Как только начинают «шагать», на панели загорается карта: дрожащий огонек, видимо, они, а большой оранжевый – что? Стрелка тут же прекращает болтаться и твердо замирает в одной позиции. Партнер смотрит на Сергея, показывает рукой. Тот кивает, да, мол, давай туда.
Время тянется медленно, «шагоход» размеренно покрывает пространства пустыни. В темноте у него включились лиловые огни, светят вперед и вниз.
Из-за горизонта вырастает оранжевое зарево, потом показывается необычный купол, составленный из вытянутых эллипсов. Виднеется что-то, похожее на ворота.
Напарник показывает Сергею вправо и вверх: смотри! Тот смотрит, ничего не видно. Но тот настаивает, даже подталкивает в плечо. Барон привстает, высовывается за край люльки, и тут британец сильно толкает его в спину. Юноша летит через край люльки, вниз, на камни. «Шагоход» по инерции проскакивает в открывающиеся «ворота»…
То, что всей отдыхающей смене снился практически идентичный сон, стало известно уже меньше чем через два часа после пробуждения. Корабельную медслужбу привлекли в полном составе – записать сновидение, побеседовать с каждым офицером.
– Что вы почувствовали, лейтенант? – спрашивает Вахтанг Иосифович, корабельный психолог.
– Досаду. Досаду, да ведь почти добрались, зачем он так сподличал? Ну, и злость, конечно, – отвечает Сергей и сразу задает встречный вопрос:
– Это что, они с нами так разговаривают?
– Ничего нельзя исключать, юноша. Может, разговаривают, может наши поведенческие шаблоны просматривают.
– Если не пытаются стравить нас с британцами, кхе, – подает голос второй психолог, присутствующий на беседе, Соломон Израилевич. – Что тоже нельзя исключать.
… Младшие офицеры Андреев и Трауб мчатся по сверкающей водной поверхности. Слева от них огромная гора, словно бы тоже покрытая водой, плюется столбами дыма и пламени. Вулканические бомбы величиной с двухэтажный дом пролетают над ними и взрываются, соударяясь с поверхностью, поднимая тучи брызг.
Средство передвижения молодых людей тоже заслуживает внимания – это сверкающая гондола, подвешенная между бешено крутящимися дисками. Сидеть в гондоле можно только на скользком полу друг за другом, поэтому Коля управляет, а Сергей держится за его плечи. Выход из гондолы один – сзади.
Бомбы начинают рваться все ближе.
–Бери правее, – говорит Сергей, но тут они оба видят человека в скафандре, который бежит от вулкана, а вокруг него падают камни – маленькие и не очень.
– Человек за бортом! – гаркает Николай и закладывает головокружительный вираж.
Диски сходятся под гондолой, образуя наклонный пандус. Человек в скафандре вскарабкивается на пандус, жидкость с его ног стекает на поверхность дисков, застывая блестящими лужицами. На рукаве у него «Юнион Джек». Сергей помогает ему забраться в гондолу.
– Коля, двигаем отсюда, – кричит Сергей, и диски снова расходятся, приобретая форму колес. Одна из огромных бомб падает совсем близко. Гондолу трясет.
– Там еще один! – отчаянно кричит мичман Андреев, и аппарат снова набирает ход.
… Коля и Сергей бегут прочь от вулкана среди взрывающихся камней. Ноги увязают в тягучей жидкости, и еще их припекает, как когда идешь босиком по раскаленному солнцем полуденному пляжу.
– Смотри!
Вдалеке от них несется сверкающая гондола меж двух стремительных колес.
– Эй! Эге-гей!
Люди в гондоле, кажется, не обращают на них внимания. Они двигаются по широкой дуге, подальше обходя район падения вулканических бомб.
– Мы здесь!
Аппарат быстро удаляется.
Один из смертоносных камней со скоростью паровоза бьет Колю в спину. Последняя его мысль – это то, что на рукавах скафов людей в гондоле наверняка красуется «Юнион Джек». Он падает ничком в расплавленное стекло.
– Каждый раз вы не знаете, что это сон, верно? – Соломон Израилевич смотрит в сторону, там на маленьком экране он видит срез эмоциональных реакций пациента. Маленькая камера за его плечом ведет запись беседы.
– Да, не знаю. Все очень реалистично. – Коля немного сердится. «Тебе же самому такие сны снятся!», думает он.
– И в каждом сне вы должны кого-то выручить, или действовать командой, или сотрудничать еще каким-то образом?
– Да. Пожалуй, да.
– Понятно.
– Соломон Израилевич, а почему им просто не выйти с нами на связь? Зачем такие сложности? Они что, нас проверяют?
– Я бы сказал – не доверяют, мичман. Да и как нам доверять, когда мы сами себе не доверяем, тех же британцев возьмите, а? – и доктор качает курчавой головой. Маленькие круглые очки печально висят на кончике его крупного носа.
… Скала осыпается и крошится под ногами. Коля упорно ползет вверх. В кромешной тьме внизу бурлит раскаленная лава, а на вершине скалы сияет свет. Там – спасение.
По узкому карнизу он пробирается влево. Еще несколько уступов, и он спасен, юноша уже ясно видит безопасный путь. В скафе на скале тесно, еле хватает места, чтобы повернуться.
Собираясь поставить ногу на камень, Николай замечает пальцы. Пальцы! Кто-то висит на уступе, сорвался, вот-вот упадет!
Он осторожно опускается на колено, упирается рукой, заглядывает за край. Так и есть, человек неловко загребает ногами по гладкой скале, руки его постепенно сползают с уступа. Без помощи ему не выбраться.
Коля осторожно стучит по макушке шлема незнакомца. Тот вскидывает голову, видит Колю. Мичман Андреев протягивает ему руку.
После недолгой возни, обливаясь потом, оба оказываются на карнизе. Стоят, распластавшись по стене, тяжело дыша. Николай поворачивается к спасенному им человеку, и в тот же миг человек снимает поляризацию визора шлема. Мичман Андреев видит торжествующее лицо рыжего лейтенант-коммодора с «Кинг Майкла». Верзила бьет Колю в колено, толкает рукой, рискуя сам сорваться с карниза. Николай летит вниз.
– Ты проиграл! – кричит британец.
Соломон Израилевич просматривает записи бесед с членами экипажа «Петра Великого».
– Довольно много они должны были о нас узнать, – бормочет он.
– Думаете, этого достаточно? – Вахтанг Иосифович крутит в пальцах карандаш.
– Кто знает. Может, они хотят, чтобы мы показали им что-то конкретное. Это сложный экзамен, в котором мы, к тому же, не знаем ответов. А как вы сами, коллега? Много вы спасли сыновей туманного Альбиона?
– Будь моя воля, я бы этих бриттов вообще не спасал. Слишком уж неприглядно они себя ведут. Хотелось бы думать, что это лишь издержки «снов», но и жизнь меня научила тому же. Мы для них, несмотря ни на что, всего лишь грязные аборигены.
– Издержки, знаете ли, островного менталитета. Кстати, наши юные офицеры, в отличие от нас с вами, считают по-другому. – Доктор Зильберштейн похлопывает по толстой пачке распечаток. – Они их спасают почем зря. Не выветрился еще юношеский идеализм, что ли.
– А я вот тут подумал, коллега. Может, наши гости, они хотят что-то показать нам? Что-то о нас самих?
… Раум-крейсер погибал. Что-то гибельное, бесцветное, наползало со стороны силовой установки. Сначала пропадало напряжение в сети, отключалась электроника, а потом воздух в отсеках становился тягучим, затхлым. Ничего не помогало. Бедствие терпели уже четвертый час, и больше половины «Петра Великого» вышло из строя.
– Ваше сиятельство! – начальник инженерной службы обращался к капитану. – Взгляните!
Автономные камеры из хвостовых отсеков предавали картинку: переборки растворяются. Будто их разъедает мгновенная ржавчина. За ними – только равнодушные звезды и холод пространства. Одна из камер мигнула. И погасла, за ней – другая.