Дорога на Ольхон

Было настоящим чудом, что Колька из последних сил рухнул только у дерева. Мысль о том, чтобы забраться на ветки, без разницы – нижние или верхние, больше не появлялась. Колька лежал на холодной и сырой земле и безразлично ожидал самого первого нападения. Но волки почему-то медлили. Повернув голову, он видел их огромные неясные силуэты – рычащих и готовых к расправе. Наверное, волки вели себя вполне естественно. Они подходили все ближе и ближе, выстроившись в слегка изогнутую и разорванную посередине цепь. И, все-таки, волки заметно медлили. То ли их начал волновать усиливающийся скрип дерева, а может они пытались растянуть прекрасные моменты перед последующим насыщением собственных желудков. Совсем как разумные люди. Только кто в данный момент умнее?

Но что-то было не так. И когда рычание и тоскливое для обычного человека подвывание волков сменилось на другие звуки, Кольке почему-то еще больше стало не по себе. Он еще не успел отвернуть голову от наступающих хищников, но зато ясно увидел что-то странное. Прямо перед его глазами прошли отчетливо видимые ноги, одетые в странные, прямоугольные по форме и, скорее всего, женские туфли. Их обладательница уверенно двинулась к волкам. Колька осторожно перевел взгляд на женскую спину. Женщина была одета в длинное платье, которое сверху прикрывалось чем-то похожим на короткую фуфайку. Одеяние дополнялось обмотанными вокруг пояса и похожими на ленты полосками ткани. Под порывами ветра они разлетались в разные стороны, превращая женскую фигуру в волшебное и непонятное существо.

Женщина остановилась прямо перед волками. В свою очередь Колька открыл рот от изумления. Впрочем, сомнений не было – огромные хищники жалостно скулили и старались прилечь на землю, всем своим видом выдавая полную покорность или, по крайней мере, миролюбие. Женщина подняла руку. Кроме шума ветра в воздух полетели звуки резких методичных ударов. Женщина какое-то время продолжала трясти объемный предмет, что-то типа коробочки. Со стороны казалось, что волки внимательно слушают, не отрывая взгляды своих горящих глаз от женских рук.

Видимо она посчитала, что можно и остановиться. Женщина перестала трясти рукой и повернулась в сторону Кольки. Почему-то только сейчас он подумал, почему он все это видит? Кажется, что он уже понял, что будет дальше в блеклом ночном свете. И потому ему совершенно не хотелось отрывать взгляд от ее ног. Какие бы они ни были, что бы ни было на них надето, они, и это, несомненно, были человеческими. А вот остальное… Но, к его ужасу эти ноги начали приближаться к нему. Все ближе и ближе. Пришлось поднять голову. Странная деревенская одежда не могла смутить человека, привыкшего и не такое видеть в отдаленных российских деревнях.

Но за широким разрезом в женской фуфайке начиналась странная длинная шея. Наконец, глаза Кольки поднялись выше. Вроде он как раз это и ожидал, но, все равно, интуитивно отшатнулся назад – на него смотрел вырисованный до мельчайших подробностей череп. Сил бежать не было, хотя разум требовал немедленно покинуть это место. При этом указаний насчет волков явно не поступало. Кажется, что Колька даже обрадовался, когда из глубины черепа послышались звуки голоса:

– Я рада, что ты пришел! Я тебя ждала. Очень ждала. Поверь мне. Это правда!

Она рада, а он как, должен радоваться или понять, что он попал в весьма странную, а может, и весьма опасную ситуацию.

– Ты ведь хочешь жить? Или тебе надоело? Только не молчи!

Но Колька продолжал молчать. Ужас в его голове сменился несвойственной для него расчетливостью, и он взглядом вымерял расстояние во все стороны, одновременно наблюдая за затаившейся не так далеко стаей волков.

– Ты хочешь к ним? – кажется, его поймали на взгляде.

Хозяйка обычного, хотя и немного скрипучего, человеческого голоса начала приближаться и стала совсем рядом с ним. Теперь вместо страшного черепа просматривалось до невозможности обтянутое кожей лицо старой женщины. Даже при отсутствии должного освещения он ясно увидел настоящие живые глаза.

– Так ты хочешь жить? – повторение вопроса требовало ответа, но он не успел ничего сказать.

Где-то не так далеко раздалось короткое рычание. Волки с визгом разбежались в разные стороны. Сильная рука резко и неожиданно дернула Кольку за воротник. Не успев, как следует, выпрямиться, и, стараясь не упасть, он перебирал ногами, все ближе приближаясь к огромному дереву. Внезапно оно исчезло, и Колька практически рухнул в образовавшуюся прямо перед ним воронку. Он уже начинал медленное движение в непонятную глубину земли, когда сверху послышался страшный удар. Так, как будто в долину рухнуло что-то огромное. Судя по трубным звукам и расходящимся во все стороны волнам, оно было еще и живое.

