Ампутация души

– Да, а сколько денег втюхали. Лучше бы вон, нищету поубирали.

Деснин оторвал взгляд от талончика и посмотрел в ту сторону, куда смотрели эти двое. Громада нового храма ракетой вонзалась в небо и там, в вышине, сверкали на солнце золотом купола и кресты. Казалось бы, все в этом архитектурном сооружении было устремлено ввысь, но одно поразило Деснина: храм построили не на возвышенности, как это полагается, а напротив – в какой-то низине, от чего создавалось впечатление, будто храм вздымается к небу прямо из-под земли. К тому же купола закрывали солнце, и вся восточная часть храма была погружена во мрак. Спустившись по лестнице, которую он обнаружил неподалеку от остановки, Деснин решил поближе рассмотреть храм. Было время вечерни, и к церкви подтягивался народ. К моменту открытия собралась порядочная толпа. Деснин смотрел на пришедших и дивился – сколько людей вновь обрело веру после десятков лет запрета на нее. Кроме дремучих бабок были здесь и весьма цивильные с виду люди, даже молодежь и дети. Правда, вскоре благостность обстановки несколько разрушил следующий разговор.

– Во фигня, говорят, с бутербродами не пускают. А я шаурму купил, – пихал мужик в дурацкой шляпе и нелепых шлепанцах на босу ногу замасленный сверток спутнице. – Светлан, подержи маленько. Я щас – загляну и обратно.

Светлана не слышала. Она увлеченно жевала Орбит и тараторила по мобильнику:

– Че? Не, Оксан, по магазинам еще не прошвырнулись. Тут все в какой-то новый храм рванули. Че? Да не, не молиться, че я дура что ли? Ну так, заценить. А то всю жизнь токо на рынок и обратно. А баулы Пашка на вокзале сторожит. Че, какая галантерея? Третьяковская? Не, туда не пойдем, я этот хоккей не люблю.

Но вот храм открыли. Общий поток увлек Деснина внутрь. Едва войдя, он тут же почувствовал себя мелкой сошкой, муравьем под гнетущей громадой церковных сводов.

Тем временем призывом «Миром Господу помолимся» началась служба. Деснин попытался сосредоточиться и также начать молиться, но этому мешала сырость и пронизывающий холод храма. Тогда Деснин стал приглядываться к присутствующим и с сожалением для себя отметил, что лишь немногие из них пришли для молитвы. Остальные представляли собой толпу праздных гуляк, желавших увидеть неоднократно описанное в газетах богатое внутреннее убранство храма. Они бродили, заглядывая во все закоулки, пялились на иконы и фрески и почти не обращали внимания на службу, лишь изредка бессмысленно крестясь. Наконец, Деснин перевел взгляд на священника. Это был довольно упитанный, массивный даже человек в дорогой, шитой золотом ризе, из-под которой, Деснин обратил на это внимание, выглядывали носки самых что ни есть супермодных туфель, как бы наглядно демонстрируя, что и святому отцу ничто человеческое не чуждо. Вдруг где-то рядом раздался телефонный звонок. Деснин повернул голову. Прислонившись к колонне, стоял коротко остриженный крепкий мужчина, по виду – типичный «браток» и о чем-то многозначительно говорил по мобильнику. «Должно быть с Богом, – усмехнулся про себя Деснин, – по прямой линии общается, за особую плату, разумеется».

– Долго тут будут? – толкала в бок баба в шортах подругу. – Сцать хочу.

– Терпи, мы еще в гранатной палате не были, – отвечала ей спутница, коверкая название зала. – Там, говорят, поприкольней, побрякушки золотые всякие. А тут скукота.

Все это уже начинало раздражать Деснина. Совсем не то он ожидал увидеть в храме. Тем не менее, он выстоял службу, которая показалась ему сильно урезанной. Под конец в очереди желающих попасть под благословение священника началась типичная базарная склока. Две немолодые уже тетки воинственно обменивались репликами типа: я первая, а вас тут не стояло.

– Вам батюшка только что Евангелие читал, мол, возлюби ближнего, а вы… – попытался кто-то увещевать теток.

– Так то Евангелие, а то жисть, – безапелляционно ответили ему.

Понаблюдав за этим неприятным зрелищем, Деснин резко развернулся и вышел вон из храма.

– Подайте, Христа ради, – послышался на паперти плачевный голос нищей с ребенком. Однако никто из шедших со службы не обращал внимания на этот призыв. Деснин пошарил по карманам и высыпал всю мелочь в жестянку нищей.

– Сохрани тебя Бог! – услышал он в ответ.

Вечерело. Час пик. Время отправления поезда близилось. Деснин стоял на ближайшей остановке и, покуривая, ждал автобуса. Рядом стояли еще человек шесть—семь и среди них пацан лет одиннадцати, бледный, с трясущимися руками. Казалось, он с трудом сдерживает себя от чего-то. Но вот не вытерпел, достал из куртки шприц с какой-то мутью, снял с иголки колпачок, задрал рукав и на глазах у всех стал искать вену, которая еще не повяла. Все отвернулись, все, кроме Деснина.

– Эй, ты, малой. Ты че делаешь-то? А ну дай баян! – Деснин отобрал у пацана шприц и бросил его под колеса проезжавшей машины. Пацан посмотрел волком и куда-то юркнул. Спустя пару минут он возвратился в сопровождении бритоголового жлоба, которому указывал пальцем на обидчика. «Вот, черт, прости Господи, вечно я во что-то влипну», – думал Деснин, пока к нему подходил жлоб.

– Ты кто такой, в натуре, а? – начал тот сходу. – Че детей обижаешь? Щас его колбасить начнет, кто за дозу платить будет, ты?

– Он же мелкий совсем, – начал было Деснин.

– А мне чего? – оборвал его бритый. – У меня товар, у его папы бабки, а все остальное меня не колышет.

– Не по-божески это как-то, – вырвалось у Деснина, хотя сказать он собирался нечто иное.

– Чего?! – жлоб был явно изумлен. – Ты че, в натуре, с дуба рухнул? Не лезь не в свое дело, понял. Бабки гони, друг детей, блин. А то…

– А то что?

Вместо ответа Деснин получил приличный удар в челюсть. На мгновение он задержался, посасывая разбитую губу, словно пробуя кровь на вкус, а затем что-то рыкнуло в мозгу, и Деснин одним ударом свалил нападавшего. Тот, правда, все же успел отмахнуться и подсветил противнику небольшой фингал на левый глаз. Деснин уже хотел добить поверженного ногой, но с силой поставил ее на место. Лицо его слегка покраснело, и на правой щеке проступила белая рваная полоска старого шрама. Как раз подошел автобус, и Деснин заскочил в него, с удивлением отметив, что и на эту потасовку никто из прохожих не обратил никакого внимания, вернее, остановились, поглазели немного, отметили хороший удар и спокойно пошли дальше. «Может, все правильно, все так и должно быть? – думал Деснин, прокручивая события дня. – Наркоманы, проститутки, нищие… И раньше все это было, но не так нагло, словно напоказ. Или я просто не въезжаю? Но ничего, батюшка все объяснит, утвердит, наставит, и все будет в ажуре».

Глава II. УДАЧНОЕ НАЧАЛО

На следующий день Деснин трезвонил в дверь Юлькиной квартиры.

– Кого там черти носят в такую рань? – послышался из-за двери недовольный голос подруги.

– А ты открой – увидишь, – отозвался гость. – Да и обед, вообще-то, уже скоро.

Щелкнул замок. На пороге показалась заспанная Юлька. Деснин слегка обомлел. Он как-то забыл, что девушкам свойственно превращаться в женщин. А перед ним стояла не восемнадцатилетняя телка, которую он когда-то подцепил, скрываясь в Смирново, а женщина в полном соку.

– Я это, не помешал? – засуетился Деснин. – В смысле у тебя кто-то есть?.. В смысле сейчас… В смы… А-а! – махнул он рукой.

– Сейчас – нет, – Юльке было приятно это смятение. – Заходи. Я после смены как раз.

Едва переступив порог, Деснин вынул из-за спины руку и как бы невзначай сунул Юльке розу. Цветок произвел особое впечатление. Юлька смотрела на него как на что-то сверхъестественное. Затем осторожно взяла двумя пальцами и вдруг заплакала. Такой реакции Деснин никак не ожидал. «Мало, наверное, – думал он, – надо было еще взять. Не годится совет цветочницы, мол, лучше часто по одной розе, чем дюжину в год».

– Мне никогда не дарили цветов! – всхлипнула Юлька.

– И мне, тьфу, в смысле и я не это… Ну чего ты ревешь? Я тебе еще куплю, – попытался было Деснин успокоить подругу.

– Правда? – всхлипнула Юлька и разревелась еще пуще.

«Похоже, я от баб совсем отвык, – думал Деснин, переминаясь на пороге, пока Юлька наливала воды в вазу и бережно ставила в нее розу. Деснин даже успел поймать себя на мысли, что ревнует к этому цветку. Юлька, словно почуяв это, улыбнулась:

– Ну, чего встал-то как неродной? Иди вон прямо в ванную. Помойся сначала, да переоденься. У меня ж и шмотки твои остались. А то, чай, всех вшей да блох с зоны-то припер. Ты на себя хоть в зеркало глянь – на кого похож.

Деснин последовал совету и, посмотревшись в зеркало, пришел к выводу, что видок у него, действительно, не самый лучший.

– Н-да, – произнес он, поглаживая еще не успевшие отрасти волосы. – Недаром, вчера поезд ждал в Москве – зашел в новый храм, громадина страшная, и слышу сзади одна бабка другой базарит: «Ты за этим приглядывай – как бы чего не спер». А потом поп вышел и вылупился на меня так подозрительно. Я думаю: «Чего это ты на меня, батюшка, так косишься? Али я рожей не вышел?» Видать не вышел. А сами все говорят, что не о плоти, а о душе заботиться надо. Врут, получается? А один не врал – принял меня, каким я был. За то ему и поверил.

– Ты опять, что ли, про своего попа? – прокричала с кухни Юлька. – Достал уже с ним.

– Да ты пойми, Юль! Это такой человек. Есть в нем, – Деснин запнулся, стаскивая футболку, – что-то такое… Словами и не скажешь. Вот приезжали к нам на зону какие-то… баптисты, что ли. Ну, навроде попов, только без рясы. Говорят хорошо. И Библии бесплатно раздают. Но все равно не хватает чего-то. А вот у него это самое «чего-то» есть.

– Угу, из-за этого «чего-то» ты и сел, – оборвала его Юлька.

– Да ладно тебе. Как сел, так и вышел. Не об том речь. Я про то сказать хочу, что в нашей, русской церкви на меня вона как косились, стоило зайти, а эти самые баптисты сами по зонам ездят, не брезгуют. Просто человеком себя чувствовать начинаешь.

– Ну, все, хватит, – не выдержала Юлька. – Что-то ты больно говорливый стал. Раньше вон слова не вытянешь. А теперь… В письмах писал только про своего Бога, теперь приехал – снова про него. Крыша в пути называется. Иди лучше мойся. Я пока приготовлю все.

Впервые за столько лет Деснин оказался в теплой ванной. Он разомлел, раскинул руки и так лежал минут двадцать, просто балдея от свободы. Затем пустил душ и принялся нещадно драить свое тело мочалкой, словно стирая с себя всю накипь, все темное, прошлое. Казалось, пенистый поток уносил все это прочь, в канализацию, навсегда.

Пока Деснин мылся, с собрания партактива вернулась Анна Петровна – Юлькина мать, которую гость, выходя из ванной, чуть не сбил с ног дверью.

– Здрасьте, – только и нашелся он что сказать и вновь закрылся. Стоя за дверью, он лихорадочно соображал, что это за тетка и лишь с трудом опознал в ней «тещу» – настолько та поизносилась за последние годы. В свое время она, как передовик производства, была даже депутатом облсовета и всегда занимала активную жизненную позицию. Всю жизнь копила на отдельную квартиру, но в 91-ом грохнула инфляция и все вклады обесценились. Пережить такое Анне Петровне помогло лишь то, что в последний год своего существования советская власть все же сподобилась выделить ей двушку. Но затем уже другое государство накололо всю страну с ваучерами, а в результате дефолта 98-ого года отобрало последние копейки. Муж Анны Петровны спился с горя, а сама она подалась в революционеры, даже вступила в одну оппозиционную партию.

Теща также не сразу признала Деснина.

– Юль, он чего – сбежал? – наконец услышал Деснин настороженный вопрос из-за двери.

– Да нет – выгнали. Говорят: на хрена ты нам здесь не нужен, – отозвался он сам шутливым тоном, а затем уже серьезно добавил. – Да не боитесь вы – досрочно меня выпустили. Не верите – справку показать могу.