Дорога на Ольхон

– И без всякого отрыва от производства.

Она всегда ему оставляет путь выхода из лабиринта сомнений. Но хочет, чтобы он выходил туда, куда надо. Естественно, по ее собственному представлению. Вот и после ссылки на производство опять была ее ехидная улыбка. Как он тогда сдержался, чтобы не ответить ей грубо. Мало ли что она хочет. А вот сейчас ему нестерпимо хочется, чтобы она была рядом. Да что там рядом. Наверное, за считанные часы и даже минуты он созрел, чтобы принять то решение, о котором она всегда намекала ему все два года. Опять пришел страх, что она не дождется и сбежит. И больше всего вспоминается ее пытливый взор. Она хотела получить ответ. И, может быть, сейчас она сидит там, далеко в Питере, и мечется в мыслях только по поводу одного вопроса – а что Колька ответит, когда вернется назад? А он вернется? У кого можно уточнить?

Он в первый раз понял, что она способна что-то решить сама еще в прошлом году. Когда они прогуляли по нижнему парку Петродворца до самого выключения фонтанов. Уже вечером они стояли у мощной трубы, из которой вылетала похожая на столб безобразно толстая струя воды. А потом что-то произошло. Фонтан, только что выбрасывавший воду на огромную высоту, вдруг начал плавно, но быстро опадать. Мало, помалу над срезом металлической трубы осталась только бесконечно переливающаяся наружу вода. Все произошло незаметно и тихо.

Дома Надя в категорической форме потребовала налить ей рюмку. Причем, не как обычно – вина, а обязательно коньяка. В самом крайнем случае она была согласно на рюмку водки.

– Ты же не пьешь, – как обычно в таких случаях возмущался Колька.

– Мне просто грустно, – парировала Надя, – и я так хочу.

Она почти залпом выпила налитую рюмку. После этого последовал ранее выдуманный ею шуточный ритуал – она притянула за уши лицо Кольки к своим губам. Полминуты молчания и полного бездействия – и, наконец, последовал ехидный поцелуй в лоб. Теперь уже развеселившаяся и пританцовывающая на ходу Надя убежала в ванную, оставив Кольку размышлять – нужно ли накрывать стол или, наоборот, следует с него все убрать.

И опять его мысли ушли в тупик. Их прервала завернутая в полотенце Надя. И глядя в ее глаза и на улыбку, возникал только один вопрос – откуда в ней столько ехидства. Надя никогда не доходила до настоящего и откровенного стриптиза. Она просто стояла, покачивая непонятно в такт чему бедрами. При этом чуть-чуть колыхались нижние края полотенца. Когда ей это все надоело, она резким движением от груди сбросила его с себя и тут же быстро развернулась к Кольке спиной. Перед его взглядом голая фигура покидала пределы кухни. А что он должен делать? Чего-то ждать, любоваться или просто взять и спросить? Родится же такой тугодум.

– А мне сколько ждать? Или можно засыпать? – вот и пойми, она смеется и шутит или серьезно предупреждает.

– Мы что, должны ждать, пока молодой человек закончит мечтать? – нет, это не ее голос.

Возвращенный в реальность Колька старательно разложил воду, спички и собранную одежду так, чтобы раненные могли до всего дотянуться. Им же достались оба рабочих фонаря. Внезапно накатилась мысль, что сейчас ему нужно будет идти, совсем одному. И неизвестно, сумеет ли он дойти. И тогда значит…

Путь в никуда

Скажите честно, есть ли хоть один человек из десяти, который внимательно фиксирует все, что можно видеть вокруг себя. Наверняка нет. Ну, может быть, только один из тысячи. И он же потом сможет задать вопрос: «А почему?». А дело остальных либо прислушаться, либо пропустить мимо ушей этот возглас. А ответа не будет ни от кого. Не может человек, не видящий, что происходит вокруг него, объяснить хотя бы самую ничтожную мелочь в этом непонятном мире. Ну, а если человек идет в сгущающейся темноте, выбрав направление по взмаху руки раненого человека, то тут ее величество неопределенность полностью захватывает положение.

– Вы сколько будете тянуть с представлением материалов! – обычно кричал начальник, и тут же вкрадчиво добавлял, – ну нельзя же так радикально сбавлять темп. Вы поймите, направление выбрано вами правильно. Вы только посмотрите, сколько вокруг вас загадок, гипотез и еще больше материала, способного опровергнуть или подтвердить то или иное предположение. Нужно только двигаться вперед.

Вот именно, что вперед. Обижаться на старшее поколение было откровенно глупо. Относятся к молодежи хорошо. Конечно, бывали и неприятности, но, как же, без них. Но сейчас его больше волнует то, что почти полностью невидимым пространством обложило его со всех сторон. Как понимал Колька, назначенное ему ранее направление могло здорово измениться уже после того, как он перевалил невысокий, но зато весьма объемистый холм. Находясь у основания замершей громадины, очень хотелось еще раз увидеть несчастную машину. А еще лучше – увидеть повторенный взмах руки бородатого водителя. Но все более жестко и цепко приходило понимание, что, скорее всего, он даже не сумеет дойти назад – обратно к машине. И сейчас следует просто идти куда-то вперед. Только не по прямой, а по непонятной и изогнутой траектории. Успокаивали рассказы водителя, что вроде бы здесь никогда не было хищных животных. Дескать, здесь одни лисы погуливают. А потому, если не слишком обращать внимание на усиливающийся холод, можно идти всю ночь.

А нужно ли идти ему всю ночь? И на что ему надеяться? Как все полуобреченные люди Колька все больше и больше ускорял шаг. Чем дальше он уходил, тем меньше понимал, сколько прошло времени. Да и думать об этом никак не хотелось. Но на то, что он прошел не так уж и мало, стали потихоньку напоминать натирающиеся неудобными ботинками ноги.

– Обувь для солдата – это все, – на самом деле в тишине никто ничего не мог сказать, но Колька немедленно представил своего деда.

Только теперь хотелось полностью согласиться с дедушкой Димой. А, кстати, почему его так звали? И кто сейчас сможет объяснить? Несчастный историк. Копается в прошлом, а на его глазах что-то безвозвратно ушло, рухнуло в неизвестность и ничего не запомнилось. Даже тип миномета, с которым дед прошел почти от Сталинграда до Берлина. А сейчас выходит, что дедушка был прав. И с обувью, да и много с чем другим. А понимание приходит только тогда, когда человек попадает в нужные условия. Которые бьют по его мозгам, заставляя признавать кем-то давно установленную, но никак не признанную истину.

Вполне возможно, что размышления одинокого путника рано или поздно привели бы его к тому, что он смог разговаривать сам с собой. Но ситуация резко поменялась, когда Колька со всего размаха врезался в неожиданное препятствие на его пути. Болезненный удар ошеломил до такой степени, что в голове и вокруг нее заиграли хороводом искры. Еще чуть-чуть и Колька наверняка бы упал назад. Непонятно как, ему удалось устоять. Очень долго обеими руками Колька растирал образующееся на лбу образование. Когда боль притихла, он осторожно двинулся вперед и не сразу нашел самый настоящий столб. На ощупь он оказался холодным и мокрым. Последнее обстоятельство явно усиливалось за счет того, что столб был обвязан или обмотан какими-то промокшими полосками.

– Что это?

Забыл, что его никто не видит и не слышит. А он сам не понимает, что окружает его со всех сторон. Столбы есть, и ни одной постройки рядом не видно. Совершенно некстати вспомнилось напоминание водителя, чтобы он не тратил понапрасну спички. Но сейчас он просто обязан посмотреть, на что он налетел. Да к тому же удар нарушил направление движения. Последнее обстоятельство отбросило всякие сомнения, и Колька достал спички. Их, поделенных почти поровну между оставшимися и уходившим, было не так уж и много. Вдобавок, оказалось, что часть из них сильно отсырела за время пути. Только пятая спичка, фыркая и щелкая, словно от возмущения, начала неохотно разгораться в сжатых в лодочки руках. Слабые отблески пламени выхватили из темноты столб, обмотанный или украшенный посередине ленточками. Взгляд влево показал еще один. Трудно сказать, зачем Колька пошел все дальше и дальше мимо столбов. Совершенно не думая об их возможном количестве. Он шел так, словно стремился посчитать все установленные здесь столбы. И вдруг они разом закончились. Еще какое-то время Колька шел по инерции. Совсем уж неожиданно его путь пошел под уклон. Все произошло так резко, что вместо того, чтобы остановиться, Колька зачем-то шагнул вправо. Его правая нога, теряя опору, ушла куда-то вниз, и он, без всякого успеха продолжая сопротивляться всем своим телом, начал безудержное падение.

Помогите

Колька лежал на чем-то холодном, твердом и, самое неприятное, что мокром. Первые секунды или даже минуты пошли на приведение мыслей в элементарный порядок. Почему-то нежданно, негаданно пришло осознание самой настоящей вины – его ждут раненые, а он лежит здесь. Постепенно он вспомнил все. Рука автоматически шарила по карманам – спички исчезли. Пришлось попробовать встать в полной темноте. До этого почти не напоминавшее о себе тело внезапно и сразу взвыло всеми синяками и ушибами. Колька даже охнул от неожиданности. Пришлось ненадолго опуститься на холодное основание. Теперь уже холод стал настойчиво подталкивать вверх: «Вставай!». Правая рука, переходя от пола вверх, нащупала неровную с выступами стену. Он едва успел встать, как уже левая рука почти плотно уперлась в противоположное препятствие. То ли Колька был в какой-то яме, то ли закатился внутрь, только чего?

– Помогите! – закричал кто-то необычайно громко, – ну что же вы?

Колька огляделся. Рядом никого, но потребовалось сделать значительное усилие над собою, чтобы понять – кричит он сам. Пришлось идти вперед, попеременно прикасаясь то одной, то другой рукой к мокрым стенкам прохода. По мере движения, начал все яснее слышаться совершенно неподходящий звук. Колька долго пытался разобраться, пока, наконец, не пришла твердая уверенность, что там, где-то впереди, на берег накатываются волны. Получалось, что потеряв ориентацию, он вышел куда-то на край острова. Может быть, даже к тому самому заливу, через который несколько часов назад их перевез паром. Оставалась одна маленькая надежда, что впереди что-то другое. Может быть, маленькая речка или заблудившийся рукав огромного озера.

– Эй, там! Люди!

Всегда так хочется надеяться, что тебя кто-то ждет. Но ведь понятно, что никого там нет, кроме очевидной опасности. И совершенно безразлично, в чем она выражается.

– Где я?

А и, правда, где он? Рука слева внезапно потеряла контакт. Колька тщательно проверил, но сомнений не было – стена закончилась. То же самое оказалось и на правой стороне. Пришлось аккуратно присесть на карточки и прощупать землю перед собою. Сомнения окончательно ушли – создавая приятный в другое время шум, к его ногам подкатывали и снова сбегали назад волны. Наверное, в помощь для одинокого путника где-то сверху, найдя лазейки в облаках, вниз ударили слабые лучики. Может Луна напомнила о своем присутствии, а может, подошел свет далеких звезд. Откуда знать. В любом случае слабый свет отразился от поверхности огромного пространства, заканчивающегося где-то очень далеко вдали отрогами гор.

Для Кольки больше не было сомнений – он вернулся на берег. От отчаяния появилось острое желание прыгнуть в эту темную страшную массу, лежащую под его ногами, и потом плыть, плыть, пока хватает сил. А сколько плыть? Колька вспомнил рассказы о том, что в здешних местах кажущееся маленьким расстояние может превратиться в десятки километров. А сколько он сможет проплыть в холодной, почти ледяной воде?

В ночной темноте долго слышались отчаянные ругательства полностью потерявшего надежду человека. А потом Колька пошел назад. Это очень тяжело начинать все снова. В любом деле. Но ему пришлось. Пока можешь – иди. Или наверняка проклинаемый оставшимися на месте товарищами, лежи на холодном полу. А когда силы полностью иссякнут, все свои мысли, всю глубину сознания заполни ожиданием прихода смерти. И тогда в единственной твоей мысли останется желание, чтобы последний миг наступил быстрее и лучше безболезненно.

Ветер

Горизонтальный проход сменился круто забирающим вверх возвышением. В его начале Колька едва не свалился с широкого гребня, по-видимому, уходящего обоими скатами прямо в воду. Туда больше не хотелось. И потому Колька с неожиданным для самого себя упрямством карабкался по скользкой глине вверх по тропе-гребню. К счастью для него сверху периодически проникали лучи непонятного света. Они, пусть и ненадолго, освещали его путь.

Колька едва успел взобраться на достаточно пологую площадку наверху, как задул сильный ветер со стороны озера. Порывы его постоянно усиливались, но они словно бы толкали Кольку прочь от этого страшного места. Он так и шел, почему-то полностью доверившись стихии и, словно подозревая, что в отличие от человека природа не способна обманывать. И все равно, продолжал оглядываться назад. Ноги, сами по себе, вели его вверх, все выше и выше. Периодически прорывающиеся сверху лучи теперь освещали огромную поверхность озера, уходящую куда-то далеко в темноту. Сердце словно начинало заполняться одиночеством, но вместо приходившего ранее страха, неожиданно появилось безразличие. Ко всему – что есть, что произойдет и сможет ли он дойти. Потом по очереди приходили то обида, то желание начинать все сначала. А еще хотелось сесть на уютной маминой кухне. Как ему теперь стыдно – перед собственной мамой. Но и она, и ее кухня остались где-то там, далеко в детстве. А он его покинул, так давно и навсегда.

Сколько бы лет мама не уговаривала его приехать, он всегда ссылался на занятость. Пожалуй, так оно и было. Вначале учеба, потом работа. А в отпусках хотелось уехать куда-то на юг. И, тем более, что каждой очередной подруге совсем не импонировал небольшой поселок, пусть и расположенный недалеко от огромного города. Мама так и осталась ждать. Наверняка она не потеряла надежду, что сынок когда-нибудь приедет. Первой, кто согласился сопровождать его в маленький поселок, была опять же Надя. Правда, он искренне подозревал, что она преследует сугубо личные цели. А сейчас он готов к этой поездке. Как он был бы рад сесть на уютной старой кухне. И пускай Надя сядет рядом с ним.

Размышления прервал вой. Кольке никогда не приходилось слышать волчий вой вот так, на воле, но он подозревал, что эти неприятные звуки относятся именно к волкам. Как же так? Ведь ему говорили, что их здесь не бывает. Точнее, что нет крупных хищников. Но повторившийся вой окончательно показал, что либо его обманули, либо, непонятно как, звери попали на этот огромный остров.

Душевные метания закончились неоднозначным выбором направления. Вначале он шел вдоль берега, а потом круто свернул вглубь острова. Если бы не холодный ветер, он мог бы остаться на месте, но только не сейчас. Твердеющий за спиной воздух настойчиво гнал вперед. Через холмы, спуски и небольшие овраги. При кратких минутах подсветки каждая очередная долина под ногами все больше превращалась во что-то очень похожее на гигантский амфитеатр. Конечно, без всяких ступенек, без зрителей, но зато с почти реальной сценой.

Вот и эта была образована почти идеально ровным пространством посередине, в центре которого, вопреки всем ожиданиям стояло одинокое огромное дерево. Оно и привлекало, и отпугивало, одновременно. Само нахождение его внутри этой естественной сцены казалось противоестественным. Но именно дерево, разрывая собою пустоту, подтверждало право любого существа на жизнь.