Падение очень быстро закончилось ударом о каменистое покрытие. В этом месте была настоящая темнота – сколько бы Колька не вглядывался вокруг, он ничего не мог увидеть. Обостренный до невозможности слух старался уловить малейший звук. Но вокруг стояла непривычная уху тишина. И только с поверхности изредка прорывалось что-то похожее на уханье. Стало приходить твердое убеждение, что если он будет продолжать находиться здесь, то непременно сойдет с ума. И какая разница, когда это произойдет? Что он может сделать? И, наконец, главное, что его ждет там, наверху?

Словно в подтверждение его мыслей, сверху раздались похожие на «У-у-у!» звуки. И как раз в этот момент его руку обхватили костлявые пальцы. Вопреки всему, Колька даже обрадовался. Когда холодная рука потянула его за собою, он не стал возражать. По общему направлению движения казалось, что путь уходит все глубже и глубже под землю. Самое странное состояло в том, что приходилось переставлять ноги, было тяжело дышать, но было такое чувство, что под ним ничего нет. Казалось, что бегущие должны неумолимо падать в спрятавшуюся далеко внизу бездну. Но на самом деле они бежали, и бежали, судя по всему, куда-то вперед.

Когда за ними что-то рухнуло, и в нос полетела очень неприятная взвесь, рука, схватившая Кольку, потянула еще сильнее. После появления впереди знакомого блеклого света, пришлось остановиться. И практически сразу, даже сквозь свое же тяжелое дыхание, Колька явственно услышал также знакомый звук – мягкий, но настойчивый шелест набегающих на берег волн.

В путешествие по острову

– Испугался? Не молчи, а то я подумаю, что мне попался немой. И тогда придется все начинать с самого начала.

Колька никак не мог представить в этом существе женщину. Нет, это было что-то непонятное для его восприятия. А самое главное, даже если она его и спасла, то для чего? А, кстати, от кого? Кто-то, очень тяжелый, проломил своды этого подземного мира. Опять непонятно. На острове живет множество людей. Они занимаются хозяйством, ловят рыбу, учат детей в школе и, наверное, любят друг друга. И где же между ними смогло бы спрятаться до сегодняшней ночи нечто огромное и тяжелое. А вопрос женщины прозвучал вполне человечно. Более того, когда Колька поднял голову, он увидел на ее лице настоящую улыбку. Хотя можно ли точно что-то увидеть в такой темноте. Да и как может соответствовать улыбка прозвучавшему далее непонятному пояснению, завершенному вопросом:

– Мне придется принести тебя в жертву. Иначе ничего не получится. У меня нет иного выхода. Ты согласен?

Где ты, Надя? Нет, совсем не страх, а захватывающий со всех сторон ужас почти мгновенно разошелся по всему телу. Сразу представились древние обряды принесения жертв богам, мучения, которые с трудом может выдержать нормальный человек, выбранный в жертву. Хотя были, конечно, и добровольцы. Таких было, пожалуй, даже больше, чем тех, кого вели насильно. А он сразу закис. Но, с другой стороны, тогда все обреченные знали, ради чего их сдают в жертву.

– Отпустите меня! Мне очень нужно! – но это только в мыслях.

Очевидно, что его просто так не отпустят. Скорее убьют или еще хуже – действительно, принесут в жертву. А как это? Еще немного и он мог побежать. Куда? А имеет ли это значение? И чем больше ужас вымораживал его внутренности, тем сильнее накатывалось откровенное равнодушие. Колька и сам чувствовал, и понимал, что придуманный и задаваемый им вопрос совсем не соответствует поднятой женщиной теме:

– А вы кто такая?

Насколько он теперь понимал, повторение будет бестактным. Поэтому надолго воцарилось молчание, обоюдно принятое обеими сторонами. Позже накатила самая настоящая и стойкая обида. Его в считанные часы лишили всего: комфорта, товарищей, работы и даже любви. А теперь затащившая его сюда женщина еще и смеется. И, все-таки, никак не хочется называть ее старухой. Хотя и растет возмущение неестественным для нее заразительным и, главное, громким смехом.

– Ну ладно, не сердись, – раздался примиряющий голос, – я не скажу тебе всего. Лишь столько, сколько будет достаточно, чтобы ты понял ужас своего положения.

Опять она рассмеялась. А Колька ждал. Упорно всматриваясь вокруг, но так и ничего не находя в этой сумрачной пустоте. Пожалуй, кроме ее лица. Оно, то появлялось, то исчезало. И только лицо, все остальное оставалось скрыто.

– Ты хочешь узнать, кто я? Женщина в лохмотьях, такая, какой ты видишь меня сейчас? Которая очень многое может, но все равно, не будет ничего делать. Или ей не дадут что-то делать. Были времена – я знала богов, я выполняла их волю. А потом пришло время, и они начали выполнять мои указания. Они, то объединялись против меня, то…

Женщина загадочно замолчала. Впрочем, молчание длилось недолго.

– Не всех богов. Их было слишком много. Ты думаешь, я отдам тебя на заклание? Нет. Я даже дам тебе проводника. Но я не смогу объяснить тебе все и сразу. Я потеряла себя. Мне нужна память прошлого, мне нужна та связь между прошлым и настоящим, без которой не сохранится… Нет, поверь, я совсем не безумна. И, в то же время, не могу объяснить тебе многие вещи. Ты будешь, просто вынужден, познавать на ходу, часто без всякой надежды на подсказку со стороны. Ты должен найти то, чего мне недостает. Чего? Пожалуй, что и я сама до конца не знаю. Возможно, ты даже будешь умирать. Быстро и скоротечно или мучительно и больно. И я ничем, слышишь, ничем не смогу тебе помочь. А, сейчас я хочу дать тебе возможность немного, слышишь, совсем немного, отдохнуть. А потом – в дорогу. Она начнется здесь. А где закончится? Об этом никто не знает.

Ну, где же ты, Надя? Кольке жутко захотелось снова на свой продавленный телами и скрипучий диван, чтобы ложась на спину, тихонько поерзать и положить свою голову ей на колени. Скорее даже просунуть голову под ее руками. Она обязательно будет отмахиваться и ворчать, что он мешает ей работать. Ведь нужно так много сделать. А чем он мешает? Ведь ее работа на столе, а он никак не вырывает из ее рук ручку. Он же не кричит и не воет. Даже пока не храпит. Наверное, и она признавала эти аргументы. Надя, как всегда быстро, смирялась с ситуацией, а ее левая рука машинально начинала поглаживать его волосы. А потом, то ли ей тоже хочется поучаствовать в начинающейся игре, то ли она начинает понимать, что просто так Кольку с дивана не прогнать… А что же он, есть ли у него выбор?

И тогда ее руки с головы Кольки начинают уходить куда-то вниз. Но это пока ничего не значит. Но когда в сторону отлетела ручка, ее губы, вначале на чуть-чуть, а потом все дольше и дольше начинают прижиматься к его лицу, а в ее глазах загорается что-то хитрое, шаловливое, нахальное и настойчивое.

– Ты же живой, – как-то неуверенно пытался сблизить себя с действительностью Колька.

Конечно, он живой. Непонятно только, надолго ли? В объятии воспоминаний Колька начал проваливаться куда-то на самую недостижимую глубину. А потом он уснул. Ему всегда крайне редко снились сны. И потому он всегда посмеивался, когда его сослуживцы пытались трактовать то, или иное сновидение. А сейчас и у него в голове мелькало что-то непонятное и многоцветное. Оно накатывалось волнами, его было то мало, то много. Так много, что черепная коробка начинала растягиваться в разные стороны, и Колька начинал бояться, что его голова лопнет от напряжения. К нему приходили неизвестные ему люди. Одни громко ругались, другие предлагали вернуть его домой. Женщины то били его по щекам, а то и, принимая совершенно бесстыжие позы, показывали перед ним целое представление.

Сон прошел с приходом утра, как только по лицу проскочили первые любопытные лучи солнца. Колька лежал на песчаном пляже. Полоса самого чистого в мире песка вдавалась глубоко в сушу. Он сразу вспомнил свой сон, в котором ему пришлось бежать среди большой группы, даже толпы, одетых в лохмотья людей. Женщины тащили за руки своих детей, а мужчины больше всего заботились о своих луках и копьях. Почему? Колька не мог заговорить ни с одним из бежавших людей. Он видел только общую цель – подножие холма, над которым нависла мрачная скала. Не сразу обнаружилась причина – короткая молния проскочила над головой и, воткнувшись в мокрую землю, зашипела. Мгновенный взгляд вверх выявил источник этих молний. Над толпой бегущих людей плыла огромная овальная лодка. Оттуда шел шум, громкие крики и, периодически именно из нее вылетал какой-нибудь предмет.

– Где я?

Колька вскочил. Там, где он находился, было все не так. Набегающие на берег волны вызывали умиротворение в душе. В глазах – ярко синяя вода, блестевшие на противоположном берегу горные кряжи и салатного цвета деревья. Единственное, что явно портило вид – появление облезлой собаки, лениво семенящей вдоль кромки озера. Не доходя до Кольки метров пять, она круто развернулась и, обходя лежащего человека по радиусу, остановилась прямо у воды. Теперь собака так и продолжала стоять, будто бы осознанно наблюдая, как волны лениво подкатывают к берегу, перенося по своей поверхности солнечные блики. Колька присмотрелся, было такое впечатление, что они упрямо продолжают свою игру на песке.

Наконец, словно наглядевшись на воду, собака повернулась к Кольке. Его передернуло – на него смотрел самый настоящий человеческий взгляд.

– Ты… – промямлил Колька.

Собака почти по-человечески кивнула головой. В таких случаях так и хотелось добавить – «молча». Колька долго разглядывал своего проводника. Даже до нормальной дворняги собака не дотягивала. Ее непритязательный вид вызывал неприязнь, граничащую с отвращением. А ведь им придется ходить, жить или, точнее, работать вместе. Или выполнять указания той женщины. Долго ли? И когда это начнется? Словно отвечая на Колькин вопрос, собака мягко потянула его за штанину в глубину острова. Почему-то жутко не захотелось уходить от берега. Тем более, что когда Колька оглянулся, сзади красивой дугой, похожей чем-то на мост, в заливе встала радуга. Но это великолепие неумолимо оставалось позади. Прошло не так много времени, и пройденный ими большой холм полностью заслонил картину залива и расположенных за ним гор.

Бег по кругу

– Не спеши! – хотя чего ей кричать, она все равно не поймет.

Колька огляделся. А может, как раз она и все понимает. Да и знает, похоже, гораздо больше, чем он. Его взгляд вернулся к собаке. Она продолжала бежать впереди, периодически забирая куда-то в сторону и оглядываясь при этом на Кольку. После этого она снова выходила на прямой и долго не меняющийся курс.

Впрочем, путь был не таким уж и далеким. Всего через полчаса, перевалив через два холма, они достигли места, откуда великолепно просматривалась водная гладь озера. Кольке вдруг стало ясно, куда его ведут. Ведь всего в сотне метров спуск вниз обрывался глинисто-песчаным гребнем, спускавшимся прямо к озеру. Туда, где левой частью каменного кольца опоясывала полукруглый залив двухзубцовая скала. Собака, приседая на согнутых лапах, проскочила по гребню и уверенно вошла в пещеру. На самом входе она развернулась и коротко, и громко тявкнула на спускающегося следом по скату Кольку. Так, словно напоминала о том, что он должен делать. Его слова:

– Подожди, я не успеваю, – явно не имели никакого смысла.

Пещера, в которую они попали после спуска, оказалась и впрямь сквозной. Полной неожиданностью для Кольки стала внезапно наступившая темнота. Только впереди блекло светилось окно – проход к озеру. Колькина попытка задержаться, была на корню пресечена лаем собаки. Пришлось быстро пройти по коридору.

Колька еще ничего не видел, но зато чувствовал, что вокруг начались какие-то изменения. Пока он шел по проходу, на него все больше наползало чувство тревоги. Наконец, перед глазами открылось водное пространство. Теперь по озерной глади усердно били молнии. Они ничем не отличались от своих сестер в других местах, где Кольке приходилось их видеть. Зато чудовищная частота вызывала ужас. Еще немного и словно сговорившиеся ударить в одно место, многочисленные молнии буквально подняли воды озера на дыбы, разом вскипевшие верхние массы устремились паром вверх, а во все стороны полетел страшный и почему-то непрекращающийся грохот. Он сдавил голову, парализовал движения и, придавив сверху, заставил упасть на каменистый пол. Наконец, Колька потерял сознание.

– Тебе не холодно? Ты не думай, если будет нужно, я тебя согрею.

Надя шла, тесно прижавшись к его локтю. Колька с удовольствием ощущал ее присутствие. Не хотелось шевелиться. Лишь медленно шагать. Правда, руку приходилось периодически поворачивать таким образом, чтобы лучше чувствовать ее грудь. Причем хотелось сделать это, совсем, незаметно. Но когда он исподтишка кидал на Надю взгляд, он видел ее ехидные и веселые глаза. И они улыбались. Словно каждый из них понимал, что если надо, она сама подсунет свою грудь именно так, как надо. Почему они так долго смеялись? Наверное, все поняли и без всяких ненужных слов. Было непонятно только одно, зачем Надя начала его тормошить?

Когда вместе с рычанием кто-то стал дергать его за воротник куртки, Колька очнулся. Его проводник не давал лежать. Опять приходилось вставать и идти. Причем абсолютно тем же путем. Но лишь теперь, когда они снова начали приближаться к уже знакомой ему скале, Колька увидел каменное навершие расположенного рядом мыса. Прямо перед ним проглядывалась цепочка высоких столбов, каждый из которых был перевязан многочисленными цветными лентами. Почему Колька их раньше не видел? Может быть, в прошлый раз он был излишне увлечен спуском вниз?