Вперед, по жизни

– Щас, – тут же отреагировала Ритка и вбежала в дом.

Через несколько минут она выбежала с какой-то коробкой.

– Вот. Из неё мамка брала мне йод, – взволнованная Ритка передала коробку Леньке.

Ленька достал бинт из коробки, нашел там йод, намочил кусок ваты йодом и принялся обрабатывать кусок оторванной шкуры за ухом Серого.

Здорово цапанул его здоровяк. За ухом был оторван кусок кожи с шерстью, из которого постоянно шла кровь.

Когда Ленька смазывал йодом рану, Серый даже поскуливал. Наверное, йод щипал в ране. Но пес не отходил от Леньки, как будто, чувствовал, что Ленька делает ему добро.

Ритка, стоявшая рядом, придерживала Серого за холку, крепко в него вцепившись.

От волнения она все время что-то говорила, на что Ленька мало обращал внимания, автоматически отвечая на ее вопросы:

– Лёнь, а ты не боялся, когда кинулся на собак?

– Да не помню я, – отмахивался от нее Ленка, занятый обработкой раны.

– Лёнь, а ты всегда такой храбрый? – Ритка в восторге старалась заглянуть в Ленькины глаза.

– Да отстань ты, – Леньке некогда было отвечать на Риткины вопросы, он мазал Серому кусок оторванной кожи и старался прибинтовать его к голове. – Ты лучше Серого держи, а то он от боли и меня сейчас может цапануть.

– Лёнь, а зачем ты полез к собакам? – продолжала спрашивать Ритка возбужденным голосом.

Она крепко сжимала Серого за голову, приговаривая при этом все ласковые слова, которые она знала, стараясь успокоить скулящего пса.

– Да откуда я знаю? – так же автоматически отвечал на все ее вопросы Ленька, занятый обработкой раны Серого. – Ну, полез и полез. Разве я об этом думал? Мне просто стало страшно за Серого.

– Нет, Лёнь, я бы так не смогла, – восторженно смотрела Ритка на Ленку. – У меня бы на это смелости не хватило.

Ленька немного прервался от обработки раны:

– Дура ты Ритка! – посмотрел он ей в глаза. – Когда друг находится в беде, то ты и не на такое пойдешь. А если бы его убили? Что бы ты потом делала? – он достал очередной бинт, стараясь как можно плотнее прижать оторванный кусок кожи к голове с его помощью.

Ритка на это вообще ничего не ответила, а только смотрела за Ленькой и его руками, которыми он старался облегчить боль Серого.

Вот так и окрепла дружба Леньки с Серым.

И всегда, когда ребята возвращались с работы, первым, кто их встречал на прииске – это был Серый.

А иной раз, он ходил с Ленькой на работу.

Ленька рубил профили, а Серый появлялся, то тут, то там, и всегда бегал вокруг него кругами, как будто оберегая его от какой-то опасности.

Ленька рубил профили, а Серый появлялся, то тут, то там, и всегда бегал вокруг него кругами, как будто оберегая его от какой-то опасности.

Он как чувствовал, когда Леньке надо было сделать перерыв, подбегая к нему и верно заглядывая в глаза. Конечно, он хотел получить небольшой кусочек из «тормозка», который Ленька брал с собой на целый день. Это то и было понятно Леньке.

Но, иной раз, Серый подбегал к нему во время небольших перерывов и верно заглядывал ему в глаза. Порой, в них даже было страшно смотреть, настолько они были человечьими. То ли Серый хотел высказать этим взглядом верность Леньке, то ли уберечь его от внешней угрозы, от которой он его сейчас спасает, то ли он благодарил его за все. Леньке это было не понятно. Он иногда брал морду Серого к себе в руки и, поцеловав его в мокрый нос, спрашивал:

– И чего-то тебе надо? Что ты еще хочешь? – а Серый, вырвавшись из Ленькиных объятий, отбегал в сторону, а потом, потянувшись на передних лапах, несколько раз гавкал.

Клещей на нем было немерено. В небольшие минуты перерыва Ленька их из него вытаскивал.

Слава Богу, что за все время пребывания в тайге, Ленька вытащил из себя только одного впившегося клеща из-под мышки.

Хорошо, что они всегда соблюдали советы Анатолия Павловича и Михалыча. В тайге они носили энцефалитки, всегда полностью застегнутые, несмотря ни на какую жару и пот, иной раз застилавший и разъедающий глаза. А после работы из всех швов энцефалитки вытаскивали по десятку клещей.

Серый все время, старался быть рядом с Ленькой, даже вечером, когда ребята возвращались с работы, то они шли уже вчетвером – Лёнька, Витька, Сашка и впереди них всегда бежал Серый.

Через два дня, после того, когда мальчишки вернулись с работы, Валеев, Соколов, Анатолий Павлович и Серега ушли на Гилюй проводить топографическую съемку. С ними ушла и мать Ленки.

Ленка осталась одна.

Иван Михалычу приказали, чтобы он за ней следил. И он перешел ночевать в дом, где жили Соколов с женой и Ленкой.

Мальчишки и два Бориса остались жить в прежнем доме.

Дни текли в прежнем размеренном темпе.

Подъем, завтрак, работа, ужин, небольшой отдых и сон.

В один из таких дней, когда уже надоело рубить лес и прокладывать просеки, Витька предложил:

– Слышь, пацаны, а пошли на гидравлику. Посмотрим, как она работает, чё там мужики делают. Ведь интересно же. Мы уже сколько здесь? А ни разу там не были.

– Конечно, пойдем, – поддержал его Сашка. – Надоело уже лес рубить, надо хоть и для себя что-то сделать.

А что было отказываться? Надо было посмотреть и эту достопримечательность прииска Комсомольск на Хугдере. Ленька с этим был вполне согласен.

В тот день мальчишки закончили работать пораньше.

Собравшись вместе на просеке, они вышли на дорогу, и дошли до места, где от Хугдера был сделан отвод воды на гидравлику.

По тропинке, что вела вдоль желоба, они прошли до того места, где желоб заканчивался и от него вниз вела труба, ведущая к гидромонитору.

Вдоль этой трубы, по отвесному склону, они спустились вниз к эстакаде, на которой и был установлен гидромонитор, который обычно все называли пушкой.

К концу трубы этой пушки был подсоединен шланг, по которому вода подавалась к тыльной части монитора. Из-за перепада давления воды и сужения сопла гидромонитора из его ствола вырывалась мощная струя воды, которой он размывал грунт карьера и подавал его на слип.

Сейчас за пушкой стоял крепкий мужик, который ловкими движениями направлял струю воды на слип. Т.е. на пологую эстакаду.

Мальчишки уже знали, что на этой эстакаде лежат резиновые коврики, в которых находится ртуть. Вода в смеси песка и камней, должна была проходить по слипу. Золото, как самый тяжелый ингредиент, впитывался ртутью, а вода дальше уходила в Хугдер, воды которого после прииска были грязно-жёлтого цвета.

Спустившись с сопки, они с интересом смотрели, на высокого, широкоплечего, в темном, блестевшем от воды непромокаемом плаще, и низко надвинутой на глаза зюйдвестке мужика, который ловко управлял гидромонитором.

Увидев приближающихся мальчишек, мужик обернулся и крикнул: