Пробуждение

– Гони!!! – скомандовал Максим растерявшемуся водителю.

– Макс, они живы! Пульс есть! – обнадеживающе воскликнул Дима.

– Гони!!! – повторно гаркнул Максим, выводя водителя из замешательства.

***

Год спустя. Тува. Солнце сменило цвет на багряный, уходя на покой и скрываясь за кронами могучих реликтовых сосен, опоясавших огромным частоколом чистейшее озеро в горных разломах.

– Вы знаете, Максим Павлович, в нашей стране, – да что уж там скромничать? – во всем мире, мало таких мест. До ближайшего населенного пункта триста километров бездорожья, – собеседник молодцевато, несмотря на свой зрелый возраст, забросил спиннинг и посмотрел на Максима пронизывающим взглядом, от которого почему-то побежали мурашки по телу. – Я в прошлом году щуку поймал на этом озере. Пришлось серьезно напрячься, чтобы поднять ее для фотосъемки. Двадцать один килограмм!

– А мне давно не приходилось рыбачить, – скромно ответил Максим, вслушиваясь в густую тишину сибирского леса. Максим забросил спиннинг поближе к камышам, спугнув заливающуюся в экстазе от дурмана теплого вечера лягушку, и ответил на внимательный взгляд собеседника.

– Я очень рад с Вами познакомиться, Максим Павлович! Ваше досье – самый любопытный документ, который мне довелось видеть за всю мою практику, включая службу в разведке, а там, как вы можете догадаться, банальности не в ходу, – собеседник расслабленно откинулся на кожаное кресло компактного катера и нажал крышку фильдеперсового термоса. – Кофейку?

– Да. Спасибо, – Максим еле заметно улыбнулся. – Никогда не мог представить себе такой картины, господин Президент, хотя уже давно перестал удивляться сюрпризам, которые подбрасывает жизнь.

– Хуже, когда жизнь перестает нас удивлять. Но признаюсь, что никак не могу взять за аксиому проверенное утверждение, что жизнь богаче любых наших фантазий. Когда мне положили на стол аналитический доклад, подготовленный на основании Ваших данных, я отнесся к нему с изрядной долей скепсиса, но отдал распоряжение о подготовке контрмер на действия наших заокеанских визави по эскалации конфликта в Сирии. Когда они начали действовать по обозначенному Вами сценарию, мы их уже ждали. И любые шаги наших оппонентов укладывались в расставленные нами капканы. Вы не представляете, Максим Павлович, как они скрежетали зубами, когда на дипломатической доске им был опять поставлен мат, – Президент удовлетворенно отхлебнул горячего кофе.

– Почему опять?

– В Северной Осетии мы их неприятно удивили, а если называть вещи своими именами, то можно констатировать, что мелкие приспешники американцев, распоясавшиеся под их «крышей», боязливо прикрыли антироссийскую риторику, поняв, что Штаты далеко и им не всегда есть дело до своих шестерок, а Россия близко и не так слаба, как это было еще десять лет назад. Это была наша победа.

– Локальная, – позволил себе дерзкое замечание Смыслов и тоже сделал глоток.

– Да. Согласен. Один гол в ворота противника не гарантирует победу, но увеличивает ее вероятность. Вы знаете, что противник контролирует все основные функции организма современной цивилизации: финансы, энергетику, военно-промышленный комплекс, медицину, науку, сельское хозяйство, средства связи, космос, а также имеет политическое доминирование. В таких непростых условиях игру необходимо вести тонко, а не лезть на врага с шашкой наголо. Мы слишком многое упустили в свое время.

Максим грустно смотрел на заходящее солнце и молчал.

– Я знаю, что Вы потеряли жену и многих друзей, отстаивая свои идеалы. Большие цели подчас требуют от нас больших жертв.

– Мы могли проиграть. Вы же знаете, что информация в итоге была получена благодаря тому, что пуля лишь вскользь прошла по черепу Анжелы Полуяновой, и своевременной реакции Стаса Поплавского, прикрывшего ее тело. Пуля – дура, а попади она точнее, и вся наша многолетняя работа рассыпалась бы в пыль. Да и не могу я простить себе смерти моих друзей, а особенно жены.

– Вы, Максим, и ваши друзья должны знать, что сумели остановить масштабное кровопролитие, в результате которого неминуемо пострадала бы и наша страна.

– Я не уверен в завтрашнем дне, господин Президент. Хорошо, что нашлись сегодня люди, способные решить эту задачу. А будут ли они завтра? Найдутся ли люди, способные отдать жизнь за идеалы, за Родину… как Стас Поплавский, как Александр Слепчук, как Арина Смыслова.

– Вы… ты сомневаешься? – вдруг перешел на «ты» президент, и взгляд его заметно посуровел.

– Да, – Максим упрямо посмотрел в глаза президента. – Извините, если моя точка зрения не совпадает с Вашей. Может, даже за некоторую дерзость, но я сомневаюсь, – Максим на секунду умолк, перебрасывая спиннинг.