Начитавшись старых книг, Колька сразу подумал о возможности забраться на вершину огромного растения и попробовать сориентироваться на этой недружелюбной местности. Оценка расстояния оказалась абсолютно неверной. Уже через полчаса Колька понял, что практически ни на метр не приблизился к дереву. Это было словно какое-то наваждение. Казалось, что дерево в такт шагам одинокого человека отодвигается все дальше и дальше назад. Кажется, что в таких случаях люди кричат:

– Помогите!

Но чем это может ему помочь? Только растратить часть сил? Приходило жестокое понимание, что ему вряд ли что-то или кто-то может сейчас помочь. И, тогда Колька побежал. Он почти задыхался, но расстояние все также не уменьшалось. На лбу, несмотря на окружающий холод, выступил пот. После остановки, едва отдышавшись и дождавшись появления блеклого света, Колька внимательно осмотрелся по сторонам. В долине ничего нового не появилось. Теперь холмы и дерево казались нарисованными на бесконечно большом полотне. Эта картина была написана мрачными серыми красками. Может, как раз поэтому, Кольку привлекло большое пятно слева от него. В отличие от долины в целом, оно было явно светлее. Но, главное, оно шевелилось. А еще пятно явно двигалось в его сторону. И когда со стороны пятна раздался раздирающий душу вой, Колька опять не выдержал. Он снова бежал напрямик к дереву и ясно понимал, что у него уже не хватит сил забраться даже на самые нижние ветки. Он просто бежал и, словно помогая ногам, окончательно отключился не нужный при беге разум.

Почему человек при опасности способен впустую тратить часть бесценных сил на никому не нужные крики. Вряд ли это возможно объяснить.

– Помогите!

Все это бесполезно. Хотя где-то краем мозга Колька понимал, что такое далекое раньше дерево, наконец-то, начало, и заметно, приближаться к нему. Причем он видел его даже тогда, когда в долину опускалась полная темнота. Дерево теперь было для него надеждой и средством на спасение, а может и единственной возможностью, или даже целью всей его жизни.

Колька не задумывался, насколько хватит ему времени. А по мере его приближения к дереву сзади становились все ближе звуки, идущие от преследователей и, в первую очередь, нескрываемое и сильное животное дыхание.

– Отстаньте от меня! Я должен…. Меня ждут! Они же погибнут.

Люди всегда надеются на понимание. Они забывают, что они ели, как они охотились, как они… Да мало ли было в жизни любого человека, достигшего взрослого состояния. В такой ситуации голова все более теряет способность логического мышления. Глупые мысли типа: «Почему живое уничтожает живое?», – вызывают самую настоящую обиду и желание пойти к преследователям и попытаться объяснить им ситуацию. И только потребность экономии сил и сохранения запаса энергии заставляет отказаться от этой затеи. И сразу же надолго приходит пустота.

По мере того, как усталость торжествовала полную победу над измотанным Колькой, в его голове длинной чередой пролетали ружья, автоматы, пистолеты и другие виды вооружения. В конце списка, словно окончательный вариант издевательства над обреченным человеком, проскочила самая настоящая гаубица. А потом логика подсказала, что реально у него есть только маленький перочинный нож. Но вот куда он его засунул, он никак не может вспомнить. И ему остается, разве что, лишь остановиться и на глазах волков попытаться отыскать единственный, возможный для него вид вооружения.

Когда надежда уходит, начинается понимание, что то, что следует позади, совершенно чуждо человеческой натуре и всем его личным помыслам и задачам. А еще оно постоянно приближается к нему и с каждым мгновением становится опаснее. Колька оглянулся. И хотя в темноте было почти ничего не видно, он сразу понял – хищники становятся все ближе и ближе. Настолько близкими, что, кажется, еще совсем немного и зубы ближайшей к Кольке пасти вцепятся в брюки. Да и силы оставляли, делая шаги вымотанного человека на шатающихся ногах короче и медленнее.

– А-а-а!