем только ты замуж за меня вышла! – совсем слезливо промычал между тем Протурьев и стал искать платок по карманам пиджака, а потом отмахнулся рукой и пошел с балкона в дом, стуча сапогами, хлюпая носом и закрывая ладонью глаза.

– И в комоде ни одного носового платка нет, – послышался бабий голос, – я весь комод перерыла!

– Мы скоро даже сморкаться будем в старую газету! – горестно воскликнул голос Протурьев.

Зоя Ипатьевна развела руками и вздохнула.

– Вот видите, Володечка, какая у меня приятная жизнь, – оказала она с печальной гримасой.

И опять вздохнула. Иволга закричала в саду. В вершине тополя зашумел ветер.

Зоя Ипатьевна встала с своего места, будто в задумчивости прошлась по балкону и остановилась рядом с Володей.

– Бедный паж мой, видите какая моя жизнь? – опять спросила она и, вскинув руки, вдруг крепко обняла Володю за шею.

Ее губы нежно коснулись щеки Володи. Он сразу же задохнулся и в его глазах все потемнело, точно заволакиваясь угарными туманами. Он слабо простонал. Но тут же мягкое и теплое объятие расторгаюсь. Володя сразу увидел и небо, и солнце, и зеленые вершины тополей. Протурьев стоял в дверях и, неистово размахивая хлыстом, зевал.

– Вы-ы мне писс-а-а-ли! не а-а-тпирайтесь!..

Розовые туманы все еще ходили в глазах Володи.

Зоя Ипатьевна стояла близко и задумчиво смотрела в сад. Володя остро ощущал теплоту ее ласкового тела, казавшегося таким податливым, мягким и благодатным. Были грустны ее глаза.

– Не а-а-тпирайтесь, – неистово орал Протурьев, дикими взмахами хлыста пытаясь изобразить весь оркестр.

«Идиот», – думал о нем Володя, краснея.

II

Деревенская девочка, топоча босыми ногами и придерживаясь руками за перила, вошла на балкон.

– Барыня дома? – спросила она. – Или, бишь, вон она! Мамка сказала, – перевела она глаза на Зою Ипатьевну, – иди, скажи барыне, Петруньку, мол, лошадь убила!

– Моего крестника? Петрушеньку? – горестно воскликнула Зоя Ипатьевна.

Так и вспыхнули ее красивые глаза.

– У нее полдеревни крестников, – пояснил для Володи Протурьев.

– Да, – кивнула девочка хорошенькой мордочкой, – твово крестника, Петрушеньку, лошадь убила… сивый мерин…

– До смерти? – опять горестно воскликнула Зоя Ипатьевна.

– Нет, помирает он вот четвертый день, – сказала девочка. – Лежит на печке и помирает… Плачет…

– Ты знаешь их манеру выражаться, – повернулся Протурьев к жене. – Не убила, а ушибла Петруньку лошадь… только и всего…

– Постой, я сейчас, – сказала Зоя Ипатьевна девочке и исчезла с балкона.

Девочка закусила губами указательный палец и стояла, потупив глаза.

Протурьев, раздувая щеки, напевал что-то себе под нос. Володя глядел в небо, точно недоумевая о чем-то. Иволга все еще кричала в саду.

– Ваш Сильвачев не умрет, если он получит свою тысячу рублей на несколько часов позднее, – сказала Зоя Ипатьевна, вновь появляясь на балконе и ласково кивая Володе. – Ведь так? А поэтому вы должны проводить меня и вот эту девочку в деревню Березайку.

– Конечно, вы должны проводить, – прогудел и Протурьев, – конечно!

– Я с охотой, – пожал плечами Володя.

Пепельные пышные волосы Зои Ипатьевны были накрыты сейчас ситцевым белым платком, и она казалась теперь еще миловиднее и моложавее. Совсем походила она теперь на чистую девушку.

– Я с большой охотой, – опять повторил Володя, чуть краснея.

Зоя Ипатьевна передала ему небольшой дорожный сак.

– Здесь – все необходимое для перевязки, – оказала она. – Я, ведь, – опытный хирург!

– А когда же обедать? – жалобно простонал Протурьев.

– Вот когда мы вернемся с операции. Не умрешь, – прикрикнула на него Зоя Ипатьевна.

И, тронув локоть Володи, добавила:

– Ну, идем же. Ведь до Березайки и версты нет.

Когда шли тенистым садом, между старыми липами, где так сладко и отрадно пахло молодыми побегами, девочка заговорила с серьезными глазами и с жестами взрослых:

– Петрунька-то, конечно, волосы драл из хвоста у сивого мерина Лагуновского, на удочки ему волос понадобился, а мерин-то его и приспичил прямо под правую скулу. Кабы в висок, помер бы Петрунька.

Через узкую веселую речку с низкими радушными берегами прошли по зыбкому переходу в две тесины. Володя хохотал и дурачился, раскачивая ногою тесины и пугая Зою Ипатьевну. Та отбивалась рукою и кричала:

– Слышите, Гофманка! Я и вас с собою в речку втащу, когда падать буду!

Хохотала и девочка, хотя глаза ее были по-прежнему строги и серьезны.

За речкой прошли мимо муравьиных куч, а потом – мимо огородов, от которых свежо и вкусно пахло огуречной кожицей. И тут же увидели Березайку, крошечную, тихую деревеньку, приткнувшуюся у подножия плоского холма, поросшего чахлым кустарником. Босоногие, с ковыльными волосами, ребятишки увидели и закричали, хлопая в ладоши: