Война кланов. Охотник 1

На миг я ясно вижу себя внутри машины, милиционеров по краям и впереди. Люди застывают, как будто кто-то нажал на видеопроигрывателе кнопку «пауза». Я же выпархиваю из своего тела и зависаю в салоне невидимым духом.

Очень необычно видеть себя со стороны – будто умер и теперь витаю над недвижимым телом. И время замедлилось до такой степени, что я вижу, как медленно падает капелька пота с носа Голубева. Дым неторопливо вытекает изо рта водителя, закрывается в моргании глаз милиционера на переднем сидении, летит к моему лицу кулак следователя.

И змеится молния шокера в руке сержанта!

Так вот что он искал в кармане! А я как раз повернулся к Голубеву и руками закрываю голову. Молния тянется к моей шее, должна ужалить в то место, где заканчивается стрижка. Я чуть потянул руку на себя и шокер чуть отдалился в сторону.

Прикольно!

В этот момент я понимаю, что могу сделать с ними всё, что захочу. Могу выдавить глаза и оборвать уши, могу перебить сонные артерии и сломать гортани. Могу пробить виски, чтобы в следующую секунду в машине оказалось четыре трупа. Могу вытащить из кобуры пистолеты и нашпиговать свинцом каждого мента.

Я всемогущий. Я могу это сделать!

Но чем тогда я буду отличаться от этих уродов?

Да и Женька у них, а он вряд ли обладает такой приобретенной способностью.

Нет. Пока что нужно затаиться. Не надо показывать, что я могу – нужно узнать, что готовится дальше. Я решаю вернуться обратно.

Как только я подумал об этом, так тут же появилась надпись:

Второе задание выполнено:

Ты обуздал свои силы и приобрел новый навык "противостояние Зову"

Надпись моргает и пропадает. Неудержимая сила влечет обратно. Снова появляется ощущение тела. Я изворачиваюсь, вжимаюсь в пыльное сидение, и мимо моего носа пролетает рука с зажатой молнией. Как по расписанию электрический разряд встречается с кулаком Голубева.

Короткая вспышка.

Появляется запах горелой плоти, как будто опалили забитую свинью! Фу, ну и вонища!

Следователь выпрямляется на сидении, бьется головой о потолок салона и всей массой заваливается на меня. Голубева колотит от бешеных судорог. Накатившее исступление спадает, ноют ушибленные ребра.

– Стой! Тормози, Илюха! – тут же орет накосячивший мент.

Водитель бьет по тормозам, всех бросает вперед и расслабленное тело падает с меня. Я упираюсь рукой в спинку правого сидения – не могу отказать себе в удовольствии подставить локоть под нос следователю. Впереди раздается мат – милиционер приложился лбом о торпеду.

– Что у вас там? – оборачивается водитель, пока милиционер рядом потирает лоб.

– Херня получилась. Хорош рыло тереть, помоги Саныча вынести! – командует сержант, виновато осматривая расслабленное тело следователя.

– Ему терпила так зарядил? Хана тебе, пацанчик! – рявкает прапорщик и выскакивает наружу.

– Остынь, ему и так досталось. Не болтай, берись за плечи! – «шокерист» распахивает дверь, из которой вываливается следователь.

Суховатое тело следователя выносят наружу. Я помогаю из сострадания – все-таки не слабо получить разряд, особенно когда не ожидаешь. Хотя, если бы мог, то приложил шокер и не отпускал бы до тех пор, пока тело не перестанет трястись.

Ненавижу!

Следователя кладут на тент, который вытащил и раскинул на траве водитель. Голубев слабо подергивается. Сержант отирает бледное лицо мокрым платком, слушает пульс на запястье. Водила с другим милиционером курят в сторонке.

Я смог оглядеться. Ого! Оказывается, мы выехали за город и встали за Китово. Вечер опустился на землю, покрыл деревья и кусты оранжевым светом.

По сторонам дороги высится лес, весь в теплых красках, манящий и родной. Зеленые ели переплетаются с багряно-золотыми березами и желтыми кустами. Под лучами вечернего солнца деревья словно выступают на модном показе.