Президент, несколько нахмурившись, ожидал объяснений.

– Люди должны чувствовать свою идентичность, свою сопричастность друг к другу, как большая семья, род или народ, которая цементируется общей культурой, традициями, языком, религией и историей, оболганной в России множество раз. И, конечно же, общей кровью, потому что она несет генетическую память сотен поколений, выживших за свое будущее, за свое потомство, за нас с вами, господин Президент, и передает исторический опыт этого выживания, словно иммунная система. Единство рода, чистота крови, преемственность веры – так учил меня мой учитель.

– Но весь прогрессивный мир пошел другим путем и только выиграл оттого в своем развитии, – скорее, не возразил, а закинул кость для дальнейшего разговора президент.

– Я видел это развитие на много десятилетий вперед. Правда, в возможном, гипотетическом варианте. Но вероятность его более перспективна по отношению к другим вариантам будущего, – глаза собеседников встретились. – Мой отец был еще совсем сопливым юнцом, когда в Москве проходил Первый Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Тогда, в 1947 году, появление чернокожих людей на улицах Москвы выглядело как невиданная доселе диковинка. Через тридцать-сорок лет белокожие люди будут выглядеть такой же экзотикой на улицах Парижа, Рима и Вашингтона. И это напрямую касается наших потомков и будущего России, господин Президент.

– Да, я знаком с твоими способностями и методами работы. Впечатляет, хотя на бумаге это выглядит как фантастика.

– В реальности же значительно нагляднее и гораздо проще, – Максим сделал пасс на одиноко стоящий камыш, и тот воспламенился, раздвигая сгущающиеся сумерки. – Но это шапито. Серьезные задачи оказываются подчас непреподъемными, и нескольким энтузиастам, будь они хоть семи пядей во лбу, не справиться.

– Твоя позиция мне кажется спорной, но заставляет задуматься. Я хочу предложить тебе и твоим друзьям службу в аналитическом отделе в одном ведомстве, занимающейся оценкой глобальных угроз и рисков для России. Хотел ли ты послужить еще Отечеству?

– Хотел бы, – искренне ответил Максим. – Только мне нужен небольшой отдых. Недели две-три.

– Значит, сработаемся и обязательно продолжим нашу беседу. Кстати, вся ваша героическая команда будет максимально защищена. Уже работают над вашими новыми легендами. Придется привыкать к новым именам, фамилиям, автобиографии и месту жительства. Через три недели зайдете по этому адресу. Вас будут ждать, – президент махнул рукой, и к ним причалил катер с охраной, стоявший неподалеку. – На сегодня все, ребятки! Уха – и спать. Во сколько вертолет, Николаич?

– В шесть утра, господин Президент.

– Принимай улов, – небрежно бросил садок в руки Николаича президент. – Крупнее трех килограмм нет. Да и хорошо, а то скажут, что ты в водолазном костюме мне щук на крючок насаживаешь, – охрана дружно загоготала, и утки, испугавшись запредельных для этих безлюдных мест децибелов, взметнулись в багряное небо.

***

Москва. Ресторан «Река».

– Я никогда не была в таком потрясающем месте, – Елена Михайловна, очарованная потрясающим видом Москвы-реки, стеснительно поправила прядь волос, и в ее скованности чувствовалась провинциальная застенчивость. Впрочем, Даша с Димой были неслыханно рады, что им удалось переманить Елену Михайловну в Москву. Будет кому нянчиться с внуками. Даша в ультимативной форме заявила Диме, что от мамы она никуда теперь не уедет. На нее очень серьезное впечатление оказала встреча с состарившейся вдруг мамой. Она уезжала от красивой и сильной женщины, а приехала к седовласой и истосковавшейся по родной кровинке женщине с пошатнувшимся здоровьем. Даша, стараясь загладить свою вину, не отходила от мамы, пытаясь насытить комфортом ее жизнь, хотя Елена Михайловна была и так безмерно счастлива.

Максим с грустью всматривался в родные лица, собравшиеся вспомнить о Стасе в день его годовщины. Они не могли посетить могилу Стаса, приютившую его прах на чужбине. Впрочем, как и могилу Арины и Шурика. Оттого так тоскливо было на сердце.

– Не чокаясь, – поднял рюмку Максим. Даша с Еленой Михайловной притихли. Дима молча поднял рюмку. Анжела грустно смотрела в рюмку, пряча от присутствующих глаза, полные слез, которые она незаметно промокала кончиком черного шарфика, сменившего платок, как только отросли волосы после ранения. – За настоящих людей, каких мало. Я знаю: там ему хорошо и, возможно, он сейчас с нами. Возможно, Анжела, он держит тебя за руку и вытирает тебе слезы. В любом случае, он позаботится там о нас. За тебя, Стас! – Максим опрокинул рюмку, и комок, сковавший горло, немного рассосался.

– Ты хотел что-то сообщить нам? – едва слышно спросила Анжела, не поднимая глаз.

