Рассказы по алфавиту

– Руки! Отпустите руки! – пронзительно закричал девичий голос прямо в ухо. – Да плывите же! Черт! Будьте мужчиной!

Василий Иванович вышел из оцепенения, словно судорога пробежала по телу, и одна мысль: «Жив! Жив!» – заставила его лихорадочно сучить руками и ногами. Он подмял девушку под себя и, отбрыкиваясь, решительно заработал руками. Берег с торчащим из воды ивовым кустом был совсем близко, и Василий Иванович, собрав последние силы и дрожа от напряжения, схватился за ветку и вылез. Он долго лежал, не в силах подняться; вода бежала струйками из носа и рта; потом его тошнило, выворачивая внутренности наизнанку; холодный озноб пробегал по крупному телу Василия Ивановича.

Наконец он с трудом приподнялся на подгибающихся локтях, встал на четвереньки и так еще постоял некоторое время, чувствуя головокружение и тошноту, потом выпрямился и вздрагивающей, разбитой походкой пошел прочь.

Когда Василий Иванович брел по асфальтовой дорожке, проложенной по берегу, его сознание все еще не могло оправиться от недавнего потрясения, и невидящий взор равнодушно скользнул по чьим-то забытым белым туфелькам и плащу, брошенному на скамейке.

    ©, ИВИН А.Н., автор, 1973, 2010 г.

Вечерняя притча

Поклав глухарей в ягдташ, я направился разыскивать избушку, которую заприметил еще днем, чтобы переночевать там.

На мой стук никто не ответил. В горнице горело электричество, и стоял телевизор. Возле открытой печурки, в которой гудели поленья, сидела благообразная старуха, а с полатей виднелись чьи-то ноги то ли в лаптях, то ли в модернизированных чувяках.

– Здорово, хозяева, – сказал я, отряхивая у порога воду с плащ-палатки.

– Здравствуй, путник! – ответила приветливо старуха. – Присаживайся к камельку.

– Спасибо, не откажусь… Вишь ведь свирепствует непогода: можно подумать, что вся нечисть ополчилась…

– Да, ненастье на дворе, – согласилась старуха. – Даже меня загнало под крышу. Обычно ведь я кочую из дома в дом…

– Странница, что ли? Как зовут-то тебя?

– Совесть.

– Больно чудно назвали.

– Родитель был малость придурковатый, – пояснила старуха.

– А это кто там лежит, на полатях-то?

– Да старик один, Демос. Часто наведываюсь к нему, да он все непроснется никак. Врачи у него болесть какую-то нашли, летаргию. Говорят, в любую минуту может проснуться. Вот и жду.

– А давно он заболел, старик-то этот?

– Давно. Почитай что с Отечественной спит. Телевизор вот ему купило начальство, всё заботится о нем. Ну, иногда вечером слезет с полатей-то да и посмотрит.

– Это как понимать? Спящий-то? Сомнамбула, что ли?

– Да уж так.

– Чудные дела творятся на белом свете, – сказал я, взглянув на полати. – А поесть у тебя не найдется ли чего, хозяюшка?

– Испей брашна – вон в углу, в корчажке стоит. Ситный хлебец да маслице коровье там же найдешь.

– А дети-то у тебя есть? – спросил я насытясь.

– Как же, есть. – ответила старуха. – Только в тюрьме они почти все.

– А что так? Сама-то ты на вид старуха хоть куда, а неужто дети с кистенем бродят?

– Да уж такие христосики уродились.

– Ну, ничего, ты не горюй. Все обернется к лучшему.

– А я и не горюю. Любят они меня, передачки им ношу, а случается, и на свободе привечаю… Ты сам-то откуда идешь?

– Охотился, мать. Глухаря-графомана да глухаря-плагиатора подстрелил.

– Не наши, чай, названья-то, латинские?

– Латинские.

– А не взыскивают за то, что охотишься-то в неурочную пору?

– Не без того: по годику за эскападу и по два – за диффамацию.

– Как это?

– А так: выстрелишь из левого ствола – эскапада, выстрелишь из правого – диффамация. Уж и ружьишко-то мое в детский пугач превратилось. Такая досада!

– Ну и ты не горюй. С лесничим-то не толковал об этом?

– Было дело. Да ведь нельзя ему втолковать-то: ему гонорарий платят за охрану этих птичек.

– Если нельзя, так плюнь на него, да и всё. Ходи себе постреливай.

Дверь распахнулась. Вошли два лесника. Старуха посмотрела на меня тоскливо.

– Ты чего, убогая, расселась? Опять за свое? – закричал толстый лесник на старуху.

Второй надел мне наручники.

– Ну, прощай, мать! – сказал я.

Старик на полатях заворочался, пустил густой храп, но не проснулся.

– Прощай, сынок! Вспоминай меня! А буде случится гостинец принести, свидимся.

– Ружье конфисковать! – сказал толстый лесник. – А вот что с глухарями делать?

– Похороним на Ваганьковском.

Я вышел. Они – следом.

    Алексей ИВИН, автор, 1975, 2010 г.