Изнутри леса кричит свобода, воздух влажно пахнет грибами и мхом. Лес манит и завораживает, а из темной глубины идет необъяснимый зов. Перед глазами пролетает образ мохнатой лапы, сдирающей дерн с земли. Опять возникает ощущение взгляда, как из тонированных стекол черного джипа. Но на сей раз не злобный и ненавидящий, а наоборот, манящий и завлекающий, будто зовущий к ужину крик мамы. Меня снова тянет невидимая веревочка. Тащит в лес, как до этого тянуло в Шую…

Но в этот раз я могу спокойно делать шаг назад. Второй и третий…

– Эй, ты куда направился? А ну залезь в машину! – прапорщик щелчком откидывает в сторону окурок.

Бычок пролетает по широкой дуге и падает в придорожную канаву, коротко пшикнув напоследок. Я и не заметил, как отошел к другому краю дороги. Хрипло каркает в стороне угольно-черный ворон. Его блестящие глазки оглядывали группу людей, костистые ноги нервно переступают по рыхлой земле.

– Надень на пацана браслеты, пусть в машине покукует. О, смотри, и Саныч очухивается. Крепкий он все же мужик, если после такого разряда уже приходит в норму, – сержант ещё раз смачивает платок из пластиковой бутылки и отирает лицо следователя.

– Я после шокера раньше включаюсь, так что не такой уж он и крепкий, – замечает прапорщик и вытаскивает из-за пояса наручники.

Холодные тонкие браслеты туго стягивают мои запястья. Мелькает шальная мысль – смогут ли милиционеры надеть эти игрушки на ручищи Вячеслава? Зов из леса стихает.

– Ага, от обычных шокеров, но у меня тесть – инженер-электронщик. Вот он и прибавил моей игрушке немного мощности. С червонца килоджоулей поднял до сороковника – на полчаса гарантировано расслабление и пускание слюней. Толковый он мужик, если бы не бухал ещё, – сплевывает сержант.

Голубев открывает здоровый глаз и ошалело оглядывается по сторонам. Милиционер заталкивает меня в «Уазик». Водитель тоже залезает со своей стороны, посматривает в зеркало заднего вида.

– Куда же ты полез, молодой? По-хорошему же предупреждали. Девок тебе мало, что ли? – сочувственно говорит он, кивая на обочину, где поднимают следователя.

– Так получилось. Куда мы теперь? – спрашиваю я, разбитые губы не очень располагают к беседе.

– В СИЗО, куда же ещё. Посидишь там, пока все не прояснится, или пока последний гопник не выйдет из комы, – произносит водитель и вытаскивает из пачки сигарету. – Не куришь?

Я отрицательно мотаю головой. Смотрю на следователя, как тот сидит на грязном тенте и материт неосторожного сержанта за «сюрприз».

– Почему последний? Их же трое в реанимации, – говорю я пониженным тоном, чтобы не услышали на улице.

– Кто-то отключил им в больнице аппарат искусственного дыхания. Списали на неаккуратность персонала, кажется, кого-то уволили. А этого смогли откачать, но сейчас находится в коме. Наши ребята дежурят у палаты, как возле мавзолея на Красной площади.

– Ничего себе. Ну и дела.

– Ладно, тихо тебе – вон Саныча ведут.

Распахивается дверца и, на сидение рядом сажают бледного следователя. Тот кидает на меня злой взгляд, но молчит. Я тоже не пытаюсь завязать разговор.

Ещё двое умерли, осталась последняя надежда на выжившего отморозка. Евгений не мог на меня всё повесить – не верю, это всё вранье следователя!

Полчаса монотонной езды и мы приехали в Иваново. Никогда не любил областной центр – хмурый он какой-то, тревожный, хотя ему и присвоено красивое звание «города невест».

Непонятное волнение возникало всегда, даже когда большой компанией гуляли по серым улицам. Вроде бы и веселились, и смеялись, но гнетущее чувство тревоги не оставляло во время прогулки ни на миг. Какая-то опасность таилась в большом городе, заставляла беспокойно оглядываться назад, противно чесались лопатки, словно предчувствуя удар в спину.

Машина проезжает по городу, мы подкатываем к серому высокому забору, поверху которого змеилась колючая проволока. Слева от коричнево-грязных ворот вылезает небольшое кирпичное строение КПП. Из-за забора выглядывает побеленное четырехэтажное здание с гостеприимными решетками на окнах. Два человека с автоматами курят у железных ворот. Водитель останавливается, извлекает из бардачка сверток и выходит из машины. Он скрывается за железной дверью пропускного пункта.