– Ты винишь меня? – ответил вопросом на вопрос Максим.

– Нет. Человек всегда находится перед выбором, предложенным обстоятельствами или людьми. Но делает он свой выбор, и мы его сделали, как посчитали нужным.

Максим проницательно посмотрел в глаза Анжелы, которые она лишь на секунду подняла, отвечая на вопрос, и, налив еще рюмку, тут же опрокинул ее в одиночку.

– Я разговаривал с президентом. Он предложил нам службу, – Максим внимательно посмотрел на друзей. – Я знаю, что вам трудно будет ответить мне и даже себе на этот вопрос. Но я решил, что смогу послужить Отечеству. Я собираюсь съездить в Киев. По приезде позвоню осведомиться о вашем решении.

Все заинтересованно посмотрели на Максима, сфокусировав общее внимание, словно лучи солнца линзой.

– Мне кажется, я еще больше стал дорожить близкими людьми, потеряв некоторых из них, – отведя взгляд на осенний пейзаж холодной реки, нехотя объяснился Максим.

– Передавай привет, – напутствовал Дима, едва уловимо улыбнувшись.

Глава 43. Яд любви

В этот год бабье лето выдалось в Киеве традиционно теплым: уже неделю стояла сухая солнечная погода, но солнце не жгло по-летнему безжалостно, а нежно ласкало кожу пляжно одетых горожан. Но, как только солнце скрывалось за горизонт, вечерний воздух начинал бодрить своей прохладой и наполнялся свойственной только этому времени года прозрачностью и ароматом. Максим Смыслов не спеша шагал по Крещатику, отмечая про себя, что могучие липы и свежевысаженные каштаны, которых девять лет назад здесь не было, уже слегка зазолотились, и оттого душа наполнялась светлой грустью. Впрочем, это необычное прежде состояние души становилось для Максима вполне рядовым. Может быть, от того, что многие близкие ушли в мир Нави, а может, потому, что неимоверное напряжение последних лет сменилось долгожданным спокойствием, дающим пищу для размышлений и воспоминаний. Или все-таки потому, что сердце по-прежнему не успокоилось и ждало встречи с Миланой. Смыслов шел, и ему казалось, что он может так идти целый день, потому что его сердце трепетало от предвкушения встречи, но он не знал, что произошло за эти девять лет. Какая она теперь? Той молодой и задорной пигалицы уж нет. Пройден немалый жизненный путь, за которым разрушенные или укоренившиеся, а может, вновь приобретенные принципы и опыт. Хранит ли ее сердце хоть часть тепла к нему или встретит его холодной сталью зеленых глаз? Скорее всего, за эти годы ее не раз окрыляло это самозваное чувство любви и его появление будет лишь сентиментальной глупостью. Максим отдавал себе отчет в том, что обо всем он может узнать при большом желании, применив лишь свои способности, но нарочно не делал этого. Во-первых, потому, что считал любое магическое воздействие по отношению к Милане преступным для своей совести, а во-вторых, пусть даже все его опасения подтвердятся, он сможет увидеть ее, а может, и разрушить ее предубеждение или обстоятельства, стоящие между ними. Но сейчас думать ни о чем не хотелось. Максим отключил аналитическую деятельность мозга и дал волю душе, обуреваемой целой палитрой чувств. Солнце уже начало клониться к закату, когда Смыслов устало присел на лавочку около дома Миланы. Просканировав взглядом знакомое окно с новыми бирюзовыми занавесочками, он понял, что ее дома нет. Максим сидел, дожидаясь возлюбленную, и в его памяти всплыли воспоминания об их последней встрече. Сердце неотвратимо наполнялось болью утраты. Бывают длинные романы, о которых потом и вспоминать не хочется, но есть и короткие встречи, о которых не забыть никогда, которые меняют жизнь.

Тополя уже отбрасывали довольно длинные тени, когда в поле зрения Максима попал знакомый силуэт в ярком лососевом платье. Максим непроизвольно поднялся, едва заметив прекрасный образ любимой женщины. Да, конечно, она изменилась. Это была уже взрослая женщина, но все такая же хрупкая и божественная, как прежде. Их глаза встретились, Милана вздрогнула от неожиданности, и в ее взгляде Максим увидел восторг, вызванный неожиданностью его появления. Они медленно, словно не веря своим глазам, приближались друг к другу. Мозг лихорадочно отмечал знакомые черты и сканировал мимику, пытаясь определить спектр чувств, вызванных встречей. Максим взял ее руки и, поцеловав их, заглянул в любимые глаза, полные слез, отчего они из светло-зеленых превратились в ярко-изумрудные.

– Как я ждал этой встречи, – на выдохе произнес Максим, когда Милана очутилась в его объятиях.

– Я не знала, увижу ли тебя. Прости меня. Я видела тебя в Сербии. Мне звонил твой друг Дима, и я приезжала к тебе, – Милана стыдливо прятала глаза от Максима, а он молчал, ожидая все же ее запоздалые объяснения.